Дальняя дорога - Шидловский Дмитрий (бесплатные книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Увидев Артема, боярин посмотрел на него недовольно и принялся о чем-то шептаться с секретарем.
– Проходите, – сказал секретарь Артему и продолжил перешептывание с боярином.
– А, Артем, – встретил его князь, – соболезную. Знаешь уже обо всем, видать.
– Знаю, – кивнул Артем.
– Как мыслишь, кто мог тело барона похитить?
– Не ведаю, – отозвался Артем. – Сам дивлюсь.
– Моя личная охрана уснула стоя на посту, – люди, которые со мной с Тихвина, – бросил князь. – Не бывало такого. В ворота крепости никто не проходил, я приказал всех досматривать. Куда делось, не ведаю.
– Дозволишь ли, князь… – Дверь приоткрылась, и в кабинет снова зашел боярин Алексей.
– Да, – отозвался князь.
Алексей прошел в кабинет, сел на лавку и приготовился слушать разговор. Князь снова повернулся к Артему:
– Потеря барона фон Рункеля тяжела для меня. Хорошим он был полководцем, мудрым советником. На боярина Алексея да на тебя у меня теперь надежда. Хотел я барону последние почести отдать, ну да видишь, как вышло. Ты не знаешь, не было ли родственников у него или завещания?
– Вроде не было, – ответил Артем. Он отметил про себя, что особого сожаления в голосе князя нет. “Ну что же, – подумал он, – мавр сделал свое дело… Не любят правители советников, что умнее их. Так что, даже если бы этот неведомый враг не появился, барону до опалы недолго оставалось. В этом он был прав”. В тот же момент он поймал на себе ненавидящий взгляд боярина. “Ишь, соперника увидел, – подумал он, – ну успокойся, ухожу уже. Сам заваренную кашу расхлебывай”.
– Стало быть, имущество барона в казну отходит, – констатировал князь. – А тебе… – Он на минуту задумался, потом подошел к невысокому длинному сундуку, стоящему в углу, открыл крышку и достал из него саблю барона. – Держи. Знаю, как дружны вы были. Думаю, барон бы одобрил.
Артем поклонился и бережно принял саблю. Дамасская сталь, память о Рункеле. Комок подкатил к его горлу.
– Ну, так с чем ко мне шел? – спросил князь.
– Известно тебе, князь, что с датчанами необходимо переговоры провести, чтобы по осени зерно через их воды беспошлинно возить. Посол датский ни мычит ни телится. Хотел просить тебя, князь, чтобы отпустил ты меня в Копенгаген, с министром по делам торговым говорить.
– Сейчас, стало быть, передумал? – спросил князь.
– Нет, князь, дело есть дело. Ехать мне надобно. Иначе много денег казна потеряет в этот год. – Краем глаза Артем заметил, как удивленно взвились брови боярина Алексея.
– Да, вижу, не ошибся я в тебе, – довольно сказал князь. – О княжьих делах печешься, даже когда друга потерял. Верный слуга. Хвалю. Когда ехать хочешь?
– Если будет на то твоя княжья воля, завтра корабль туда отплывает. Позволь отбыть.
– Дозволяю, ступай.
Артем поклонился, повернулся на каблуках и вышел, чувствуя, как буравит его взглядом Алексей.
Выходя из дворца, Артем встретился с казначеем, который, поднимаясь по лестнице, поспешил спрятать злорадную улыбку в бороде. Посмотрев на него, Артем вдруг понял, что может и не мстить этому человеку. Что тот сам уже выкопал себе могилу и теперь заигрывает с собственным палачом. “Каждый сам создает свою судьбу, – вспомнил он слова барона, – и то, что кто-то не может оценить последствия своих шагов, вовсе не означает, что он избежит ответственности за них”. И еще вспомнилась ему строчка из песни такой далекой и вдруг вновь ставшей близкой “Машины времени”: “А все, что было, зачтется однажды, каждый получит свои. Все семь миллиардов растерянных граждан эпохи большой нелюбви”.
“Да, подумал он, век двадцать первый, век четырнадцатый, все одно – эпоха большой нелюбви. Рвем друг другу глотки, льем кровь за должности, дворцы, светлое будущее, – все одно. Кончится ли это когда-нибудь?” И сразу понял, кончится, и осознал как.
Придя домой, Артем был вынужден провести жесточайшую ревизию собранных Ольгой в дорогу вещей.
– В церковь мы поедем на карете, – сказал он, – но даже наши слуги не должны заподозрить, что мы уезжаем дольше, чем на несколько часов. Питер отвезет в порт еще один сундук, среднего размера, якобы нашу одежду на починку, но больше мы взять ничего не сможем.
Он увидел, как Ольга с большим сожалением распаковывает и выкладывает вещи. “Бедняжка, – подумал он, – она так привязалась к этому месту, к своему новому положению и баронскому титулу, и ей теперь так горько терять их. Она даже не знает, что ее ждет впереди”. Он вдруг понял, что те повороты, которые были в его судьбе, начиная с этого бешеного перемещения во времени и пространстве или даже раньше, когда цветущая с виду фирма вдруг превратилась в банкрота, когда необычная любовь начальницы сменилась резкой ненавистью, все это вместе действительно приучило его не привязываться ни к месту, ни к положению. Барон только сформулировал для него это достаточно четко, помог осознать. Судьба может вознести на самую вершину в мгновение ока и столь же быстро низвергнуть. Это может от тебя даже не зависеть. Поэтому наслаждайся удачами и не горюй над провалами. Твоя задача сделать все, чтобы подняться выше и сохранить жизнь и то, что завоевал своим трудом, кровью и потом. А получится или нет – “На все воля Божья”, как говорил отец Александр. А Ольга совершила отчаянный поступок, когда сбежала из родительского дома, и теперь думала, что вытянула золотой билет на всю жизнь. А такого не бывает, просто не может быть. И пока она этого не поймет, любая перемена в жизни будет причинять ей боль.
Он подошел и обнял жену. Она прижалась к нему и тихо заплакала.
– Ну что ты, – начал успокаивать он ее. – Теперь все будет хорошо.
– Мне страшно, – прошептала она.
– Не бойся, я с тобой. Все будет хорошо, любимая. Я не оставлю тебя. Думай о ребенке, а я позабочусь о вас обоих.
Она прижалась к нему ближе.
Глава 70
Исчезновение
Питер действительно был мастером конспирации. Приехав в церковь, они незаметно перескочили в неизвестно откуда взявшуюся крытую повозку и на ней прибыли в порт. Уже в повозке они переоделись в приготовленную Питером одежду, соответствующую людям из купеческой семьи средней руки, и в таком виде взошли на борт корабля купца Улафсона. Несмотря на удачный маскарад, Питер потребовал, чтобы они немедленно спрятались в трюме и не выходили на палубу раньше чем через час после отплытия.