"Фантастика 2024-83". Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич (читать книги бесплатно полностью без регистрации .TXT, .FB2) 📗
Гордость, опять же. Лидер Сибирской индустриализации. Рельсами, на нашем заводе выделанными, чуть не весь путь от Красноярска до Тюмени выложен. Есть у тебя в усадьбе топор? Так в трех хозяйствах из каждых пяти весь инструмент наше клеймо имеет. Сейчас вот узкоколейку до Шорских месторождений дотягивают. Чугун там давно уже варят. Но прежде чушки чугунные к навигации накапливали, и на баржах по Томи летом к заводу тянули. Теперь круглогодично сырье поставляться будет. Ну и людей попутно перевозить. С тех пор, как Государь концессии на Алтайские месторождения дозволил частным людям продавать, в Шории и на Алтае много чего по наоткрывалось. Чуйский тракт чуть ли не в шоссе превратился. Из Чуйской степи серебро и свинец везут. В Кош-Агаче, где я, помнится, церковь православную закладывал, центр торговли с Монголией выстроили. Со знаменитой Нижегородской ярмаркой конечно не сравнить, но торговые обороты каждый год удваиваются.
За прошлый год в отчете губернатора цифра в пять миллионов рублей серебром фигурировала. Реально сколько одному Господу ведомо. Купцы — они народ такой, своеобразный. Кто-то последние штаны продаст, чтоб кичиться потом своей небывалой оборотистостью, другой — копеечку к копеечке складывает, каждый рубль в лицо знает. Из такого сведения о его торговле выудить, только, наверное, жандармским дознавателям по силам.
Улалай в средних размеров городок превратился. Место удобное, хоть и чуть в стороне от тракта. Там уже только православных церквей штук пять имеется. И Южно-Алтайское гражданское правление. А еще больница и казармы казачьей дежурной смены. Томский городовой казачий полк крепко границу стережет, хотя в крепости, что мы в Чуйской степи начинали строить, давно уже в качестве гарнизона регулярные войска с пушками.
Все двигается, шебуршится, развивается. Из России в сытую и свободную Сибирь за последние пять лет чуть ли не миллион людей переселилось. Понятное дело, далеко не все они до Тоской губернии добрались. Многие раньше обосновались: в Тобольске, Тюмени, Омске. Но и Томску грех жаловаться. Население за десять лет удвоилось. Достижение? О, да! Это достижение, и я могу им гордиться.
А начиналось все, по большому счету, с механических мастерских и маленького железоделательного заводика, рабочих для которого мы от голодной смерти спасали. Датчане, привлеченные вдруг уехавшей с мужем в страшную Сибирь, принцессой Дагмар, потом уже были.
Одним из самых продаваемых продуктов, производящихся на моем Томском Механическом, как ни странно, стал простейший сепаратор на ручном приводе. Конструкцию мы честно у датчан подсмотрели, немного модернизировали и на рынок выдали. Теперь, считай, в каждой усадьбе сви собственные масло со сметаной делают. Вот железную дорогу по нормальному, с мостами, достроят, мы своим маслом половину Европы накормим. Вагон-холодильник тоже не слишком сложная штука. Простейший, понятное дело. С двойными, хорошо утепленными стенами, между которыми закладывается лед. Замороженную воду в пути подновлять придется, но это тоже дело не хитрое.
Чайковский! И ведь не сказать, что гигантского роста, а одним своим видом и сединами народ раздвигать умеет. Толпа перед Ильей Петровичем, как перед ледоколом, расступалась.
— Герман Густавович, — чуть приподнял он фуражку. — Весьма рад вас видеть.
— Взаимно, Илья Петрович. Взаимно!
А после, видимо посчитав, что официальная часть на том и закончена, вдруг шагнул ближе, и распахнул объятия. На которое я с удовольствием ответил.
Нынешний губернатор, Андрей Петрович Супруненко любезно выделил мне гостевые комнаты в своем доме. В том, что я построил, и которому был первым хозяином. Перед отъездом в столицу, продал строение Николаю Васильевичу Родзянко — назначенному исправлять обязанности губернатора Томской губернии. Пока я наместничал, Николай Васильевич в «Гостином дворе» ютился. Тоже, по своему, памятное место. И я там жил какое-то время.
В сожалению, Родзянко нас покинул. Слишком дотошным и ответственным господином оказался. Ну и, по своему, отважным. Знал ведь, что в пересыльной тюрьме свирепствует тиф, но все равно отправился туда с инспекцией. Не верил протежируемым мною докторам, что они делают все возможное. Сам решил убедиться. Ну и о том, что и сам заразился, никого в известность не поставил. Легкомысленное отношение к собственному здоровью выказал. Нет, я не в упрек. Пути Господа неисповедимы. По себе знаю. Коли начертано душе путь свой земной окончить, так тут хоть как за здоровьем следи, все одно помрешь. Назначил Он Герочке моему сосуд уступить пришлому из будущего, и как мы оба не сопротивлялись, так оно и вышло.
Грустно, конечно. Хорошим человеком Николай Васильевич был. Правильным. Все не верил, что мы, с помощью Фонда, в губернии почти полностью мздоимство победили. Искал. Докапывался. Чуть с полицейскими обыскивать Томскую контору Фонда не пришел. Впрочем, и пришел бы. Что бы изменилось? У Гинтара с отчетностью всегда полный порядок был.
Гинтар тоже умер. И неизвестно от чего. Просто потух, как свеча. Видно, выполнил все, что сам себе на жизнь назначил, и больше смысла бороться не нашел. Наследнику, тому нагловатому юноше, которого, помнится, ко мне представляться присылал, хорошее состояние оставил. Ежели наследник не дураком окажется, так еще гинтаровским внукам с правнуками останется.
Фондом в Томске теперь управлял один из многочисленного семейства Акуловых. Их тут много. Братья, кузены, племенники. Здоровенный семейный клан, в котором принято друг другу помогать. Этого вот в полугосударственную контору определили. Впрочем, люди его хвалят. Я ничего менять не стал. Хотя, мог, конечно.
Андрея Петровича, нынешнего губернатора, я еще по Главному управлению Западносибирского наместничества помню. Кем-то вроде чиновника по связям с Сибирским Военным округом был. Супруненко в СибВО дежурным штаб-офицером более пяти лет отслужил. Всю их военную кухню отлично знал. Что его побудило перевестись с военной службы на гражданскую — он не скрывал. Потолок. Полковник в тридцать пять лет — это практически предел. Генералами у нас в стране раньше пятидесяти не становятся. По гражданскому правлению таких установок нет. Я же стал в двадцать девять, на военные чины переводя, бригадным генералом. И даже не за заслуги. Просто, по знакомству. В Санкт-Петербурге статских советников больше, чем в иной губернии писарей. Отцовым друзьям-покровителям дать такой чин никакого труда не составило. А для Томска, я был большим начальником. Генералом!
Основное внимание Андрей Петрович уделял образованию. Все остальное, по его собственным словам, прямого вмешательства не требовало. А вот система образования в бурно растущем городе отставала.
— Летом шестьдесят шестого, — рассказывал губернатор. — Профессор географии из Лейпцига по фамилии Пешель, после победы при Садовой, одержанной прусской армией, написал в газете: «Народное образование имеет решающую роль в войне. Когда пруссаки побили австрийцев, то была победа прусского учителя над австрийским школьным учителем».
— Вот как? — удивился я. — Мне доводилось слышать мнение, что фраза это имеет авторство самого Бисмарка.
— О, да, — засмеялся Андрей Петрович. — Железный канцлер с удовольствием ее цитирует при случае. Сам он не слишком горазд на афоризмы.
— Это только так кажется, — хмыкнул я, припоминая, как в будущем станут, к месту и нет, повсеместно цитировать высказывания создателя Германской Империи. — Быть может, кому-то и его афоризмы понравятся. К тому же, посмотрим, что он станет говорить теперь, когда войска рейха застряли в позиционных боях.
— В их газетах уже появляются осторожные намеки, что Бисмарк не поддерживал идею новой войны с Францией, но был вынужден поддаться давлению жаждущих новых наград и побед военных.
— Это они зря, — покачал я головой. Мне в дороге, по понятным причинам, иностранных изданий не попадалось. А вот в Томск, в гражданское правление, по заказу Андрея Петровича их доставляли. — Во время войны ссориться с военной партией — это, по меньшей мере, глупо. Мы, в правительстве, накануне грядущих для Державы испытаний, напротив сплотились, как никогда прежде.
