Эмигрант с Анзоры - Завацкая Яна (первая книга .txt) 📗
Ладно, вот умру, и в загробном мире пойму, правильно это или нет.
Мы почему-то оказались на неплохом счету и в школе, и на производстве. И между прочим, даже общественной работой занимались – тут Зай был несправедлив. Арни со своим талантом рисовал все, что только необходимо общине. Таро выступал за общину на военных играх и в спорте – он и бегун хороший, и борец. Я участвовал в хоре – у меня голос неплохой выявили. Да и вообще мы от мероприятий отлынивали не больше других – и в Цхарновском дне участвовали, и в очистке территории.
Закончив школу, мы перешли в юношескую общину, ожидая направления на учебу. Конечно, большинство так и остается на производстве. Но мы, все трое, вполне могли рассчитывать на Магистерий. Арни в школьном рейтинге был первым. Я пятым, Таро – шестым. Второе, третье и четвертое места занимали девчонки, и все они давно уже получили места в Магистерии.
Арни не попал в Магистерий, потому что первые два раза отказывался сам. Места были – на педагогику и в Магистерий кинематографии. Арни – хоть и художник – рассчитывал на что-нибудь техническое, чтобы работать потом тоже на заводе, но инженером. Режиссером ему быть не хотелось, и он объяснял, почему. Я не смогу объяснять идеи, которые не мне принадлежат, говорил он. А свои там нельзя… В третий раз направление было на ракетчика, но Арни как раз заболел. Место досталось девчонке. «Тем лучше – сказал он. – Вот увидите, нам придут сразу три места». Мы промолчали. Шансы на три места, конечно, невелики.
Скорее всего, нам пришлось бы расстаться. Но все равно – Магистерий, высшее образование! Может, даже возьмут наукой заниматься после окончания, в научный городок. Ну а свобода передвижения у взрослых больше, мы могли бы встречаться время от времени…
А может быть, мы бы дожидались момента, когда дадут сразу три места. Почему бы и нет? Ведь бывает же такое…
Может быть, уже в этом году получилось бы. Пусть не самый престижный Магистерий, какой-нибудь танкостроительный.
Я знал о себе, что не так уж глуп. Почему бы и нет – я вполне могу заниматься наукой. Усидчивость у меня тоже есть, смогу хорошо учиться. Может быть, меня даже пошлют на какую-нибудь планету Федерации с разведывательными целями. Я сам не знаю, чего мне хотелось больше – послужить Цхарну и Родине или просто повидать мир. Но это совершенно не обязательно кому-то сообщать.
И вот теперь – ничего. Ничего этого не будет. Теоретически считалось, что «оступившийся может подняться». Но в самом деле, при таком обвинении – предательство, измена, кража секретных документов – какое там «подняться». Или расстрел, или штрафная Община, а это куда похуже нашей. Там и жрать не дают, и наказания покруче, и работы больше. И не сборщиком работать, конечно. И даже если когда-нибудь переведут в обычную общину, то уж ни о какой дальнейшей учебе речи быть не может. В Магистерии берут только самых-самых. Самых проверенных, самых преданных.
О Великий Цхарн, за что мне это? За что?! Чем я так провинился перед тобой?
– Ланc, ты чего?
Арни стоял надо мной и смотрел мне в глаза с некоторым испугом. Я сообразил, что, кажется, стонал вслух.
– Тебе больно? – он взял меня за руку.
– Нет… так, – я скрипнул зубами. – Жизнь веселая.
– Вот что, парни, – вмешался Таро, – пошли-ка выйдем.
Я поднялся. В молчании мы вышли из комнаты, накинув куртки. Через чердак поднялись на крышу. Благо, дождя не было и вообще потеплело.
Здесь можно было разговаривать спокойно. Мы и так-то часто уходили на крышу, а сейчас уж наверняка «жучки» в комнате установлены.
Ведь скорее всего, сообразил я, меня и выпустили именно для того, чтобы собрать улики… послушать, о чем я говорю с парнями. Не веду ли изменнических разговоров.
Я сразу же сел на шифер, подальше от края. Отсюда был хорошо виден закат. Небо уже потемнело, солнце зашло, и только сиренево-алое зарево горело на горизонте, а от него – леса, леса, темные, покрытые пятнами осенней ржавчины, и стальные лунки озер.
– Ты что-то совсем расклеился, Ландзо, – сказал Арни озабоченно. – Болит?
– Да нет, не очень. Почти прошло уже. Это все ерунда. А вообще, знаешь, мало хорошего. Ведь теперь посадят – а за что? Вы-то хоть верите, что я не брал документов?
Арни покрутил пальцем у виска, укоризненно глядя на меня, и отошел.
– Помирать не хочется, – сказал я, – не знаю, что мне делать…
– Я другого не понимаю, – заговорил Таро. – Почему – тебе? Почему в единственном числе? Ты что, – он картинно, в стиле Зая, нахмурил брови, – противопоставляешь себя коллективу?
– Правильно, Тар, – поддержал Арни. – Надо иначе вопрос ставить: что НАМ делать.
Я растерянно глядел на них.
– Вы что, ребята? Обвиняют же только меня.
– Ну да, – сказал Таро, – но копают-то под нас. Твоих показаний будет вполне достаточно. Сейчас тебя увезут в тюрьму, и сам понимаешь, что тебя там ждет. Чем с таким на совести жить, я уж лучше сам сдамся.
– Дело даже не только в этом, – добавил Арни, – ты же не брал этих документов, верно? И Зай это знает. Все это затеяно только для того, чтобы нас… ну сам понимаешь, у нас ведь дружба ненормальная, неправильная. Мещанская. Заю она не нравится.
Я опустил голову. Арни, как всегда более сообразительный, был прав. Абсолютно прав.
Теперь я понимал, чего Зай добивался от меня. И будет еще добиваться. Ему не просто надо было нас разделить. Это и само собой бы произошло – мы бы женились, уехали на учебу. Ему надо было оставить в наших душах грязненький такой, неприятный след предательства. Чтобы веры не осталось друг в друга. В дружбу. И никакой групповщины. Никаких личных симпатий. Только Община, Родина и Цхарн.
А ведь я вчера чуть было не… нет, я конечно, бы не совершил этого предательства. Но он меня уже ведь почти убедил! По крайней мере, никаких логических аргументов, почему мне не выдать ребят, у меня уже не оставалось.
Да, талантливый воспитатель нам попался. Талантливый и настойчивый. Может быть, он даже своего и добьется. Потому что есть же предел человеческому терпению.
– Так что вы хотите делать? – спросил я. – Пойти вместе со мной и заявить, что мы украли документы? Так мы же их не крали.
