Голодные игры. И вспыхнет пламя. Сойка-пересмешница - Коллинз Сьюзен (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
«Сыпать соль на раны». Впервые до меня доходит полный смысл этого выражения. Язвы и раньше ныли, а теперь боль вспыхивает с новой силой, и я едва не теряю сознание. Впрочем, появляется и другое чувство: словно что-то ее вытягивает. Пробы ради опускаю в воду ладонь. Мучительно, но терпимо. Сквозь лазурные волны видно, как из болячек на коже вытекает жижа молочного цвета. Вместе с ней растворяется боль. Отстегиваю свой пояс и снимаю комбинезон, превратившийся в продырявленные лохмотья. Удивительно, что белье и обувь не пострадали. Понемногу, с осторожностью опуская в воду конечности, вымываю отраву из ран. Пит следует моему примеру. А Финник, только-только притронувшись к воде, пятится прочь и ложится ничком на песке, не желая – или не в силах – принять очищение.
Хуже всего приходится, когда я открываю глаза под водой, тяну ее в ноздри, высмаркиваю наружу и даже несколько раз полощу горло. Зато теперь я в достаточно хорошей форме, чтобы заняться Финником. Онемение в ноге проходит, правда, по рукам еще пробегают судороги. Одэйра не дотащить до воды – он раньше умрет от боли. Зачерпывая воду горстями, поливаю его крепко сжатые кулаки. Яд выходит в воздух тоненькими клубами белесой мглы, от которых мне хватает ума держаться как можно дальше. Питу стало немного легче, и он спешит мне на помощь. Во-первых, разрезает костюм на Финнике, а во-вторых, находит пару глубоких ракушек, что куда лучше наших горстей. Для начала мы отливаем водой ладони: они пострадали сильнее всего. Бледный туман так и валит клубами, но Финник даже не замечает. Он продолжает лежать, закрыв глаза, и время от времени постанывает.
И вдруг я оглядываюсь, начиная понимать всю опасность нашего положения. Луна слишком яркая, чтобы надежно спрятаться от врагов под покровом ночи. Нам еще повезло, что никто до сих пор не напал. Конечно, мы бы заметили противников издалека, но если явятся сразу четверо профи, сила будет на их стороне. А эти громкие стенания скоро выдадут нас с головой.
– Надо его окунуть, – шепчу я.
Пит кивком указывает на ноги. Мы берем по одной, разворачиваем Одэйра на сто восемьдесят градусов и принимаемся окунать в соленую воду – по несколько дюймов плоти за раз. Сначала лодыжки. Выжидаем пару минут. До середины икр. Ждем. Потом колени. Над кожей вьются струи тумана, Финник охает. Продолжаем очищать его тело от яда, один небольшой участок за другим. Заодно выясняется, что чем больше времени я провожу в воде, тем прекраснее себя чувствую. Улучшается не только состояние кожи; мозг и мышцы тоже становятся заметно послушнее. У Пита разглаживается лицо, обвисшее веко вновь поднимается, как и уголок рта.
Между тем Финник начинает оживать. Глаза открываются и осмысленно смотрят на нас. Я кладу его голову себе на колени, и мы вымачиваем парня еще минут десять, пока из шеи выходит накопившаяся отрава. Когда Одэйр самостоятельно поднимает над водой руки, мы с Питом обмениваемся улыбками.
– Осталась твоя голова, Финник. Это противнее всего, но если вытерпишь – потом будет легче, – произносит мой напарник.
С нашей помощью Одэйр погружается и, вцепившись в наши ладони, прочищает глаза, рот, ноздри. Говорить пока не может – видно, горло еще саднит.
– Попробую сходить за питьем, – говорю я, нащупав на поясе выводную трубку, привязанную лианой.
– Давай сначала я просверлю дырку, – предлагает Пит. – А ты останься с ним. Ты же у нас – целительница.
«Неудачная шутка», – думаю я, однако молчу: забот и так предостаточно. Финнику почему-то досталось больше всех. То ли он просто крупнее нас, то ли напрягался за четверых. А если еще и вспомнить о Мэгз… Я до сих пор не могу понять, что произошло. Парень оставил ее, чтобы вытащить Пита. Зачем? А старуха не только не возразила – не задумываясь, побежала навстречу смерти. Может, оттого, что ее дни в любом случае сочтены? Или этим двоим показалось, что Финнику будет легче выиграть при таких союзниках, как мы? Однако задавать вопросы не время: стоит взглянуть на измученное лицо Одэйра, чтобы это понять.
И я решаю заняться собой. Извлекаю из лохмотьев комбинезона брошку с пересмешницей, прикалываю на бретельку. Застегиваю спасательный пояс. Он выглядит совершенно как новенький – должно быть, кислотонепроницаем. Плавать можно и без него, но Брут отбивал им стрелы, а лишняя защита не помешает. Распутываю волосы, заметно поредевшие после отравленного тумана, и, старательно расчесав их пальцами, вновь заплетаю то, что осталось.
Пит обнаружил подходящее дерево в десяти ярдах над песчаной полоской. Его плохо видно, зато звук ножа, скребущего ствол, слышен очень отчетливо. Интересно, что стало с шилом? Уронила его старуха или унесла с собой в туман? Полезная вещица… была.
Захожу поглубже на мелководье, чтобы попеременно поплавать на спине и на животе. Финник преображается на глазах. Медленно начинает шевелиться, словно проверяет силы, и вот уже – плывет, но не так ритмично и ровно, как это делаю я. Он скорее похож на морское животное, очнувшееся от спячки, – погружается и выныривает, пускает струю изо рта, кружится и уходит вниз штопором, так что мне даже со стороны становится дурно смотреть. А потом, когда я уже думаю, что он утонул, – над волнами показывается мокрая голова.
– Не надо так делать, – вздрогнув от неожиданности, говорю я.
– Как? Нырять или, наоборот, выныривать?
– И то и другое… То есть ни того, ни другого… Ничего не надо. Отмокай и будь паинькой. А если уж ты полон сил, пойдем и поможем Питу.
Как только мы приближаемся к джунглям, я сразу же чувствую перемену. Сказываются годы лесной охоты, а может, восстановленное ухо и впрямь лучше слышит благодаря капитолийским хирургам, но только я вдруг ощущаю большое скопление живых существ над нашими головами. Им даже не нужно визжать или вскрикивать. Достаточно ровного дыхания, которое вырывается из множества ртов.
Трогаю Финника за руку, и он поднимает взгляд. Не представляю себе, как все они могли подобраться к нам, сохраняя мертвую тишину. Хотя почему сохраняя? Мы были слишком заняты исцелением собственных ран, за это время могло произойти что угодно.
Не пять и не десять, а многие дюжины обезьян повисли на ветвях и лианах. Первая парочка, встреченная нами за краем тумана, напоминала приветственный комитет. А это – скорее грозная армия.
Финник поудобнее перехватывает свой трезубец. Я заряжаю лук сразу парой стрел. И как можно спокойнее окликаю:
– Пит? Мне тут нужна твоя помощь.
– Сейчас, минуточку. Я почти закончил, – отзывается он, копошась у дерева. – Ну вот. Принесла трубку?
– Да. Но мы кое-что нашли, на что тебе стоило бы взглянуть, – продолжаю я сдержанным голосом. – Подойди к нам, только осторожнее, чтобы не спугнуть.
Не нужно ему раньше времени замечать обезьян. Или даже прямо смотреть на них. Вдруг эти твари примут обычный взгляд за сигнал враждебности.
Пит поворачивается к нам, отдуваясь после работы. Мой тон его настораживает.
– Ладно, – небрежно бросает он.
И движется в нашу сторону. Стараясь, конечно, топать потише, хотя и с двумя здоровыми ногами у него это плохо получалось. Впрочем, главное: Пит идет, обезьяны не шевелятся… Когда до нас остается каких-то пять ярдов, он ощущает подвох и буквально на миг поднимает глаза. Слышится оглушительный визг – и его накрывает подвижная рыжая масса.
Никогда не видела, чтобы звери так быстро перемещались. Можно подумать, лианы нарочно смазаны маслом. Обезьяны скользят по ним, покрывая прыжками гигантские расстояния. Ощетинив загривки, оскалив клыки, выпуская когти, как выкидные лезвия… Мне мало известно про обезьян, однако в естественных условиях животные держатся по-другому.
– Переродки! – выдыхаю я, и мы с Финником бросаемся в заросли.
Стрелы нужно беречь. Ни одной мимо цели. Так я и делаю, при зловещем свете луны целясь то в глаз, то в сердце, то в шею. Твари падают одна за другой. Что ни выстрел – то смерть. Но и этого мало. Финник насаживает обезьян на трезубец и тут же отбрасывает их прочь, словно пойманную рыбу. Пит отбивается от врагов ножом. Мне в ноги, а то и пониже спины вцепляются когти, но, к счастью, нападающих кто-то снимает. Становится невыносимо душно: в воздухе все сильнее пахнет раздавленными растениями, пролитой кровью и потными шкурами. Мы трое становимся, повернувшись друг к другу спинами. И вот, потянувшись за новой стрелой, я хватаю пальцами пустоту. Внутри словно все обрывается. Минутку: ведь у Пита второй колчан! Ему стрелы все равно не нужны, он дерется ножом. Пытаюсь последовать его примеру, но переродки гораздо быстрее меня, они наскакивают и отпрыгивают обратно так стремительно, что я не успеваю отвечать на удары.
