Аномальные каникулы - Гравицкий Алексей Андреевич (прочитать книгу .txt) 📗
Тишина была не такая мертвая, как на том берегу Припяти: редкие звуки проскальзывали то тут, то там. Лес словно затаился, ожидая чего-то.
— Поговорить надо, — сказал Тимур спокойно, мягко.
Излишне спокойно и чересчур мягко.
— Говори, — предложил Ворожцов.
Тимур стал совсем уже доброжелательным, широко завел руку за спину Ворожцова, опустил на плечо, дружески похлопал.
— Я вот чего сказать тебе хотел. Ты это… К Леське не подкатывай. Не надо, лады?
Ворожцов напрягся. Все мгновенно встало на свои места. И наигранная ласковость Тимура, и его желание пойти в разведку именно с ним, а не с кем-то другим из ребят, и взгляды, и недомолвки.
Захотелось скинуть руку Тимура с плеча и послать его куда подальше. Грубо, как изредка и в очень суровом подпитии делал старший брат. Правда, Павел посылал не кого-то конкретно, а всех подряд, начиная от ее величества науки с покойным научным руководителем и заканчивая властями, которые «никак не прикроют эту клоаку».
Да, так он и кричал. Зло, надсадно, пьяно. А потом обычно запирался в комнате и тихо беспомощно плакал, пока не засыпал. Ворожцов не понимал его слез. Да и плакать ему сейчас не хотелось, а вот послать со злой удалью Тимура хотелось очень. Мешало только одно: им еще ходить здесь вместе, и не один день.
— А чего так? — спросил он, стараясь добавить в голос беспечности и наивности.
— Да у нас с ней… — Тимур сделал многозначительную паузу. — Ну, ты понимаешь.
— Не понимаю. — Ворожцов чуть отстранился, стряхивая руку с плеча. — У вас уже отношения?
— У нас все будет, — пообещал Тимур.
— Ну, раз у вас пока ничего нет, значит, я никому не мешаю, — спокойно заметил Ворожцов. — А там пускай она сама решит.
Тимур стиснул челюсти. Проступили желваки, глаза сузились, стали злыми. Подумалось, что у Тимура никогда не было такого взгляда. Так смотрит собака, которая очень хочет укусить, но понимает, что в наморднике она беспомощна.
— Дурак ты, Ворожа, — сдерживая злость, выдавил улыбку Тимур. — Я с тобой по-человечески, а ты… Ты посмотри на себя. У тебя ж никаких шансов.
— Почему? — глуповато спросил Ворожцов.
— Потому что ты зануда и лох, — буркнул Тимур, вложив в последние слова столько ярости, что, кажется, листва на растущих рядом деревьях пожухла.
Обернулся и зашагал дальше, иногда поглядывая на экран ПДА. Видимо, у него отпала охота продолжать разговор с Ворожцовым. Оно и к лучшему. Ни к чему хорошему разговоры на эту тему все равно бы не привели.
Лесю Ворожцов любил давно. С шестого класса. Именно любил. Ну а чем еще объяснить, что рядом с ней всегда терялся? С другими девчонками у него разговор как-то клеился. Не каждый раз, правда, ну так он и с парнями не всегда общий язык находил.
А с Лесей все было иначе. Ему было что ей рассказать, он много раз придумывал для себя, как пригласит ее куда-нибудь в кино. А потом, после сеанса, пойдет провожать до дома и будет рассказывать о чем-то интересном. И она поймет, что он лучше их всех.
Он знал, как это случится. Он просчитывал этот разговор до полуслова, до поворота головы. Оставалось только подойти и пригласить, начать беседу, а потом…
А потом он с ужасом понимал, что рта раскрыть при Лесе не получается. При других получается, а при ней нет. Может быть, потому, что все другие были просто сверстниками. Ребятами, девочками — не важно. Они не имели пола. А Леся была для него даже не девушкой, а женщиной с большой буквы. Не потому, что в ней было что-то особенное, а потому что он сам видел в ней это особенное.
С шестого класса прошло много лет. Ворожцов продолжал любить и робеть. Он прекрасно знал: никогда ничего у них с Лесей не будет. Просто потому, что у него на это не хватит смелости. Но уступать свою любовь Тимуру, решившему, что возьмет девчонку нахрапом, он не собирался. Да и кто такой Тимур. Если б он чувствовал к Лесе то же, что чувствует к ней Ворожцов, с этим можно было бы смириться, но ведь не любит он ее. А какие-то иные отношения с Лесей казались кощунством. У кого бы они ни случились.
Так что пусть Тимур злится, но нет. Просто так он, Ворожцов, в стороне стоять не станет.
А Тимур злился. Шаг его снова ускорился, движения стали резкими и агрессивными. Там, где надо было просто отвести в сторону ветку, он норовил ее сломать. Ничего. Пусть себе бесится.
Ворожцов поймал себя на том, что срывается на эмоции, и постарался выбросить из головы все, кроме окружающего леса.
Лес на самом деле ожил. Что-то шуршало, скрипело, жужжало. Временами далеко-далеко доносились всхлипы. Звуки были странными, но они хотя бы были.
Тимур остановился, прислушался. Ворожцов притормозил, встал рядом. Где-то на краю слуха тренькнуло, или только показалось?
— Слышал? — насторожился Тимур.
Ворожцов кивнул в сторону.
— Там.
Тимур снова вслушался, теперь уже целенаправленно.
— Идем?
— Опасно, — покачал головой Ворожцов. — Вдруг кто специально приманивает? Брат говорил…
— Да иди ты в баню со своим братом, — отмахнулся Тимур. — У одного брат говорил, у второго на сайте написано. Говорил тебе брат, ну и что? Ты вот знаешь, что там пиликает?
Ворожцов мрачно помотал головой.
— Не знаю.
— Ну и толку от твоего брата тогда с его говорильней? Здесь везде опасно. Ты, Ворожа, о другом подумай. Сейчас нам двоим опасно, а потом, если что, опасно всем будет. И мелкому, и девчонкам. Ты этого хочешь?
Тимур посмотрел прямо, будто требуя ответа. Брат про такой взгляд говорил «как Ленин на буржуазию». И хотя Павел тоже знал и о Ленине, и о классовой вражде, и о Советском Союзе лишь из учебников истории, в устах старшего это сравнение звучало весомо.
— Ладно, — сдался Ворожцов. — Идем.
Тимур свернул с тропки, по которой шли до того, побрел на звук. Вид у него был как у дворняжки, нашедшей ежа. С одной стороны, интересно и любопытно, с другой — страшно и колется.
Ворожцов запоздало подумал: аргумент Тимура — совсем не аргумент. Их дорога мимо шла, и никого бы эта опасность не задела. А что там и как — есть вещи, которые лучше и не понимать. Жить спокойней будет.
Дороги не стало вовсе. Лес шел клочьями: то расступался проплешинами, то густел, становясь непролазным, почти чащобой.
Странный звук окреп и сделался различим. Теперь явно читалось, что природа его механическая. Живое существо такие звуки издавать не может. На секунду показалось, что играет магнитофон, но уже в следующее мгновение стало ясно: это не так. Играла в самом деле какая-то музыка, но скорее это напоминало заевшую пластинку, чем запись.
Механический голос напевал одну и ту же фразу. Заканчивал, без перехода начинал заново, и так по кругу. До бесконечности.
Звук нарос громче некуда. Ворожцов остановился. Он готов был поклясться, что источник за соседними кустами.
— Everybody do it, everybody move it… — неслось оттуда.
Язык зачесался задать вопрос, но спрашивать Ворожцов не стал. Во-первых, Тимур все равно знает не больше его, во-вторых, зачем себя раскрывать. Неизвестно, что там в кустах. А так… может, их еще и не заметили.
Тимур и сам стоял настороженный. Но, поглядев на терзания Ворожцова, напустил на себя бравады и шагнул к кустам с гусарской лихостью и безрассудством. Дурак.
Ворожцов дернулся было, пытаясь остановить, предотвратить неизбежное, но Тимур оказался проворнее и уже пробирался сквозь заросли. Сухо затрещали ветки, зашуршал под ногами хворост.
Ворожцов метнулся следом.
Дурак чертов! Вот поэтому их взрослые и не воспринимают всерьез, пронеслось в голове и тут же забылось.
