Возвращение в Тооредаан (новый вариант) (СИ) - Чекрыгин Егор (мир книг .txt) 📗
А на десятый день, я испытал большое искушение и… — поддался ему. Олень. Здоровущий, с красивыми разветвленными рогами, и стекающими с боков капельками жира, (ну, тут я возможно немного преувеличил), нагло стоял прямо на моей тропе, и пожевывал какую‑то травку… Я в принципе понимал, что он для меня чересчур. Столько я не съем, и с собой не утащу, да и шкура его мне не пригодится, потому что ее сначала надо обработать, задубить, а у меня на это нет ни времени, ни соответствующих материалов, ни соответствующих умений. Но… Я уговорил себя, что мне необходимо опробовать свежедобытый мушкет. В том смысле, что вдруг придется стрелять, а я даже толком не знаю, как далеко из него пуля летит… И вообще — и для меня и для оленя это будет «русской рулеткой» потому что шансы что я попаду на таком расстоянии из неизвестного и сделанного весьма убого оружия, примерно равны тому, что этот чертов мушкет разорвется у меня в руках, так что все по–честному. Тем более что пока я буду заряжать и раскочегаривать эту дульнозарядную базуку, у олешки будет куча времени чтобы сбежать. А если уж не сбежит… — значит, судьба его такой!
…Так, как там учили? — Приклад к ноге, достать газырь, высыпать порох в ствол. Сверху пыж, и кидаем пулю… М‑да, скорее маленькое ядро, миллиметров пятнадцать в диаметре, по нашим меркам это уже почти артиллерия. Хотя судя по тому как легко пошла, диаметр пули меньше диаметра ствола, наверное на полтора–два миллиметра, представляю как она будет болтаться в полете, …и забиваем сверху еще один пыж. Теперь подсыпаем... Хотя нет, сначала надо запалить фитиль, и вставить его в специальные крепления на курке. Хорошо хоть есть зажигалка, и не придется возиться с огнивом. Пока бы я долбил кремнем об железку, сбежал бы не только олень, но и вообще вся живность в округе сообразила бы дать деру. Так… — готово. А вот теперь подсыпаем порох на полку, слегка повернем мушкет на бок и постучим, чтобы крупинки пороха дошли до основного заряда. Теперь… — хм, ты рогатый еще здесь? Тогда целимся под лопатку... Нет, целится надо ниже, почти под ноги животинке. Даже наши сделанные в двадцать первом веке мушкеты сильно подбрасывало вверх, а этот хреново сбалансированный убивальный агрегат, возможно вообще к небесам подлетит. Так, плавно нажимаю спуск... Хреново получается насчет «плавно» но... Шипение сгорающего на полке пороха, и все это время надо продолжать держать тяжеленную конструкцию, наводя ее на нужное место. Ба–бах!!! Сука блин! А если бы в глаз? Сгорающая порошинка влетела мне в бровь, и неплохо там порезвилась — завоняло паленным волосом. На будущее, стреляя из мушкета, надо будет все‑таки закрывать глаза, и хрен там с этим прицелом, здоровье дороже. Да уж — а отдача у этого пыточного агрегата та еще. Как‑то в училище дали пострелять из мосинки. Думал там отдача сильная, но у этой вот хрени, отдача вообще навевает мысли об артиллерии. Так, а что у нас с целью? Сейчас дым развеется и... Не мой ли это ужин сейчас удирает по степи? Выходит — промазал? Ан нет. Сделав еще пару прыжков, олень вдруг споткнулся и рухнул на землю. Попытался встать, но у него ничего не получилось, и он остался лежать окончательно. Но мне предстояло еще дойти до него, и перерезать своим тупым тесаком животному горло… Крови‑то скока, и какие печальные у зверюги глаза, лучше бы опять сурка изловил.
Впрочем, все это не помешало мне набить брюхо мясом до состояния раздувшегося воздушного шарика. Свежее, парное, слегка обжаренное на углях снаружи, и истекающее кровью изнутри. Жрал без всякой соли, а все равно было безумно вкусно. Так что съел намного больше, чем сам ожидал. Думал даже что поплохеет, но к собственному удивлению, все обошлось — вот что значит свежим натур–продуктом питаться.
Еще несколько кусков обжарил получше, и завернув от мух в какой‑то местный аналог лопуха, отложил про запас. Утром нажарил еще мяса, и опять налопался, уже впихивая в себя еду через силу… И двинулся в путь, оставив за собой почти целую тушу, от которой я не смог отожрать и десятой части, — то‑то местным волчкам радость‑то будет... Нет, определенно — дальше только сурки и суслики.
М‑да. Не иначе дух оленя решил отомстить мне за бессмысленное и расточительное убийство. Пройдя едва ли километров пять, наткнулся на свежий след. Настолько свежий, что даже я без проблем прочитал его, хотя особыми талантами к следопытству никогда не обладал, за что даже в свое время, удостоился пары презрительных взглядов от Эвгения Сидоровича. — Два верблюда. Судя по тому что следы шли параллельно — это не парочка — верховой–грузовой, а два верховых. Два всадника, посреди пустыни, относительно налегке, в смысле — без большого количества груза. Скорее всего это не купцы, не кочевая семья, а два воина. Возможно даже из той компашки, которой я, посредством своего Бизона, доказал преимущество технологий двадцать первого века, над технологиями средневековья. Те правда все на коняшках были. Но кто их знает — может там только часть отряда засветилась, а остальные... Впрочем, это ведь могут быть и совершенно другие ребята. В смысле — племенной принадлежности, а вот нравы и представления о гуманности у них наверняка те же… А я вчера устроил пальбу из своей артиллерии, да еще и костер всю ночь жег, половину степи освещая. А следы‑то тут оставили как раз примерно в то же время, что я вступил на скользкий путь истребления рогатых. — Слышали они меня, или нет? Карамультук‑то мой конечно грохочет громко, но и пять километров — дистанция тоже немалая. Правда тут, в степи, не то что в городе — такая тишина стоит, что кажется будто даже комариный писк за километр слышен, так что…
Как‑то сразу стало очень неуютно, и захотелось зарыться куда поглубже… — и пулемет. Видения прячущихся за каждым кустиком потомков Эвгения Сидоровича, кровожадно алчущих схватить меня и наказать за акт браконьерства в их владениях, бодрости как‑то совсем не придавали. Так что на всякий случай перекинул автомат на грудь, сгорбился, инстинктивно пытаясь стать ниже ростом, и зашагал дальше медленно и с оглядкой.
Так и шагал, дня наверное четыре, а может и пять. Еще пару раз наткнулся на следы людей и верблюдов, а однажды даже нашел место, где поохотившись, чужаки разделывали добычу. Что характерно — птички вывели, уж больно дружно они вились над пятном свежепролитой крови и грудой костей. И это заставило меня стать еще более осторожным.
По вечерам я теперь не стеснялся выкапывать ямки под костер, чтобы не высвечивать свое место ночевки — благо, окапываться нас еще в училище научили, а мачете–тесак, худо–бедно справлялся с обязанностями малой саперной лопатки. Костры разжигал только чтобы приготовить еду, хотя спать под плащом–вонючкой было слегка зябко. А поутру тщательно маскировал свое место ночевки, и вообще — следил за тем чтобы оставлять как можно меньше свидетельств своего пребывания в этих краях, — нас этому ведь тоже учили!
…Вроде бы учили неплохо. Видать, все‑таки сумел я обхитрить местных, и остаться для них невидимым. По крайней мере — никто за моим скальпом не пожаловал и спустя пять дней я несколько осмелел, и снова начал двигаться уже в приличном темпе, не шарахаясь от каждого пучка травы. Хотя, конечно, и о полученном уроке осторожности не забывал.
Возможно, это в очередной раз и спасло мою шкуру. Как‑то раз, прокравшись на самый высоких холм округи, я заметил с него, ползущих по линии горизонта дюжину муравьишек и висящее над ними облачко пыли. Судя по всему — это был либо очередной отряд вояк, либо идущий караван… Наступило время решать, как же жить дальше. — Продолжать прятаться, или все же рискнуть, и пойти на контакт с местными?
— Закупать припасы, дело такое — ответственное. Его кому попало не поручат. А то ведь выйдешь в пустоши — ан крупа‑то и с червями окажется, а солонина прогорклой! В лучшем случае придется назад возвращаться, а потом начальство расследование учинит — просто ли ты дурак, или еще и вор вдобавок, решивший с общего котла нажиться. Куда хуже, если обнаружив этакое безобразие, начальство решит «в степь прогуляться». И впрямь, пойдет офицер в степь погулять, а тебя оставит наедине с разозленными «товарищами». А потом в отчете напишут — мол, змея укусила, или — волки задрали, и никому не будет дела до еще одной груды костей, валяющейся где‑то посреди пустыни… Потому как для солдата, собственное брюхо — дело святое, и осквернять эту святыню дерьмовой жратвой, он кому попало позволять не станет. Тут и офицеру–интенданту пуля невзначай прилететь может, а уж своего брата стражника, никто точно жалеть не станет.
