"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Ижевчанин Юрий (читать книги полные TXT, FB2) 📗

Лошадьми тоже теперь были обеспечены все, плюс Олег навьючил водой и припасами двух заводных. Кстати, себе он тоже приобрёл кисейный шарф и, посмотрев в зеркало, подумал, что похож на ковбоя из какого-нибудь вестерна. Почему-то эта мысль насмешила его — и Олег продолжал посмеиваться, даже когда они отъехали почти на десять километров.

Солнце опять палило. Но теперь это было не страшно.

— Слушай, — Артур догнал Олега, ловко управляя своим жеребцом, — как ты собираешься освобождать Генку?

— А что? — Олег поправил кисею на лице.

— А ты не подумал? — в голосе Артура прозвучало искреннее удивление. — Меня ты купил на рынке. Девчонок освободили, Борька вообще сам собой встретился… Хаттов вмешивать нельзя…

— Нельзя, — кивнул Олег. — Никак нельзя, хоть и соблазнительно… Они за нас всю работу сделают, это да. Но дальше начнутся вопросы, тут уже без вопросов не обойдётся.

— И отбивать силой — в городе чревато, — продолжил Артур.

— Куплю, — решил Олег. — Деньги есть.

— Предположи, что не захотят продавать. Из чистой подлости.

— Пугну теми же хаттами.

— Заломят цену.

— Мальчишки, — это была Саша, тоже шпорившая кона каблуками, — мы одну глупость сделали…

— Для меня новость, что только одну, — буркнул Олег. Он серьёзно задумался о дальнейших действиях.

— Мы деньги в караване не забрали, — продолжала девчонка, игнорируя его сарказм.

— Да пошли бы они, — скривился Олег. Саша покрутила своим «хвостом», который, кажется, тщательно промыла в корчме:

— Это в корне неправильно. Ружья же мы взяли? Деньги — тоже трофей, разве нет?

— Вообще-то правильно, — задумчиво сказал Артур.

— Ладно, — махнул рукой Олег, — в следующий раз, когда мы кого-нибудь прижмём, обязательно ещё и ограбим. По праву войны. Мне сорок процентов, как командиру, вам всем по пятнадцать на брата. И сестру.

Артур, всё это время кивавший, но смотревший куда-то через плечо, вдруг тихо засмеялся и шепнул:

— Смотрите, что делается.

Олег и Саша оглянулись, готовые увидеть всё, что угодно. Но увидели всего лишь едущих стремя в стремя Борьку и Олю. Судя по всему, Борька что-то важно и значительно объяснял, подкрепляя свои слова широкими жестами. Девчонка слушала его, как боговдохновенного пророка.

— Мда, — кашлянул Олег, не очень понимая, как относиться к увиденному. — Ладно. Чего уставились, всё к лучшему… Гибкая детская психика восстановилась после ужасов плена…

— Рабства, — поправила Саша. — Рабство намного хуже, чем плен.

— Это нельзя сравнивать, — сказал Артур, глядя в пустыню, в сторону. — Плен это плен. Солдатское дело. А рабство…

И Олег увидел, что кулак кадета — с белыми костяшками — постукивает по колену, обтянутому бриджами.

Нет, подумал Олег. Никого с собой не возьму в следующий мир. Даже Артура не возьму. Пусть отдыхают, пусть… Он вспомнил ковыльную степь. Да, там легко отдыхается. Там окончательно забудется всё плохое, станет сном…

— Слушай, — Артур вдруг повернулся в седле, — а что мы молча едем?

— О нет, — Олег прикрыл глаза. — Я думал, ты забыл.

— Ты же хорошо пел! — возмутился Артур. Олег отмахнулся:

— Там никто не слышал, кроме хозяина корчмы. А тут кони могут понести.

От шутливых препирательств (вообще-то Олег не прочь был и правда попеть, понравилось ему этот дело, но стеснялся Сашки) мальчишек отвлёк неожиданно громкий и чистый голос девчонки:

Девчонка, покачиваясь в седле, пела, глядя поверх голов мальчишек, и те выровняли шаг коней, чтобы оказаться слева и справа.

Казачья песня, казалось, совершенно дико звучит в оранжевых песках, в другом мире, в жарком послеполуденном мареве… Но, в конце-то концов — где только не пели своих песен русские казаки?

— Откуда ты это знаешь? — удивился Артур, когда Саша допела и каким-то равнодушным взглядом смотрела в барханы.

— Папка — казачий атаман в Тамбове, — отозвалась девчонка. — Не парадный, настоящий атаман. Я поэтому и верхом ездить умею, и стрелять… Он хотел сына, вот и меня даже Сашей назвал…

Кадет и казачка, подумал Олег. Набрать из таких партизанский отряд и начать исправлять мировое зло в глобальном масштабе. Но иронии не получилось, не вышло спрятаться за спасительный смешок. Солнышком, что ли, иронию выжгло?

Он послал коня вперёд. А когда оглянулся через несколько минут — то увидел, что Саша и Артур едут рядом и о чём-то разговаривают.

И Олегу стало скучно. Не грустно, а именно как-то скучно. Он подумал о Вальке и закрыл глаза, сам себе сказав, что они устали от песка…

На ночь остановились в оазисе, где уже стоял караван. Впрочем, караванщики, увидев хаттов (а за кого они ещё могли принять ребят?) тут же уползли куда-то в другой конец оазиса и там притихли, как померли.

— Ну и чёрт с ними, — буркнул Артур, плюхаясь на седло к огню. — Видеть их не могу.

Девчонки распаковывали продукты. Борька улёгся на живот и смотрел в огонь, подперев подбородок ладонями. Кони, напившиеся из каменной колоды, вкопанной в песок у родничка, похрустывали чем-то в темноте.

— А мне их всех жалко, — признался Олег, стаскивая расшнурованные ботинки. — Честное слово… Они ведь даже не знают, что можно жить по-другому…

— А нас тебе не жалко? — Артур не сдержался — перекосил лицо, устраиваясь удобнее.

— Больно? — сразу спросила Саша. И напрасно — Артур не ответил, отвернулся. Олег про себя усмехнулся — всё-таки девчонки потрясающие дуры. Не вообще, а в некоторых вопросах… Мальчишку нельзя жалеть, нельзя замечать, что ему плохо или больно. А они этого почти никогда не понимают. Валька, например, понимает. Но она — редкость.

— Жалко, — сказал Олег Артуру. — И нас жалко. Было бы не жалко — я бы в это не влез.

Артур и тут отмолчался — наверное, спина болела сильно. Олег лёг лицом вверх. Сначала после пламени костра было темным-темно, потом из темноты стали одна за другой проклёвываться звёзды. И вскоре их были уже тысячи, небо казалось серебряным. Потом оно продолжилось во сне, и Олег не сразу понял, что проснулся, когда Саша разбудила его — есть.

Просыпаться, если честно, не хотелось, а хотелось снова увидеть звёздное небо. Олег вяло жевал мясо и вдруг подумал, что без часового засыпать не стоит. И, естественно, «на часы» можно было поставить только самого себя. По крайней мере, на первые два часа.