В тишине (ЛП) - Пинбороу Сара (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации TXT) 📗
— Я прямо наверх. Увидимся утром, — она говорила, не смотря на него, вся сосредоточенная на кнопках вызова лифта. — Сделай милость, спроси, может ли обслуга принести мне в номер фруктовый салат через полтора часа. — Если бы она смотрела на него, он бы увидел ее недовольство и сожаление; какая бы любовь их не свела некогда, теперь ее и след простыл. Она не хотела, чтобы он это увидел. Он что-то бормотал ей, когда дверь, к счастью, закрылась и лифт заурчал, поднимая ее на пятнадцатый этаж в сюит. Было блаженством ощутить хотя бы минуту покоя.
Часом позже, после валяния в ванной женщина наслаждалась кусочком арбуза из красиво украшенного фруктового салата, который официант оставил на ее столике, пока она купалась. Тщательно вымыв лицо, она нанесла новый легкий слой макияжа с натуральным розовым оттенком помады и тушью. Она не ждала гостей, но ведь никогда не знаешь, кто может постучать в дверь, а десять вечера не то время, когда можно с уверенностью сказать, что тебя уже не потревожат. Только гася последние огни, она могла позволить своей коже свободно задышать и обвиснуть, как у любой другой 52-летней женщины даже с регулярным ботоксом. Тогда она накрутит свои волосы на бигуди, прежде чем обмотать голову шарфом и аккуратно ляжет спать на спине. Но сейчас она оставалась как бы невзначай гламурной.
Занавески в номере тревожил легкий бриз, и, подняв бокал с шампанским, Мария Бруно, смотрела на балкон и через него. Погода была холодной и режущей, а после горячей ванны ее кожа пощипывала и стягивалась. Ощущения были приятны. Немного приоткрыв дверь, она смотрела на воду, игру лунного света, подмигивающего ей, отражаясь от поверхности водной глади. Она улыбнулась, неожиданно без усилий став моложе своих лет. Как прекрасно. Уэльс был прекрасен. Почему-то спустя столько времени она позабыла об этом.
Слева от нее блестели огни Кардиффской бухты, бары и рестораны были героически переполнены, несмотря на льющий беспросветный дождь. Если бы не холодная погода, она могла бы представить, что находится где-то на Средиземноморье. Ее лицо дернулось. Но именно холодный воздух придавал Кардиффской бухте волшебство.
Закрыв глаза, она расслабила диафрагму до состояния естественного дыхания, откинула голову назад, без всякого нужного для выступления на сцене контроля. Женщина расслабила ноги, прежде чем первые нотки «Аве Мария» слетели с ее уст.
Хоть она пела тихо, протяжные ноты просочились сквозь дверь в ночь, унося красоту в просторы неба. На какую-то долю секунды Мария всем сердцем погрузилась в созданную ею музыкальную атмосферу. Когда она исполняла эту партию, песня была про нее, лично про «Аве Мария Браун» — бедную девочку, преуспевшую в жизни.
Прозвучали первые низкие ноты, и она перешла к следующей октаве, добавляя силы в голос, но не нарушая эмоциональной силы песни. Ей не нужно было иного аккомпанемента, кроме дроби дождя по веранде, и пока музыка заполняла пустое пространство между землей и небесами, запоминающиеся латинские слова бросали вызов каждому, кто называл этот язык мертвым.
«Et in hora mortis nostrae».
И в час смерти нашей. Она повторила фразу трижды, каждый раз чуть сильнее, чем в предыдущий. Она хотела бы, чтобы именно эта песня звучала на ее похоронах, желательно в одном из ее собственных вариантов. Где-то за музыкой, которая утешала ее, как никогда не утешал ни один из любовников, она с горечью подумала, сможет ли Мартин правильно это устроить.
Порыв резкого ветра всколыхнул ее волосы, а температура воздуха неожиданно упала. Шагнув назад в теплое освещение комнаты, Мария задрожала, затянула халат на теле. Понизив голос до чуть более слышимого, чем шепот, она захлопнула раздвижную дверь. Наверно, тут было что-то от средиземноморья. Она повернулась, чтобы заполнить бокал шампанским, но рука замерла на полдороги. Там снаружи что-то было. На балконе. Но это было невозможно. Ее пение полностью прекратилось. Пальцы на ногах сжали ковер под собой, ноги Марии Бруно дрожали, пока страх карабкался по ним вверх, невидимые клешни страха сжимали ее сердце.
Она повернулась лицом к дверям. Ночь за окном становилась темнее черного. Казалось, даже свет из комнаты поглощался темнотой позади оконного стекла, ее отражение колебалось, словно что-то по ту сторону отпугнуло его.
В глазах защипали слезы, воздух в легких замер, будто этот мрак — чем бы ни был этот мрак не был — заполнял ее, просачивался сквозь нее вместе с воздухом. Одна рука инстинктивно потянулась к горлу, но ужас поселился в ее голове, а не в голосе. Ее мозг пустел, заполняясь ничем. Она старалась вдохнуть, но не издавалось ни звука. Не ничего. Хуже, чем ничего. Она была брошена сама с собой; самой в себе, будто никого никогда больше не существовало. Опустошенность. Изолированность. Ее сердцебиение стихало, пока не стало шепотом, а после эхом этого же шепота.
Телефон у кровати через комнату был насмешкой далекой вселенной. Недосягаемый. Неприкасаемый. Да и чтобы она сказала, если бы могла… Ее мысли улетучились, оставив ее в тщетных поисках потерянных слов, языка, мечущегося меду ее внутренностью и внешним миром.
Неестественная темнота по другую сторону веранды постепенно принимала густую форму антивещества. К стеклу прижалось нечто в светящихся прожилках бронзового оттенка, почти человеческих очертаний. Безволосые череп и лицо отливали гладким блеском, как глянец на керамике; обнаженное тело было покрыто острыми перемыкающимися линиями, которые создавали ощущение, что они никогда не удержали бы в себе дыхание. Две точки светили алым лазерным светом из центра овальной головы, прямо над бесформенной дырой, которая должно быть, была ртом.
Какое-то время они разглядывали друг друга, Мария потерялась в ярости красных лучей, которые проникали через стекло так, словно его и вовсе не было, и предпочитала это даже больше, чем устрашающее одиночество, заполняющее ее. Она вновь тяжело вдохнула, чувствуя, что звук покинул ее, чувствуя вибрацию в своем идеальном горле, но не слыша ничего.
Существо за окном мотало головой из стороны в сторону, странный рот разевался шире и шире, пока зияющая дыра полностью не заполнила лицо и все, что видела Мария, было бесконечной черной пустотой. Крик существа эхом отозвался в замкнутом пространстве души Марии, и, слыша, как крик проникает в ее внутренности, Мария знала, просто знала без всяких слов, что больше никогда не будет петь. Ею господствовала ужасная опустошающая пустота. Все остальное ушло и с этим мысли стали неуместными. Минутой позже, когда существо разбило окно и пришло за ней, Марии показалось, что ее собственный крик внутри головы был бесконечным.
Глава одиннадцатая
— Ты уверен, что я тебе тут больше не нужна?
Джек перевел взгляд от стола на Гвен — ее кожаная куртка уже была застегнута на молнию до подбородка, а ключи находились в руке.
— Разве мой ответ «нет» не разобьет твое сердце? — он улыбнулся ей сквозь боль в шее — результат сосредоточенного изучения имеющихся материалов по делу, которые она передала ему.
— Не знаю, как насчет моего сердца, но Рис точно разобьет твое лицо, — она распустила длинные волосы по плечам. — Сегодня он готовит петуха в вине [17].
Бровь Джека поползла вверх.
— Даже не думай, Джек, — предупредила его Гвен. Она прильнула к дверной раме с явной неохотой уходить, и хотя Джек понимал, что ему выпал шанс разделить с компанией длинную и расстраивающую ночь вопросов без ответов, он осознавал, что у Гвен есть то, что в Торчвуде нуждалось в особой опеке. Реальная жизнь.
Он видел, скольким людям они попортили жизни, не позволяя им сфокусироваться на реальной жизни, той, что дала им жизнь и существовала много раньше, чем они узнали про Рифт, вивлов и капитана Джека Харкнесса. Иногда было так легко позволить странностям, с которым они ежедневно сталкивались, затмить простую красоту обыденности. Но именно обыденность не позволяла им сойти с ума и была тем, к чему они могли вернуться, если продержатся достаточно долго. Он взглянул на часы, почти удивившись указываемому времени.
