Карфаген 2020. Апгрейд (СИ) - Ратманов Денис (читать книги полностью без сокращений .txt, .fb2) 📗
Он сатанеет от несправедливости происходящего и с трудом сдерживает гнев. Если бы не Элисса, его первая дурковатая жена из Магонов, как под землю провалившаяся вместе с их ребенком, предназначенным в жертву, все было бы по-другому. Теперь же Ваал, видимо, отвернулся от него, и непонятно, сколько еще нужно жертв, чтоб расположить бога к роду Боэтархов.
Гамилькар знает: его место как минимум в Совете Пяти, а не здесь, пусть и на седьмой ступени пятого уровня, на самой вершине зиккурата, но — в приемной. Предыдущий Верховный Жрец пророчил ему судьбу Белого Судьи. Когда Танит изберет его, ему откроется доступ к кому угодно и куда угодно.
Наконец белые с позолотой двери распахиваются, и Гамилькар, оставив телохранителей, шагает по красным ковровым дорожкам мимо роскошных жреческих покоев, мимо малых залов с идолами, где проходят закрытые служения.
Верховный жрец Ганнон ждет его в коридоре с самым настоящим факелом в руке. Он абсолютно лыс, удалены даже брови и ресницы; обвислые, как у собаки, щеки вздрагивают, когда он видит гостя. Жрец одет в белоснежную тунику и алую мантию, расшитую золотом.
— Рад приветствовать тебя, Гамилькар, глава рода Боэтархов, — говорит старик, разворачивается и, позвякивая серебряными колокольчиками на запястьях, идет по коридору. — Следуй за мной.
«Хоть бы извинился за опоздание, червь», — раздраженно думает Гамилькар, шагающий следом.
В комнате, где проводятся ритуалы, нет окон, стены обиты алым шелком. Восемь факелов на полу, если соединить их линиями, образуют октаграмму, в центре ее — медный лист алтаря под ним — жаровня с углями.
— Я встречался со всеми девственницами древнейших родов, — с трудом подавляя раздражение, говорит Гамилькар. — Ты уверял, что Танит уже воплотилась, твой предшественник — что наши судьбы связаны неразрывно. Но ее среди них нет! Я бы ее почувствовал. А значит, кто-то из вас ошибся, и либо не меня Ваал выбрал на роль Белого Судьи, либо Танит еще не воплотилась.
— Высшие пророчества никогда не лгут. Но уже завтра тебе придется пожертвовать самым дорогим за право узреть будущее.
— У меня есть еще сыновья.
— Достаточно первенца. Это должен быть не ребенок.
— Да будет так, — кивает Гамилькар, и его сердце пронзает боль при мысли о том, чем он пожертвует.
Жрец протягивает нож и чашу. Не моргнув глазом, Гамилькар вскрывает вену на левой руке, сжимает кулак, чтоб кровь не свернулась. Когда чаша наполняется на четверть, закрывает рану пальцем.
Приняв чашу, жрец воздевает ее над головой, несколько раз встряхивает, звеня колокольчиками. Одна за другой входят четыре жрицы-вестницы, принесшие в жертву свои глаза, чтобы видеть большее, становятся по углам комнаты и начинают петь. У каждой свои слова, их звонкие голоса сливаются, и пение а капелла[1] рождает дивную завораживающую мелодию. Гамилькар встряхивает головой, чтоб избавиться от наваждения.
Жрец затягивает песнь на древнепунийском, опрокидывает чашу на раскаленный лист алтаря — кровь шипит и пузырится, тошнотворно пахнет горелой плотью. Вестницы снимают лист и переворачивают, ставят перед жрецом, он вперивается в черный рисунок, глаза его закатываются и становятся черными.
Гамилькару неприятно это видеть, и он изучает блестящие носки своих ботинок. Вестницы смолкают и, придерживаясь друг за дружку, выходят. Жрец смотрит на Гамилькара взглядом снулой рыбины, ничего нельзя прочесть в его глазах.
— Ну? — не выдерживает Гамилькар.
Жрец проводит рукой напротив узоров из запекшейся крови и говорит:
— Видишь? Вот ты, вот она, вы встречались, если не сказать что были близки. Она была рядом, это точно. Вот ты, вот Величайший распростер руки за твоей спиной, — его лицо меняет выражение, он сглатывает.
— Что еще?
— Ты действительно избран, она — воплотилась, и ваши жизни связаны.
— Ты что-то скрываешь?
—…Вмешательство темных сил. Сумбур. Смерть. Кто-то еще… — он всматривается в рисунок. — Или что-то поднимается снизу. Небо падает на землю, — не замечая боли, жрец ведет пальцем по раскаленному листу. — Песочные часы, где песок течет снизу вверх…
— Чья смерть? Надеюсь, не моя?
— Нет, много смертей. Хаос…
— Я получу, что хочу?
Жрец одаривает его долгим взглядом, мысленно взвешивая каждое слово, ведь перед ним стоит человек, судьба которого — встать за штурвал корабля, несущегося на рифы. А получится ли у него предотвратить катастрофу, ритуал не показал.
— Ты получишь наивысшую власть, но не сразу, и будут трудности.
— Спасибо. Проводи меня.
Вместо того, чтобы лететь на совет директоров в Британию или выполнить обещание и повезти детей на летающий остров, Гамилькар отправляется в резиденцию, занимающую огромную территорию на первой ступени пятого уровня. Его там ждет Дияла. Ждет каждый день.
Едва он переступает порог, Дия бросается ему на шею. Целуя в губы, Гамилькар берет ее за руки, отстраняется, ласкает взглядом. Она — совершенство. Бронзовые волосы волной, изумрудные глаза, чувственные губы и снежно-белая кожа, а тело — творение воли божественного скульптора. Но главное, она — сама любовь.
Увидев ее анкету на сайте «В добрые руки», он оплатил лот без раздумий и долгих три месяца был счастлив.
— Чего ты хочешь, родная? — шепчет он, гладя ее щеку.
— Я хочу быть с тобой — всегда.
— Ты и так со мной. Желай. Исполню любой каприз: бриллианты, остров… Ты ж не видела мира и не купалась в океане. Летим!
Дия округляет глаза.
— Но я не собрана.
— Летим. Все недостающее купим по дороге.
Гамилькар мог бы пожертвовать контрольный пакет акций какой-нибудь своей компании, мог бы отдать один из островов или нефтяных вышек, но завтра он купит новую — это не жертва, а подачка, Ваал не примет ее. Даже если пожертвует корпорацией «Тау», это будет не то. Самое дорогое, что есть у Гамилькара — Дияла. Рабыня с самых низов, где тоже рождаются жемчужины.
У него есть сутки, завтра он отдаст Диялу Величайшему, чтобы воплощенная Танит обратила на него свой взор. И эти сутки Дияла должна купаться в счастье.
[1]А капелла — Пение без звукового сопровождения
Глава 5
Условный рефлекс
Уже после встречи с Рэем я понимаю, почему он так скрывается: здесь повсюду камеры, нас пишут даже в туалете, потому мыться хожу, когда в душе выключают свет, и спать ложусь одетым.
С каждым днем все больше убеждаюсь, что мой план обречен на провал: вокруг меня примитивные зверобогие, самым продвинутым был Титус, но до него хрен доберешься. Но все-таки я тут не зря: многое узнал и лучше изучил врага, Рэя встретил.
Вечером вторника, стоя в очереди за похлебкой, я так погружен в себя, что не сразу узнаю повариху, насыпающую еду в тарелку. Если бы она ко мне не обратилась, так и не вспомнил бы Арбеллу, девушку, которой я невольно помог в метро.
— Привет! — восклицает она. — Вот уж не думала, что встречу тебя здесь!
— Да уж. Мир тесен, — бормочу в ответ, в отличие от нее, встреча меня не радует, а напоминает о том, что я себе не принадлежу.
Она склоняется над стойкой, демонстрируя декольте, и бормочет, воровато оглядываясь:
— Приходи ко мне после девяти, комната четыреста двенадцать, сделаю тебе вызов. Просто приложи браслет к сенсору лифта, охранники пропустят. Есть что сказать. Это серьезно.
Увидев кого-то, она возвращает лицу беззаботное выражение, посылает мне воздушный поцелуй и отворачивается. Сейчас не до женщин, но решаю идти — вдруг у нее интересная информация.
В моей комнате мужики все так же смотрят реалити-шоу, но в воздухе будто бы звенит напряжение, так и кажется, что молнией долбанет. Блин и Кривоногий поглядывают краем глаза, но они все время на меня так косят, а сегодня их враждебность ощущается особенно остро. Может, послать все к хренам и свалить? Так и сделаю, завтра перетру с бригадиром, чтоб меня отсюда выпустили, сегодня уже поздно, но прежде поговорю с девчонкой — вдруг что важное скажет.
