Наследие 2 - Тармашев Сергей Сергеевич (книга жизни TXT) 📗
Подземный комплекс обходили часа два, но следов людей так и не нашли. Ретранслятор гермокорпуса не работал, радиосвязи с оставшимися на верхних этажах бойцами почти не было, и Ершов приказал свернуть осмотр и подниматься наверх. На лестничной площадке первого уровня, в дверях, стоял один из штурмовиков и время от времени несильными пинками отгонял от прохода деловито снующих куриц.
— Любопытные, черти! — сообщил он. — Так и норовят вылезти. Ерш, мы нашли следы человеческого пребывания в одной из лабораторий. Тут кто-то жил некоторое время, похоже, несколько человек. Но все пропали довольно давно, там пыли по колено! Ещё нашли какие-то научные записи. Они у Наждака.
Наждак обнаружился на втором этаже, в пультовом помещении систем климат-контроля. Четверо бойцов осматривали лабораторию напротив, и Виолетта увидела у стены стенд с целой выставкой закупоренных пробирок, содержащих жидкости знакомых расцветок. Она вошла внутрь и остановилась возле стенда, разглядывая череду из более чем сотни пробирок. Однозначно, это были пробы воздуха. Если смотреть слева направо, их химические индикаторы оказывались сгруппированными по цветам. Сначала красные, потом розовые, дальше желтые, следом голубые. Штук пять склянок с содержимым синего цвета замыкало коллекцию проб.
— Всего людей было четверо, — она прислушалась к разговору Ершова с Наждаком. — Двое жили прямо здесь, в пультовой. Спали вон там, видишь, тряпье разложено. В соседней лаборатории жил ещё один, там же готовили пищу, газовая горелка сильно закопченная стоит в углу, рядом валяются баллоны из-под газа, один из них наполовину заполнен, если манометр не врет. Четвертый жил на первом этаже, в помещении проходной шлюза, через который мы заходили. Там комнатушка обжита полностью, похоже, он постоянно следил за мониторами камер наружного наблюдения. Одна из них всё ещё работает, остальные сдохли. Но всё это было очень давно.
— Что за бумаги? — спросил Ершов. — Кто-то от руки писал… тут листов двадцать…
— Нашли в лаборатории напротив, — ответил Бармалей. — Там, где док стоит. Тут что-то сказано про вирус и эпидемию, но почерк хреновый и формул много, Шаро его разберет, в чем смысл.
— Док! — позвал её Ершов. — Взгляни, это по твоей части. — Он зашел в лабораторию и протянул ей кипу целлулоидных листов, густо покрытых кривыми строчками записей. — Похоже на научный дневник. Может, тут сказано, куда все делись, потому что даже этот гермокорпус покинули много лет назад, все следы очень старые. — Инвазивный лейтенант указал ей на донельзя пыльный вращающийся стул без спинки, стоящий неподалеку от холодильного шкафа с химреактивами: — Располагайся, док, чувствуй себя, как дома!
Стоящий неподалеку Малевич заторопился к стулу, придирчиво осмотрел его, надавливая на сидение, и услужливо пододвинул стул Виолетте:
— Прошу вас! — он помог ей сесть, придерживая громоздкую баллонную пару, и сам уселся напротив, на край лабораторного стенда.
Виолетта развернулась на стуле, подстраиваясь под свет одинокой потолочной лампы, и вчиталась в кривые строки химических формул, неровно начертанные дрожащей рукой таблицы с цифрами и пояснительные записи к ним.
«17.06.2254. Вокруг творится ужасающее безумие! Толпа исступленно долбит по стенам и люкам гермокорпуса всем, что попадается под руку! Их дикие вопли пробиваются сквозь полуметровые стены! Валентин сказал, что гермозаслонки окон выдержат, но перекошенные злобой лица на мониторах внешних камер не дают мне уснуть. Едва я закрываю глаза, как разъяренная толпа, брызжущая припадочной пеной, оказывается повсюду…»
Она недоуменно нахмурилась и вытащила из стопки следующий лист многоразовой бумаги.
«12.06.2254. Я же говорил, что инкубационный период есть, но мы не в состоянии его распознать! Профессор Цивьян тогда посоветовал мне заниматься своим делом. Лучше бы сам им занимался, тогда улицы Центра не были бы устланы трупами! Я не знаю, на что нам теперь надеяться. Ксения говорит, что вчера одна из внешних камер, в которую видна секция Периметра, показала пролетающий самолет. Если Сибирский Союз пришлет спасательную экспедицию, то у нас ещё есть шансы выжить! Но как они узнают, что мы живы? Надо добраться до узла связи и связаться с Дивногорским Центром, но дойти до сектора президентской администрации невозможно. Зато я, наконец-то, смог починить пневматическую систему забора воздуха из окружающего гермокорпус пространства. Теперь смогу регулярно брать пробы…»
Ниже следовали формулы и цифры, похоже, результаты химических тестов тех самых проб.
«Вирус мутирует, теперь это не вызывает сомнений. Красной реакции больше нет, только розовая. Если бы Цивьян оказался умнее, чем был на самом деле, это можно было предвидеть. Хотя я не знаю, изменило бы это хоть что-нибудь…»
Целлулоидный лист закончился, и Виолетта пробежала глазами несколько других:
«23.07.2254. Утром Валентин заявил, что надо воспользоваться дневным светом, выйти из корпуса и добраться до ангаров с военной техникой. Это полнейший бред! Мы находимся у самой стены Периметра, ангары расположены в секторе Службы Безопасности, на противоположной стороне! Чтобы добраться до них, придется пересечь по диагонали весь Центр! Это самоубийство! Но Ксения, похоже, готова с ним согласиться. Если она решится на это безумие, Павел последует за ней, это ясно. Мое мнение Валентин демонстративно игнорирует…»
«11.07.2254. Они становятся всё более чувствительными к яркому освещению и пытаются уничтожить все осветительные приборы, что встречаются им на пути. Лампы над входами в корпус разбиты, теперь видеокамеры показывают только днем и в ранние сумерки. Ночью изображение настолько темное, что ничего не разобрать. Не понимаю, почему не включается инфракрасный режим. Наверное, ночную подсветку тоже разбили…»
«22.06.2254. Голод заставляет их пожирать даже разлагающиеся трупы. Сегодня было мое дежурство, но я не мог смотреть на мониторы. Они зубами рвут на куски тела умерших. Надеюсь, это вызовет среди них какую-нибудь чуму…»
«25.07.2254. Он всё-таки её убедил! Я сделал всё, чтобы отговорить её от этого безумства, но Ксения не желала меня слушать. Они ушли втроем, в моем скафандре аварийный баллон давно уже пуст, но я бы в любом случае не пошел. Я не слышал их криков, слишком далеко, но одна из камер направлена вдоль улицы и позволяет осматривать почти километр. Они не успели даже выйти за пределы сектора. Бедная Ксения, упокой, Шаро, её добрую душу. Теперь я остался один…»
«09.06.2254. Я против идеи Валентина прорываться к хранилищам стратегического резерва. Да, рация ловит переговоры охраны, занявшей там оборону, но вчетвером мы не сможем дойти туда. Их тысячи, они повсюду! А система внутренней блокировки стратегических складов повреждена, и охрана не может полностью заблокировать гермокорпус, как это удалось сделать нам. Уверен, что разумнее оставаться здесь…»
«03.08.2254. Теперь они охотятся друг на друга. Разбились на группы, больше напоминающие стаи, и нападают на тех, кого меньше. Раньше жертв пожирали прямо на улице, теперь стали осторожнее. Утаскивают их куда-то. Сегодня на моих глазах одна из стай отобрала у своей же женщины новорожденного и тут же сожрала его. Причем женщина сопротивлялась недолго, а после присоединилась к остальным. Я видел её с детской ножкой в зубах. Снотворное давно закончилось, но сегодня лучше не спать…»
«12.09.2254. Вирус мутирует в четвертый раз. Химические индикаторы дают синий цвет. Очень странная реакция, пораженные вирусом бактерии словно впадают в спячку, как при заморозке. Разве такое возможно? Я запер в изолированном гермобоксе курицу и инфицировал её. Надо выждать окончание инкубационного периода…»
Виолетта перебрала остальную пачку целлулоидной бумаги и поняла, что листы представляют собой связанное повествование, фактически дневник одного человека, но страницы оказались перепутаны, словно их не раз рассыпали, а после собирали обратно. Немного повозившись, она разложила их в правильной последовательности и вновь углубилась в чтение. Постепенно чудовищная картина жуткой гибели Новосибирского Центра встала перед её глазами целиком. Закончив чтение, Виолетта некоторое время сидела, будто в прострации, пытаясь подавить воображение, живописующее отраженные в дневнике кошмарные эпизоды.