"Фантастика 2023-175". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Ворон Алексей (лучшие книги без регистрации .TXT, .FB2) 📗
Она гладила меня по волосам, а я, склонив голову на ее колени, урчал, как приласканный кот, но даже в минуты этого блаженства ощущения ее теплых и нежных рук душа моя металась и билась, плакала и стенала.
— Ты губишь свою жизнь, предаваясь воспоминаниям! — увещевала меня Вендис, — тебе следует все забыть и никогда не оглядываться назад. Что бы там ни было, все осталось в прошлом. А в твоем настоящем и будущем все может быть прекрасно!
Я смотрел на улыбающуюся Вендис и верил, что да, действительно, стоит мне остаться здесь, среди даков, и все в моем будущем будет прекрасно. У меня будет сияющая красотой любимая жена, обожаемые детишки и куча повседневных забот о благе моего племени. И если бы память исчезла, сны не терзали меня, возможно, так бы все и сложилось. Но во мне словно была гниль, червоточина, мешавшая мне быть счастливым. Казалось, будто некто следует за мной по пятам, дышит мне в спину и требует: оглянись!
Я как будто отгорожен от этой жизни прозрачной, но глухой и непробиваемой стеной. Я вижу этот цветущий солнечный мир, но почти не слышу его, потому что слух мой поглощен иными звуками. Во мне звучит эльфийский голос Эринирской принцессы, призывный рев рогов поэннинского войска, каркающий хохот Бренна и гулкий, как набат, голос Жреца из Древнего Святилища:
"Оборотень! — Земля!
Фомор! — Огонь!
Туата де Дананн! — Вода!"
И видения. И сны, сны не оставляют меня в покое. Сны более яркие, чем реальность, властвуют надо мной.
Морана, прекрасная, лучезарная, была лучшим моим сном. Сном, оставляющим после пробуждения невыразимую печаль, чувство утраты и осознание, что никогда уже это не случится со мной. Не будет учащенно биться сердце — его у меня нет; не будут так волновать мокрые от слез ресницы, пленительный взгляд, завитки волос цвета осенней листвы. Не будет никогда уже этого любовного безумия. Одним безумием в моей жизни меньше. Эринирская принцесса выбрала не меня. И тогда во сне она превращалась в холодную деву, у ног которой склонилось ужасное чудовище, Зверь Фоморов.
Я чувствовал, что должен как-то объясниться с Вендис, дать ей понять, что мы несовместимы, что, как бы она ни была хороша, я уже не способен полюбить ее. Но вместо нужных слов в голову приходили лишь нелепости, и я против своей воли грубил ей или говорил пошлости.
В итоге я так ничего и не объяснял ей, а она ни о чем не спрашивала, лишь по-прежнему краснела, когда ловила мой взгляд. Я пытался отвлечься от преследовавших меня образов, флиртуя с ней, как заправский ухажер из Неппа. Иногда я даже позволял себе приставать к девушке, но не слишком настойчиво, опасаясь, что из желания удержать меня Вендис преодолеет свое целомудрие и поддастся на мои домогания. Мне действительно будет трудно уйти после того, как девушка станет моей. Но мне надо было уходить, пока сны и видения не довели меня до безумия.
А безумие уже просыпалось. Безумие, пригретое весенним солнышком, распускалось на ветках вместо почек, а вместе с ним жгучее чувство неудовлетворенности, злости, ненависти.
Ненависть наполняла весенний воздух, я вдыхал ее полной грудью, захлебывался ею и не мог выдохнуть. Тогда она разливалась по моим венам, смешивалась с кровью, красным туманом застилала глаза. Ненависть наполнила берега Великой Реки, и, не выдержав, река разлилась по окрестным полям ненавистью. Меч взывал ко мне, просил крови, в ушах гудел призывный вой боевых рогов Бреннова войска. Я резал себе руки, чтобы напоить Орну кровью, но крови не было. Из ран текла красная, густая, остро пахнущая кровью ненависть.
Лес проснулся после зимы, лес стонал от весенней любовной неги, наполняясь запахами. Из-под снега выползли оголодавшие зверьки. И от обычного для волков весеннего томления мне становилось горько. С большей отчетливостью я осознавал теперь свое одиночество и свою неуместность здесь. Меня все чаще преследовали видения и странные образы. Неизъяснимое чувство ожидания чего-то ужасного гнало меня прочь. Однажды мне привиделось, что я — огромное чудовище, разрушившее Волчий Дол, растоптавшее его, разорвавшее в клочья его жителей. И там, в этом видении, я, чудовище, брожу в одиночестве среди изуродованных трупов и вою от тоски, от ненависти, от жажды убивать и убивать до бесконечности, пока есть еще хоть кто-то живой.
Мирная жизнь стала мне невыносима, жажда убийства и разрушения бушевала во мне. Эта чистенькая полянка с довольными женщинами, сытыми ребятишками и достойными отцами семейств вызывала теперь во мне лишь одно желание: разрушить ее! То, что я создал с таким трудом, потом и кровью, теплый и дружный мир даков я мог уничтожить в один момент. Осознав это однажды, я понял, что должен уйти в сырую, беспросветную ночь, одинокий и неприкаянный, на поиски того, что успокоит мою душу.
Я должен был не просто уходить — бежать! Бежать из этой мирной солнечной долины, пока я или та сила, что преследует меня, не погубили этот милый мирок.
Предвидя скорую разлуку, я старался больше времени проводить в обществе Волчонка. Мы уходили на прогулки далеко от Волчьего Дола. Волчонок всецело завладел моей душой, и я даже имел глупость мечтать о том, чтобы взять его с собой. Осознавая всю безответственность такого поступка — я подверг бы его еще большим опасностям, чем Звероловы, — я все же представлял себе, как весело нам будет в пути, как я покажу ему свой чудесный остров и Эринирские горы, высокие и прекрасные, совсем не такие, как куцая Гора Залмоксиса. Как будет он потрясен красотой открывающегося вида, синими озерами и бескрайним небом, когда мы вместе заберемся на самый высокий пик в Эринире. Пока же я лишь мечтал об этом, не решаясь поделиться подобными планами с Волчонком, понимая, что тогда мне уже точно придется брать его с собой.
В лунную ночь мы брели с Волчонком берегом реки. Он резвился, с визгом забегая в воду и вылавливая подтаявшие льдинки — все, что осталось от толстого слоя льда. Мне так и представлялось, как так же вот мы бродим по берегам Эринирского озера. А может быть, я привезу его с собой в Поэннин. Мои грезы были прерваны странным шорохом, донесшимся откуда-то сверху, похоже, из кроны старого дуба, раскорячившегося в пятнадцати шагах от нас. Я поднял с земли камень и, прицелясь, бросил его в середину огромной кроны. С дерева спрыгнул человек, а за ним ссыпались еще четверо.
— Звероловы! — завизжал Волчонок, ощетинившись и выпустив клыки.
Похоже, что так оно и было, иначе я бы почуял их заранее. Оставшиеся в живых Звероловы устраивают неподалеку от Волчьего Дола засаду! Интересно, на кого? Не на того ли, кто опрометчиво гуляет в одиночестве и без оружия? Я проклинал свою безответственность.
Свой коротенький топор Волчонок всегда таскал с собой, мы оказались вдвоем против пятерых, вооруженные одним топором на двоих. Я медленно отступал к реке, таща за шиворот рычащего Волчонка.
— Беги, — приказал я, — зови на помощь!
— Никогда! — воскликнул Волчонок. — Я не оставлю тебя одного!
— Ты клялся выполнять мои приказы! — прорычал я, отслеживая, как рассыпались в цепочку Звероловы и медленно прижимали нас к реке. — Беги!
Волчонок послушно кивнул, я выпустил из рук ворот его рубахи. Он бросился со всех ног, но не к Волчьему Долу, а на Звероловов. Мне не оставалось ничего другого, как безоружному броситься за ним следом.
Волчонок выхватил на бегу из-за пазухи топор и, подняв его над головой, мчался навстречу Звероловам. Но едва подбежав к первому из них, уже изготовившемуся для нанесения удара, мальчишка отбросил свое громоздкое оружие и, перепрыгнув через меч Зверолова, выхватил нож и, оказавшись вплотную с врагом, с громким воплем всадил клинок ему в шею.
Я не успел подивиться предусмотрительности Волчонка, который носил с собой не только топор, но и, оказывается, нож, как налетел на него и Зверолова и повалил их на землю. Волчонок выкарабкался из-под меня, подхватил свой топор, а я в это время подобрал меч уже мертвого Зверолова и отражал посыпавшиеся сверху удары его подоспевших товарищей.
