Последняя дверь последнего вагона - Ильин Владимир Леонидович (книги бесплатно без регистрации .TXT) 📗
А если таким образом люди Дюпона пытаются выманить меня из дома?
На всякий случай звоню Ригерту. Он откликается почти мгновенно. Значит, добросовестно не смыкает глаз. Интересно, когда он умудряется наверстывать упущенное ночью, если весь день таскается за мной по пятам?
— М-м? Проблемы?
— Да пока еще нет, Валь… Как обстановка снаружи?
— Тихо. А что?
Секунду раздумываю, пытаясь разобраться в пеленге, который генерирует мой организм. Это где-то совсем рядом. Во всяком случае, из дома выходить не придется…
— Ничего. Проверка связи. Так что спи спокойно, Дорогой товарищ…
— Умгу…
Выхожу из квартиры и, сделав всего пару шагов, уясняю, где требуется мое присутствие. Внутри появляется неприятный холодок. Похоже, старухи все-таки доигрались до смертоубийства. Зов исходит из их квартиры. Теперь я это точно знаю. Надо сходить посмотреть. Не могли же они помереть обе сразу? Может быть, кому-то требуется помощь?
В подъезде тихо. Все, конечно же, давным-давно спят.
Звоню в квартиру престарелых подружек. Никакой реакции. Поднять соседей, что ли? Пока раздумываю над этой проблемой, дверь вдруг сама собой приоткрывается передо мной, заставляя мои волосы шевельнуться от тихого ужаса.
Но это всего лишь сквозняк… Теперь препятствий между мной и тем, что истошно призывает меня из тьмы, нет. Можно войти — хотя бы для того, чтобы оценить обстановку. Всплывает мысль: и все? Как там говорил Ригерт сегодня… то есть вчера вечером? «А ты — хочешь?»… Подумай хорошенько, зачем ты сюда пришел.
Ладно. Смотрим. Пока — только смотрим. А там видно будет…
Переступаю порог. В квартире повсюду горит свет. Тусклый, из мутных лампочек, покрытых пыльными простенькими абажурами. А грязь-то какая!.. Видно, старушки окончательно махнули рукой на поддержание элементарного порядка. Не квартира, а пристанище хиппи образца шестидесятых годов прошлого века. Разве что сигареты с марихуаной повсюду не валяются. Зато валяется нечто другое. Из-за угла коридора видна нога. Голая синяя нога с подагрическими узлами вен в дырявом шерстяном носке.
Это баба Полина. Она лежит ничком, скрючившись и вытянув правую руку вперед, словно и после смерти пытается достать невидимого противника. Рядом с ней вытянулась, как окоченевшая змея, ее верная трость. Тоже в крови, как и ее хозяйка. Стараясь не прикасаться к покойной, я обхожу тело в протертом до дыр домашнем халате и наконец вижу, от чего она умерла. В животе бабы Полины торчит ручка ножа. Обыкновенного бытового ножа, которым режут хлеб или колбасу. Кровавый след тянется по грязному полу коридора из комнаты.
Значит, умерла она не сразу. Сил еще хватило, чтобы проползти несколько метров.
— Герта Фридриховна! — взываю я. — Где вы? Вы живы? Вы меня слышите?
Молчание.
Она действительно еще жива. Но не может меня слышать. Она лежит в комнате возле стола, на котором остались стоять недопитые рюмки вина, полупустая бутылка «Черного Моря», обшарпанные тарелки с остатками нехитрой трапезы, блюдца, щербатые чашки… Голова старушки — в крови, и, лишь приблизив зеркало к губам лежащей, я убеждаюсь в том, что она еще дышит.
Пытаюсь привести Герту в чувство, но голова ее безжизненно мотается по ветхому коврику, оставляя на нем красные пятна. Тараканы резво разбегаются в разные стороны, словно тоже не выносят вида крови…
Вот, значит, как это было. Бабульки опять поссорились, но на этот раз, доведенная побоями до отчаяния, Герта решила остановить свою обидчицу. Под руку ей попался нож, и она ткнула им в живот бабе Полине. Однако у той — может быть, сгоряча — еще хватило сил, чтобы нанести своей сожительнице удар по голове, а когда та рухнула, уползти прочь с места своего первого и последнего преступления.
Ну и что теперь делать? Самое главное — спасти раненую.
Перевязываю голову старушки первой попавшейся относительно чистой тряпкой и звоню в «Скорую». Дежурная обещает, что помощь прибудет через несколько минут. Поднимаю тело Герты с пола на диван — благо он разобран и даже застелен (постель, очевидно, здесь убирать на день не принято и менять постельное белье хотя бы раз в месяц — тоже). Нащупываю пульс. Слабый, очень слабый. Как говорят в таких случаях медики — нитевидный. Тонкая ниточка жизни, которая вот-вот может оборваться…
Поднимаю с пола опрокинутый стул и сажусь на него, стараясь не смотреть на тело бабы Полины в коридоре.
Ну а с ней-то как быть? В принципе, я мог бы сейчас вернуть ее к жизни. Свидетелей нет, и вряд ли она поймет, что произошло. Надо только перед воскрешением извлечь из ее живота орудие убийства.
Но будет ли от этого толк? Если Герту спасут врачи, то вскоре все вернется на круги своя. Опять — одиночество вдвоем, прозябание впроголодь, ежемесячные «отдушины» в виде таких вот посиделок, и опять — драки, и опять — ругань… Разве это жизнь?
А если подружка бабы Полины не выживет, то зачем ей самой будет нужна жизнь в этой грязной конуре? Насколько мне известно, ни родственников, ни знакомых у нее нет, и она будет никому не нужна. Кроме того, ее будут судить… срок, конечно, не дадут, спишут все на психическую неполноценность и примут во внимание возраст и инвалидность, но каково будет этой несчастной убийце и жертве сидеть на скамье подсудимых? Да и сама она не простит себе убийства единственного близкого человека. Ей, кажется, восемьдесят два или восемьдесят три года, и то, что случилось сегодня, возможно, принесло ей предсмертное облегчение, потому что положило конец ее ежедневным мучениям…
Словно уяснив, что я не собираюсь пускать его в ход, Дар утихает почти до минимума. Только иногда напоминает о себе сердечными спазмами. Воздух в квартире, несмотря на открытую форточку на кухне, спертый и гадкий. Меня начинает мутить.
И тут я вспоминаю о Ригерте. Совсем из головы вылетело, что поблизости есть человек, который может дать мне профессиональный совет. И оказать первую помощь пострадавшей. У него ведь и аптечка в машине должна быть…
Однако воспользоваться коммуникатором я не успеваю. За дверью слышится скрежет лифта, потом — стук каблучков и наконец — звонок в дверь.
Выхожу в прихожую, чтобы впустить бригаду «Скорой помощи». В виде двух прелестных созданий в аккуратных комбинезончиках с медицинским чемоданчиком. Одна, брюнеточка, — постарше, ей под тридцать. Другая, рыженькая, — совсем еще юная…
— Добрый вечер! — говорит брюнетка («Какой же он, к черту, добрый, девушка?!»). — Что тут у вас случилось?.. Ого!.. Что с ней?.. Кто ее так?.. Она жива?
Я угрюмо молчу, и брюнетка командует своей напарнице:
— Лена! Распаковывай диагност, быстро!..
— Ей вы уже не поможете, — говорю я. — Я вызывал вас к другой бабушке… Она там. — Киваю на приоткрытую дверь комнаты.
Медички устремляются туда и начинают суетиться вокруг распростертой на диване Герты Фридриховны. Причем суетятся они явно без толку.
Забавные девчонки.
Через минуту рыженькая выглядывает в коридор, где я стою столбом, прислонившись к стене.
— Извините, так что здесь произошло? Вы кто? Это ваши родственницы?
Я принимаюсь объяснять, но из комнаты доносится тревожный голос брюнетки:
— Лена, сюда!.. Ее надо срочно эвакуировать! Если не оперировать, то… сама понимаешь… Вызывай Федора с носилками!
Лена достает коммуникатор и принимается объяснять неведомому Федору — скорее всего, водителю амбуланции, — что от него требуется достать из машины носилки и подняться наверх, чтобы вынести умирающую старушку. Судя по дальнейшему разговору, Федор начинает ныть, что ему надоело таскать эти проклятые носилки, что ему за это не платят положенную надбавку и что давно пора поставить перед начальством вопрос о включении в бригаду штатного санитара, а лучше — двух…
И тогда я принимаю решение.
В конце концов, это лучше, чем мысленно решать философские задачи.
— Не надо носилок, девушки, — говорю я. — Я сам вынесу ее…
— Ой, правда? — удивляется рыженькая. — А как? Брюнетка молчит, но смотрит на меня тем самым взглядом, под которым даже самый запущенный холостяк втягивает живот и расправляет плечи.
