"Фантастика 2024-20.Компиляция. Книги 1-2 (СИ) - Номен Квинтус (книга регистрации txt, fb2) 📗
— За нужную информацию они могут много и получить.
— Вероятно, но пока информация от них скудна и противоречива. За последние полгода, пока действует этот закон, мы так ничего серьезного и не узнали.
— Возможно, что люди, что-то серьезное знающие, не в курсе о том, что их может ждать существенное вознаграждение.
— Знают. Русские разрешили Израилю во многих городах открыть вербовочные пункты и там тем, кто в них обращается, все подробно рассказывают. Проблема в том, что в России на этих пунктах нельзя заранее выяснить, знает ли кандидат что-то действительно важное и полезное…
— Ну, с Россией понятно. Неприятно, но, надеюсь, ты что-то все же придумаешь. А в Европе сто происходит?
— В Европе… В восточной Германии творится примерно то же, что и в России, хотя еще далеко не всю нашу агентуру немцы зачистили. В Болгарии то же самое, как и в Румынии и Чехословакии. В Венгрии дела у нас получше, но там особо ничего интересного не происходит. Единственная страна, где мы работаем весьма успешно — это Польша, они очень для нас удачно оказались рьяными католиками, а через ксендзов многое получается сделать. Кстати, Ватикан не против нашей там работы. Но опять: в самой Польше ничего интересного не происходит, а русские… Они почему-то полякам помощь оказывают минимальную и, похоже, даже не собираются их включать в свой военный блок.
— Поясни.
— Сейчас идут серьезные переговоры между несколькими странами, и Россия собирается создать общую военную организацию из оккупированных ею стран. Это Германия в первую очередь, Венгрия, Болгария, Румыния, возможно Чехословакия. Австрия здесь, на наше счастье, не рассматривается. На счастье, потому что в этих странах предполагается, кроме всего прочего, и выпуск русского оружия налаживать, больше того, оно уже налаживается. В Чехословакии готовится производство танков, в Венгрии авиазавод уже строится, да и другую бронетехнику заводы уже осваивают. Да и вообще промышленных заказов, в том числе по выпуску техники российской разработки, этим странам много достается. Всем, кроме Польши, и польскую продукцию никто в русском блоке даже покупать не хочет.
— Это же для нас открывает серьезные возможности.
— Пока что лишь в части увеличения нашего населения: поляки очень стараются переехать к нам. А то, что они выпускают на своих заводах, им даже самим не нужно: откровенный хлам…
Но недоумевали не только буржуи, Лаврентий Павлович тоже сильно удивился тому, что Таня не сдержала обещания. Хотя не сдержала и не по своей вине.
Никита Сергеевич, очевидно, так и не понял, что поднимать Джезказганскую область его не послали, а сослали, и начал очень активно там руководить. А будучи «знатным шахтером» он полез руководить и строительством крупной медной шахты, смело раздавая шахтерам ценные руководящие указания. Настолько ценные, что произошло серьезное обрушении строящегося штрека, в результате чего погибло больше двадцати человек. Назначенный вторым секретарем Семен Игнатьев тут же начал расследование, подключив к этому делу лично Абакумова, и результаты для Хрущева оказались более чем плачевными: его сняли уже вообще со всех постов, исключили из партии — а спустя всего пару месяцев суд приговорил Хрущева к десяти голам исправительных лагерей. Но в лагерь он так и не попал: в камере, куда поместили Хрущева, оказался заключенный, чей отец был по приказу Никиты Сергеевича сослан в Казахстан и умер в первую же зиму ссылки…
Правда Таня, обсудив этот эпизод с Лаврентием Павловичем, с видимым облегчением заметила:
— Ну что же, не придется мне этим заниматься. Он сам виноват.
Правда говорить ей, что и сам к случившемуся руку сильно приложил, он не стал. Возможно, она это и знает — но ведь возможно и нет, ведь Лаврентий Павлович тоже неплохо умел хранить тайны. А портить её мнение о себе тем, что поддался чувству личной мести, он не хотел.
Глава 19
— Ну что теперь отмочила наша весьма пожилая девушка? — поинтересовался Иосиф Виссарионович у Лаврентия Павловича.
— Ничего особенного, — сварливым тоном ответил Берия, — ей, видишь ли, мировой славы захотелось.
— И чем же она решила прославиться на этот раз?
— А что, были и другие разы? — искренне удивился Лаврентий Павлович. — Похоже, я что-то пропустил.
— Другие разы были, ты и сам знаешь. Просто в те разы мировая слава была отложенная, сильно отложенная. Мы же про атомный проект лет через пятьдесят какую-то информацию раскроем? И прочую тоже, и узнает народ о лауреате двадцати семи Сталинских премий первой степени, дважды Герое Советского Союза и четырежды Герое Социалистического труда, кавалера… я уж не представляю даже, скольких тогда будет орденов Ленина и несчетного числа орденов Трудового Красного знамени.
— Ага, и Боевого, и первого кавалера ордена Пирогова…
— И первого же кавалера медали Пирогова. Но мне интересно, какой славы она сейчас возжелала.
— Спортивной. Она записалась на Олимпийские игры.
— Как это — записалась?
— Обыкновенно. Пошла и записалась, в пяти дисциплинах по стрельбе. Пока мы тут пахали-сеяли, она съездила в Вену на заседание МОК, выбила дополнение к регламенту, так что теперь на соревнования и женщин допускают наравне с мужчинами. А затем — я не знаю как она это вообще делает, но, похоже, для нее такое нетрудно — она вынудила Андрианова включить ее в списки нашей олимпийской команды.
— Надо будет выяснить, что она ему пообещала…
— Ничего. Я уже попробовал выяснить — Константин наш Александрович вообще не помнит, как он ее включал в списки. Но что включал — помнит. И помнит, что это очень важно.
— Когда мы с Таней в следующий раз встречаемся?
— Послезавтра. Я ей вопросы позадаю или ты?
— И мы будем помнить, что горячо одобряем ее участие в Олимпиаде… погоди, ты говоришь, она записана на соревнования по стрельбе?
— А я сразу и не сообразил… Паша говорил, что не видел еще человека, кто с ней в этом деле сравниться может. Но ей-то это зачем? Если славы хочется, то ей достаточно мундир надеть со всеми орденами и медалями… мы, похоже, совсем другие вопросы ей задавать будем. И я даже знаю какие именно…
— Все же просто: СССР впервые принимает участие в Олимпийских играх, и это участие просто обязано стать выдающимся. Запоминающимся. Таким, чтобы весь мир узнал, что СССР — это страна выдающихся людей.
— И вы решили лично это всему миру показать. И что будут объявлять радиокомментаторы? На позицию выходит директор всесоюзного института «Фармацевтика»…
— Нет, будут объявлять «выходит представитель спортивного общества Буревестник». ВНИПИ же является государственным учреждением? Так что пусть думают, что я представляю советскую торговлю, а конкретно — торговлю мебелью. Я еще попробую финнам мебелишку советскую продать…
— Но вас же знают десятки, сотни тысяч людей, и эта информация наверняка просочится на Запад.
— Сейчас телевизионная картинка качества отвратительного, вдобавок я гарантирую: меня там даже вы не узнаете. И вообще в команду записана какая-то Совушкина.
— Я думаю, что после того, как вы заберете все медали по стрельбе, представители западных разведок вывернутся буквально наизнанку чтобы узнать про вас всё.
— Они уже наизнанку выворачиваются, особенно после того как лишились всей агентуры, ради девушки с винтовкой им попросту некуда уже дальше выворачиваться. А когда они поймут, что и от эмигрантов из СССР пользы как с козла молока…
— Вот этот закон я о сих пор не могу понять, — пропыхтел Берия. — Вы говорите, что ни один из уехавших ничего важного иностранным разведкам сообщить не сможет. И я верю, что вы это делаете. Но как?
— Очень просто: нас же специально учили забывать ненужное. А дальше все просто: есть катализаторы, которые перебрасывают информацию из долговременной памяти в эмоциональную, причем перебрасывают именно то, что человек старается не забыть. И именно перебрасывает, в долговременной памяти эти блоки… стираются. А эмоциональная… через месяц она готова получать новые эмоции, но старые обратно не переписываются. Например, в первом слое этой памяти мы храним сны — и при очень счастливом стечении обстоятельств содержание сна можно, грубо говоря, внутренне пересказать в кратковременную память, но даже это получается не всегда. А даже если и получилось — она из кратковременной памяти проходит фильтрацию, причем механизм фильтрации таков, что если такая же информация уже усвоена, то она вторично не сохраняется. И тут фокус в том, что мозг-то думает, что эту информацию он уже однажды отфильтровал и сохранил, а на самом деле там лишь воспоминания о том, что эта информация здесь была. Воспоминание об информации, а не она сама. Человек помнит, что он знал какой-то секрет, а сам секрет уже никогда не вспомнит.
