Н 5 (СИ) - Михайлов Руслан Алексеевич "Дем Михайлов" (читать онлайн полную книгу .txt) 📗
Бросив перед Никшей сверток с вареным мясом, Рэк уселся неподалеку и занялся проверкой ножа. Я задумчиво глядел в море – отсюда казалось, что море бескрайнее. Искусно покрашенная стальная стена за покинутым нами островом растворилась в темной и светлой синеве. Возьми корабль и плыви себе день за днем в эту синеву… ага… а потом бам и расквасишь нос корабля о стальную насмешливую преграду.
Выждав, когда урчащие бедолаги сожрут мясо и выберут мясные крошки с куска шкуры – заодно отметив, что такое мясо для них не странность и к шкуре спокойно отнеслись – продолжил:
– Так что за призм-эшафот?
– Да обычный!
– Я тебе оба колена прострелю и брошу здесь – пообещал я.
Старик заторопился, разом заговорив на куда более привычном и родном мне языке:
– Ну хрень мрачная на краю площади! Два стекла зажимных. Лезвия. Приговор и отсекание. Лотерея. Уколы. Опускание в эшафот. Все!
С трудом удержавшись, чтобы не глянуть на Хвана, мелко покивал и задал следующий вопрос:
– Площадь где?
– Так за холмом. Городишко добросов прибрежных. Там и площадь. И порт небольшой. Городишко Светлый Плес.
– Городишко Светлый Плес – задумчиво повторил я – И живут там добросы прибрежные… так?
– Ну да.
– А как они выглядят?
– Да как все! Люди! Светловолосые и светлоглазые. Нередко рыжие встречаются.
– А вы на них не похожи…
– Да и вы на сыроедов. Кто такие будете?
Щелк.
– А-а-а! М-м-м…
Врезав кулаком по земле, старик схватился за только что перевязанное плечо, куда я всадил вторую стрелку. Встретившись взглядом с его выпученными глазами, я спокойно пояснил:
– Вопросы задаю я. Ты отвечаешь. Ниша жует мясо. Уяснил, хреносос старый?
– Ой недобрые вы… – скривился старик и, увидев поднимающееся дуло, заторопился – Уяснил, уяснил!
– Откуда ты знаешь на кого похожи сыроеды?
– Так в городе ж все стены размалеваны говном тематически-этническим. Там островитяне разные, потом панорамы диких островов, просто деревья и ветки. Всякое там! И сыроеды нарисованные – не такие как вы.
– Ясно – кивнул я – А что за стекла зажимные на том эшафоте? И почему призмо-эшафотом называют?
– А ты не знаешь?
Щелк.
Только реакция дернувшей на себя дурного старика Никши помогла тому избежать третьей иглы в многострадальное плечо.
– Все! Все! Уяснил я! Уяснил! Да откуда ты такой жесткий то выпал, потрох ты сучий? Это не вопрос! Так к слову… а касательно эшафота – меж тех стекло преступника голого зажимают. Ну или голую. Коли сиськи есть – смешно глядеть как они к стеклу приплющиваются. С мужиками… ну бабам нравится. Да всем нравится – наглядно ведь все. Как руки-ноги рубят, как лотерея крутится, как после укола орущего от боли готовенького призма в эшафот утягивают перед выбросом.
– Перед выбросом?
– Так ведь выпускают же их. Приговор свершился. Был человеком – стал призмом. Его и выбрасывают где в окрестностях. Там и живет в дебрях. Вернее выживает, всякой падалью питаясь и от охотников за наживкой спасаясь.
– За наживкой? Для рыбалки, верно?
Похоже, мои предположения оправдались.
– Ну да. Рыбалка на живца. Здешняя белуга – рыба царская, капризная. На другого живца не клюнет. А на призмов – бросается! Вот только призм живым быть должон. Падаль не хватает.
– Угу… А за что в призма обращают?
– Дак мало ли людишки на чем попадаются? Убил, снасильничал, украл.
– Расследуют? В городе есть служба расследования?
– Да кто их знает? При Кормчем кто кормится из людишек верных – те и расследуют небось. Говорю тебе – мы не оседлые. Бродячие. В чужие дела не лезем, подножным кормимся. Охотимся, рыбачим.
– На кого охотитесь?
– Свинки полосатые тут живут, котяры камышовые встречаются, птица всякая нелетная, ближе к горам волки встречаются.
– Ближе к горам? К тем? – я указал на скалистую гряду, что тянулась от далекой стены до самого берега, но там не кончалась, а бежала дальше, поднимаясь вверх по склонам и уходя в неизвестность.
– Они самые. У гор другая живность держится. Но и тварей там встречается немало потому мы туда не суемся.
– Что за твари?
– Так призмы. Те, кто охотников во младенчестве избежал и сам охотником стал. Такие уроды попадаются… К ним в лапы лучше не попадаться.
– Кто такой Кормчий?
– Голова у меня заболела от вопросов твоих, незнакомец. Отпусти ты нас…
– Кто такой Кормчий?
– Главный в Светлом Плесе. Закон. Незнакомец… все что знал рассказал…
– Какие ягоды есть можно? Что тут съедобно, а что нет?
– Мелкие желтые – можно. Вот такие можно, но собирать замаешься – старик указал на пару крохотных красных ягодок, бусинками свисающего с большого куста – Грибы найдете. Красные мухоморы знаете? Их не трогайте. Остальные съедобны. Еще тараканы лесные – жирные и сытные. Как поймаете, лапы и надкрылья в сторону, а пискучий мякиш – в рот задницей вперед. У башки откусите и жуйте. Мы ими чаще всего пробавляемся.
– Костры жечь можно?
– Что ты! Нет! В городе порой можно вроде как. Для того с песнями по лесам ходят, валежники собирают, сухие деревья рубят. Лес чистят. А потом сжигают собранное и пиршество закатывают. А в лесу огонь если разожжешь – мигом прибежит группа боевая и дюже сердитая!
– Группа?
– Ну как вы.
– Как мы – кивнул я, вставая – Что-то и у меня голова заболела. Уходите.
– Вот спасибо…
– Если про нас хоть кому расскажете… – едва-едва скрежетнул я металлом в голове и, не став договаривать, начал подниматься по склону, держа курс к камням на вершине.
– Не ходили бы в город! Кормчий – мразь! – пугливо вякнул старик.
– Мразь! – поддержала его Никша.
Глянув на них сверху-вниз, спросил:
– А Кормчий не системой разве поставлен?
– Матерью то?
– Ну.
– А что ну? Он ведь человек. А человеку дай к сиське сладкой надолго припасть – и он быстро мразью станет! Не ходите в Плес! Там чужаков не любят.
– И что сделают?
– А что с такими как мы делают? Подставят. Обвинят. И на эшафот. Наживка всегда нужна. А лишние рты – нет.
– Дай им еще мяса – кивнул я Рэку и ускорил шаг.
Меня догнал Хван и пошел рядом. Покосившись на его закутанную фигуру, скомандовал:
– А ну-ка рывок до вершины. Беги изо всех сил. Пора понять, чего ты можешь, а чего нет.
Дернулся капюшон. Послышался тихий стрекот. И Хван рванул вверх, с легкостью преодолевая метры крутого подъема.
– Не ходите в город, чужаки! Лучше с нами давайте! До Чистой Тропы!
– Еще увидимся – не оборачиваясь, махнул я рукой – Прибереги второе плечо, старый хрен.
Выстрела в спину я не боялся. Не из доверчивости – Рэк прикрывал. А я наблюдал за быстро удаляющимся призмом, что успел трижды упасть, но тут же вскочить и продолжить движение. Спринтер или марафонец? Быстрота движений впечатляет.
До вершины призм добрался быстро и без остановок. Но холм не так уж высок – я и сам смогу подняться на не меньшей скорости.
Едва уловив внутреннее самодовольство, резко остановился, повернулся, спустил к подножию, снова развернулся. И рванул вверх.
Не попробовав – не говори. Откуда мне знать смогу ли? Покажет только забег…
И он показал – я не ошибся. Но бедра и голени горели так будто в них всадили по несколько раскаленных игл. С огромным трудом удерживаясь от желания поддаться искушению и рухнуть навзничь, остался стоять, чувствуя, как стремительно намокает тело под меховой одеждой скрывающей защитное снаряжение.
Дерьмо…
Скинув куртку, остался в защитном жилете, следом стащил и его, сбросил сапоги и штаны. В одних липнущих к жопе мокрых трусах постоял на теплом ветерке. Слишком теплом – внизу вода забитая льдом. А тут прямо теплынь весенняя.
Хван понимающе хмыкнул – вернее прострекотал. И тоже стащил с себя обувь и штаны, оставшись в куртке. Но откинул капюшон. За шеей что-то щелкнуло, он наклонил чуть голову и я увидел дрожание горячего воздуха. По голым ногам потек пот. Что за хрень? Снизу потоотделение, а выше отток нагретого воздуха из-под хитиновой брони?
