Тот, кто утопил мир - Паркер-Чан Шелли (онлайн книги бесплатно полные .TXT, .FB2) 📗
— Передайте ему, что мы его взяли.
Тогда Оюана рывком подняли на ноги. Он в полуобморочном состоянии безвольно повис в чужой хватке. Распустившиеся волосы упали волной на лицо и скрыли мир.
Затем он понял, что над ним кто-то стоит. Знакомая невысокая фигура, некрасивое лицо над золотом доспехов. Восходящее солнце озаряло силуэт со спины.
Оюан был слишком измотан, чтобы ощутить ненависть. Он просто понял, кто это.
— Ты.
Руки, державшие его, сжались, карая за такое неуважение.
— Я, — согласился Сияющий Король. — Прости, что приказал держать тебя, но осторожность лишней не бывает.
В его юном лице не было мягкости, однако и жестокости тоже не оказалось. Оно сияло жизнерадостной силой, которой Оюан не понимал. Очевидно, сам он подобных чувств никогда в жизни не испытывал.
— Хочу сберечь свои оставшиеся конечности.
Чжу Чонба — вот как его звали, вспомнил Оюан. Монашек. Это он тогда, в Иньтяне, с отрубленной рукой повалился к ногам генерала… Если бы Оюана не держали, он бы вцепился Чжу в горло. Прыгнул бы — и тут же, как когда-то Чжу, рухнул бы на колени в крови и грязи. Он с горечью подумал: есть невольное милосердие в том, что ему не дают напасть.
— Ничего личного, — сказал ему Чжу. — Мы с Чжанами стали более близкими соседями, чем хотелось бы. А мне не хватает сил разбить их в одиночку. Вот я и подумал: если объединиться… — Он пожал плечами. — Сказано — сделано.
До генерала не сразу дошел смысл слов Чжу, а когда дошел, показался абсурдным. Ведь он убил Шао, разве это не решило одним махом все проблемы?
— Ты отбираешь у меня армию. — Сквозь забытье пробилась боль. — Ты отбираешь у меня судьбу.
Чжу обернулся к нему. Широкий лоб, решительный рот, острый подбородок. Ни тени щетины, как и у самого Оюана, загар темный, точно панцирь насекомого. Это было жесткое лицо, но на миг оно смягчилось.
— Мне ваша судьба ни к чему. У меня своя есть. И войско я вовсе не отбираю, а заимствую на время, чтобы разбить Чжанов. Покончив с этим, мы с вами отправимся на север, в Даду, где разобьем Главного Советника и центральную армию. Это и так входило в ваши планы. Затем, после захвата столицы, я дам вам убить Великого Хана. — Солнце, поднявшись над золотым шлемом Чжу, сверкнуло в глаза Оюану. — Вы ждали отмщения… сколько лет? Сможете подождать еще чуточку.
Оюану каждый день — каждый час, каждый удар сердца — был невыносим. Трудно и страшно поверить, что ждать настолько больно. Чжу не понять. Ибо поверить в такую муку, какую испытывал Оюан, может лишь тот, кто сам ее пережил. Оюан знал это по собственному опыту. Он страшился того, что замыслил сделать с Эсенем, собирался с духом. Каждый миг ожидания казался маленькой смертью, но это ни в какое сравнение не шло с тем пламенем, которое сжигало его сейчас.
Оюан понял — и чуть не сгорел от стыда, — что готов на что угодно, лишь бы вернуть себе армию. Он бы упал на колени и умолял Чжу войти в его положение, если бы верил, что это поможет. Ползал бы и унижался на глазах у обеих армий, ибо что значит честь в сравнении с болью?
Но у него нет власти. Откупиться Оюану тоже нечем, а его честь ценна разве что ему самому.
— Я знаю, вы меня ненавидите, — сказал Чжу. Он не был ни жесток, ни добр; его беспечное юное лицо сияло надеждой и предвкушением, свойственным человеку, которому даже не снилось, что будущее может оказаться нерадужным. — Знаю, что и в победу мою вы не верите. Но я намерен победить любой ценой. И сделаю это. Просто подождите, генерал, — ваше желание исполнится.
— Согласен.
5
Интянь
Он стоял у зарешеченного окна, когда Ма вошла с подносом и в сопровождении стражников с мечами наготове. В пустой темной комнате так резко пахло свежим деревом, что никакие дразнящие ароматы внешнего мира сюда не проникали.
На первый взгляд силуэт напоминал стройную босую наньжэньскую женщину в белой рубахе. Дневной свет смягчался, проникая сквозь прозрачную оконную бумагу и решетку, ложился теплыми желтыми полосами на маленькие сжатые руки женщины, на свободно ниспадающие волосы.
Странный разрыв между воображением и реальностью. Ма в ночных кошмарах являлся генерал Оюан, демоноподобный монгольский евнух-генерал в сверкающих доспехах. Времена года сменяли друг друга, отцовские мятежники один за другим гибли от его рук, и все ближе и ближе он подступал к Аньфэну. Все знали: когда он перейдет широкую реку Хуай и разрушит глинобитные стены Аньфэна высотой в четыре чжана, пощады не будет никому.
Никто не сумел его остановить, да хотя бы замедлить. Даже ее отец не смог.
А Чжу смогла.
Но тогдашний ужас не вязался у нее с этой фигурой, раздетой до исподнего, точно женщина, которую собираются продать как военную добычу. Какой беззащитной она, должно быть, себя чувствует — все, что предназначено лишь для взгляда влюбленного, выставлено напоказ: босые ноги, распущенные волосы. Сам взгляд Ма уже был оскорблением.
Женщина у окна обернулась. Лицо ее затеняли волосы. У Ма по спине пробежал холодок. В этом движении было… что-то неправильное. Невозможность понять, кто перед тобой, побуждала испуганно отшатнуться — как от хищника, повстречавшегося в диких местах, или от сумасшедшего, выкрикивающего бессмыслицу на улице. Женственный образ не разбился, но пошел рябью, словно отражение в неспокойной воде.
Ма протянула пленнику поднос с теплой водой в тазу, полотенцем и мылом.
— Приветствую досточтимого генерала Оюана.
— А гребня нет? Польщен, что они боятся дать мне его.
Даже это сиплый голос мог бы быть женским, севшим и охрипшим от дыма или какого-то чувства, прогоревшего в пепел. Хотя Ма обратилась к нему по-монгольски, генерал ответил ей на ханьском:
— Однако у меня нет опыта в сражении на расческах. Не уверен, что от нее был бы толк.
Только тут до Ма дошло, зачем у генерала забрали доспехи, пояс, верхнюю одежду, носки и даже заколки для волос. Она вдруг ощутила присутствие двух вооруженных стражей по бокам.
«Женщина» заправила волосы за ухо еще одним резким движением. Движением грубым, почти бессознательным, на грани безумия, — но непопранная женственность отразилась в нем, как поначалу показалось Ма. Просто жест был насквозь мужской.
Затем пленник поднял голову, и Ма увидела его лицо.
— Зато нож для бритья пригодился бы… Но, думаю, мне вряд ли удастся убедить кого-нибудь, что он мне необходим.
Генерал оказался очень хорош собой. Молва почти не преувеличивала его красоты. Но лицо Оюана не было лицом женщины. Примерно так же двоился в сознании Ма образ Чжу. Оюан держался и рассуждал как мужчина, и в сочетании с изящными дугами бровей и девически гладкой кожей это производило впечатление некой двуполости. Не временной, какая бывает на пороге взросления, а неизменной, пугающей своей яростной инаковостью.
Он не взял подноса. Ма догадалась: заметил золотые украшения в ее прическе, платье из дорогой парчи с металлическим блеском, отливающей то зарей, то сталью, смотря как лягут складки ткани.
— Ты не служанка. Поглазеть явилась? Мне ждать вереницы посетителей, жаждущих узреть экзотического пленника? Надо подумать, чем бы их развлечь… — Он бросил на охранников оценивающий взгляд, от которого у Ма кровь похолодела в жилах.
Она взяла себя в руки.
— Я пришла, потому что хотела увидеть вас. Между нами есть личная связь. Вам это известно?
— Девочка-сэму говорит по-монгольски, изображает из себя королеву мятежников, — перечислил Оюан, рассуждая напоказ. Ты и в самом деле слегка напоминаешь отца. Генерал Ма, так? Трудно упомнить всех, кого я убил. Я надеюсь, ты не станешь сотрясать воздух, требуя извинений.
Это ее задело, хотя чего-то подобного она и ожидала. Ма сказала:
— Я пришла простить тебя.
— Простить? — В первый момент ей показалось, что генерал удивлен; он говорил мягко. — Если таково твое намерение, я обязан поведать тебе, что именно сделал с ним. В тот день, когда мы с твоим отцом встретились на поле боя, я воткнул меч ему между ребрами и вспорол грудную клетку. Представляешь, как это выглядело? Как свинью забить, все ребра наружу. Он так перепугался! Пытался зажать рану руками. Однако не кричал, потому что я пропорол ему легкие. Кровь из перерезанных артерий хлынула горлом, он выблевал все без остатка и умер. Страшная смерть, я свидетель. А теперь к убийце явилась ты, его дочь, разодетая шлюха короля-мальчишки. Да не с возмездием — с прощением.
