Пробуждение (СИ) - Охэйо Аннит (книги хорошего качества .txt) 📗
Здесь пахло чем-то незнакомым, — резко и неприятно, и он вновь замер, глядя на непонятную темную груду справа, под скатом крыши. Словно бы куча накрытых тканью чемоданов, — но почему они пахнут какой-то кислятиной и корицей, да ещё и так сильно?..
Этот чердак он пересек как мог быстро, почти не отводя глаз от этой страшной груды. Желания подойти и посмотреть не возникло и в помине, напротив, — от одного этого запаха по коже разбегался неприятный озноб.
Нырнув в сумрак соседнего чердака, Йаати вздохнул с облегчением, — тут оказалось почти пусто, и ничем не пахло, разве что птичьим пометом и пылью. Здесь он заметил два люка в полу, ведущих, очевидно, на лестницы, но они, к его огорчению, оказались заперты. Сейчас он шел от башни, и это не слишком ему нравилось: во всей творящейся вокруг необъяснимой жути она казалась ему единственным безопасным убежищем, да и любопытство тянуло именно туда. Но эту вот… дорогу проложили явно с определенной целью, — да и свернуть с неё не получалось.
Он вновь вышел на свет, замер, осмотрелся, — и нырнул в сумрак последнего чердака. Здесь по углам лежал какой-то хлам, пахло пыльной обивкой и, слабо, гнилью, словно от брошенных консервных банок. Самодельная деревянная лестница поднималась на метр, к очередной разрушенной квартире. Йаати подошел к ней, оглянулся (пройденный им коридор показался вдруг невероятно длинным и каким-то нереальным, словно он сейчас вышел из сна) и поднялся.
Две стены тут были снесены, пол завален раздробленным бетоном. Йаати скривился от боли, ступив на него, потом бросил сандалии на пол, и обулся. Обломки противно хрустели под ногами, и он осторожно распихивал их, прежде чем ступить. Упасть или вывернуть ногу тут было легче легкого. Наконец, он добрался до угла… и замер.
Перед ним лежало обширное поле развалин. Все здания тут превратились в полуразрушенные остовы, вырастающие из груд собственных обломков. Они, словно острова, поднимались из сплошного моря всё той же неподвижной дымки. Граница её с чистым воздухом тоже была очень ровной, словно зеркало, и Йаати невольно подошел к краю. До поверхности этого призрачного моря оставалось добрых метров пять, — но прямо под ним завал рассекал его, поднимаясь из дымки, словно крошечный горный хребет. Он упирался в пустой остов жилой многоэтажной башни, — от неё остались только три наружных стены с рваными полосами бывших перекрытий и ровными рядами окон. Похоже, что её обрушили направленным взрывом, — именно затем, чтобы перекрыть улицу, — и это наводило на крайне неприятные размышления. Справа, там, где башня примыкала к древнему трехэтажному дому, прямо над завалом зловеще чернел проем выбитой двери, а здесь, прямо под ним (Йаати осторожно посмотрел вниз) завал упирался в выбитое окно. Конечно, сам он состоял сплошь из торчащих углов бетонных плит и балок, но оттуда сюда вполне можно было перебраться. А это значило… значило…
Йаати недовольно мотнул головой и посмотрел на «танк». Он стоял как раз возле завала. Его башня была, правда, развернута в сторону рухнувшего моста, — но это ничего не значило… наверное. Он очень смутно представлял возможности этой машины, но помнил, как легко она расправилась с двумя десятками «руканогов». Может, они так и не смогли попасть сюда…
Йаати вздохнул и осмотрелся. Он стоял в развалинах лестничной площадки, на которую выходили три двери. Одна из них, открытая, вела в какую-то маленькую освещенную комнату. Он вошел в неё… и замер, едва не провалившись в открытый в её полу люк. Тот вел в квадратную шахту, освещенную рядом тускловатых лампочек — лифтовую, конечно, но глубиной этажей в шесть. Раза в два глубже, чем высота самого здания, и его сердце вдруг часто забилось: он как раз и искал вход в подземелья, — и, может быть, здесь…
Йаати вспомнил карту, которую видел в полицейском участке, но понять, где он сейчас, не получилось. Он отыскал щиток с кнопками, и нажал самую нижнюю, но лифт не двинулся. Подумав, он закрыл дверь (здесь была наружная железная дверь, и внутренняя, самого лифта, деревянная, похожая на дверцы шкафа) — но ничего не изменилось. Ещё подумав, он решил закрыть люк… и, заглянув в него, понял, что нижняя часть шахты затоплена прозрачной водой, — в ней отражался свет ламп. Наверное, поэтому лифт не работал, и Йаати с вздохом вышел из него. Он решил попробовать другие двери, но, заметив краем глаза какое-то движение, резко повернулся… и замер.
Между развалин, прямо по морю неподвижной дымки, шла какая-то… наверное, машина, невероятно высокая, — с пятиэтажный дом, не меньше! — мертвенно-белая, словно вырезанная из полированной кости, похожая на какую-то огромную ожившую игрушку. Три тонких ноги, небольшое, размером с диван, тело, длинная, метров в пять, шея из нескольких сегментов, — а венчала всё это обтекаемая, похожая на перевернутую лодку голова. Она напоминала не то безглазый удлиненный череп, не то голову какого-то слепого жука. А из неё метра на два торчала сиренево-черная металлическая труба, удивительно похожая на пушечный ствол.
Йаати замер, словно замороженный волной ледяного озноба. Он уже видел эту, в самом деле, жуткую штуковину, — ночью, в тот миг, когда она разнесла стену. И сейчас…
Он не заметил у этой штуки никаких глаз, — только несколько торчавших вокруг пушки игл, похожих на антенны, — но она вдруг плавно повернулась, нацеливаясь на него.
Тело Йаати вдруг рванулось, казалось, само по себе, независимо от оцепеневшего сознания. Он влетел в лифт, и, скрестив руки на груди, солдатиком сиганул в люк. Какое-то короткое, ужасное мгновение ему казалось, что гравитация вдруг отказала, и он застрял в воздухе… но потом его словно дернуло вниз. Воздух засвистел в ушах… и в этот миг его окутал страшный, ослепительный свет.
На какой-то миг Йаати показалось, что он уже умер… потом его, как доской, ударило волной раскаленного воздуха… а потом он врезался в твердую, как кирпич, воду, и, ошалев от всего этого, едва не захлебнулся. Вода, к счастью, оказалась холодная, и это мгновенно привело его в чувство. Он яростно задрыгал руками и ногами, пытаясь всплыть, — но какая-то сила упорно тянула его вниз, пока он вдруг не встал на дно. Сверху сыпались куски бетона, один из них, погружаясь, стукнул его по башке — но, к счастью, вскользь.
Уже начиная задыхаться, Йаати отчаянно рванулся. Ему удалось всплыть сантиметров на сорок, потом его вновь словно потянул вниз невидимый груз.
Груз! Вспомнив про бронежилет, Йаати яростно рванул застежки. К счастью, на липучках, — окажись тут ремни с пряжками, он наверняка погиб бы. Вывернувшись из тяжести, он опять отчаянно рванулся вверх, чувствуя, как в груди сгорают последние остатки воздуха. Всплывал он небыстро, — одежда тоже намокла и тянула вниз, сознание ускользало от напряжения — и, глотнув, наконец, воздуха, Йаати дико испугался, что ему на самом деле это кажется, и он вдохнул воды… но вокруг и впрямь был воздух. Он часто задышал, успокаиваясь, но тут же расчихался: в воздухе, словно густой туман, висела пыль, сверху ещё сыпалась какая-то мелочь.
Чихая и щурясь, Йаати осмотрелся. Справа, почти над водой, темнела железная дверь, и он рванулся к ней, ухватившись за порог. Ручка маячила в метре над ним, — казалось, вне пределов досягаемости.
Несколько раз он пытался дотянуться до неё, каждый раз срываясь в воду, и погружаясь с головой. Наконец, озверев, он рванулся изо всех сил… его пальцы сомкнулись на ручке, и тут же соскользнули, когда она повернулась.
Йаати вновь окунулся с головой… но вынырнув обнаружил, что дверь приоткрылась. Ухватившись за порог, он толкнул её лбом, и, наконец, выполз на пол.
Какое-то время он лежал неподвижно, ни о чем не думая, почти не веря в то, что до сих пор жив. Только ледяной холод привел его в себя. Дрожа, он сел и осмотрелся.
Грязная, пыльная комната, — цементный пол, бетонные, с отпечатками досок, стены, сверху беленые, снизу в облезлой зеленой краске, — наводила на мысль о тюрьме. В ней не оказалось ничего, кроме двух стальных дверей и тусклой лампы. В воздухе висела пыль, попавшая сюда из шахты, и Йаати, вновь чихнув, подошел к двери, глядя вверх. Кабина лифта, перекосившись, застряла на высоте этажей двух, но свет в шахте, как ни странно, до сих пор горел. Ему невероятно повезло, — и не один раз, а трижды, — но сейчас он не ощущал, почему-то, никакой радости.
