Голодные игры. И вспыхнет пламя. Сойка-пересмешница - Коллинз Сьюзен (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
Следующим вечером прибывает новый член нашего отделения. Без наручников. Без охраны. На плече болтается автомат. Все ошарашены и не верят своим глазам, но на руке Пита стоит свежий штамп. Номер 451. Боггс забирает у него оружие и уходит к телефону.
– Бесполезно, – говорит нам Пит. – Президент лично направила меня сюда. Она считает, это прибавит агитроликам остроты.
Пожалуй, что прибавит. Однако это значит кое-что еще. Койн считает, что от меня мертвой будет больше пользы, чем от живой.
Часть III
Покушение
19
Никогда раньше не видела, чтобы Боггс злился. Ни когда игнорировала его приказы, ни когда меня стошнило на него, ни даже когда Гейл сломал ему нос. Однако после телефонного разговора с Койн – Боггс в ярости. Первым делом он приказывает солдату Джексон, своей заместительнице, приставить к Питу круглосуточную охрану из двух человек. Затем приглашает меня прогуляться. Мы долго идем между палаток, пока наш лагерь не остается далеко позади.
– Так или иначе, он все равно меня убьет, – говорю я. – Тем более здесь. Где столько всего напоминает ему о плохом.
– Я буду смотреть за ним в оба, – обещает мне Боггс.
– Почему Койн хочет моей смерти?
– Она это отрицает.
– Но мы же понимаем, что это так. Должны же у вас быть какие-то предположения.
Прежде чем ответить, Боггс смотрит на меня долгим внимательным взглядом.
– Я скажу, что знаю. Ты не нравишься Койн. С самого начала. Она хотела спасти с арены Пита, но никто ее не поддержал. После того как ты вынудила ее объявить амнистию другим победителям, стало еще хуже. И даже с этим она могла бы смириться, учитывая, как хорошо ты справилась со своей задачей.
– В чем же тогда дело?
– Война скоро закончится. И тогда будут назначены выборы, – говорит Боггс.
Я закатываю глаза.
– Боггс, кому придет в голову, что я стану новым президентом?
– Никому, – соглашается Боггс. – Но ты поддержишь одного из кандидатов. Кого? Президента Койн? Или кого-то другого?
– Не знаю. Никогда об этом не думала.
– Если ты задумываешься и не сразу отвечаешь «Койн», – ты представляешь угрозу. Ты – лицо освободительной войны. Ни у кого нет столько влияния, как у тебя, – поясняет Боггс. – И ты никогда особенно не скрывала своего отношения к Койн.
– Она убьет меня, чтобы закрыть мне рот. – Еще не договорив, я понимаю, что это правда.
– Ты больше не нужна ей в качестве символа. Слышала, как она сказала? Твоя главная цель – объединение дистриктов – выполнена. Агитролики теперь сгодятся и без твоего участия. Ты можешь подстегнуть повстанцев еще только одним способом.
– Умереть, – тихо говорю я.
– Да. Стать мучеником революции, во имя которого они будут сражаться. Но пока я за тобой приглядываю, этого не произойдет, солдат Эвердин. Я хочу, чтобы ты прожила долгую жизнь.
– Почему? – спрашиваю я. Очевидно, что это не принесет Боггсу ничего, кроме неприятностей. – Вы мне ничем не обязаны.
– Потому что ты это заслужила. А теперь возвращайся в отделение.
Я должна быть признательна Боггсу, но чувствую только расстройство. Как я теперь смогу украсть у него голограф и дезертировать? Обмануть доверие того, кто уже однажды спас мне жизнь?
Увидев, как виновник моей неразрешимой задачи преспокойно ставит палатку, я прихожу в бешенство.
– Когда моя очередь караулить? – спрашиваю у Джексон.
Она смотрит на меня с сомнением или, может быть, просто щурится, чтобы лучше видеть мое лицо.
– Я не ставила тебя в график.
– Почему?
– Не уверена, что ты сможешь выстрелить в Пита, если понадобится.
– Я буду стрелять не в Пита, – отвечаю я громко и четко, чтобы слышали все. – Пита больше нет. Джоанна права. Я пристрелю капитолийского переродка.
Слова легко слетают с языка. Мне хочется сказать о нем что-нибудь гадкое после всех унижений, которые я перенесла с тех пор, как он вернулся.
– Что ж, это замечание также не в твою пользу, – говорит Джексон.
– Включите ее в график, – слышу я Боггса у себя за спиной.
Джексон качает головой, но делает пометку в блокноте.
– С полуночи до четырех. В паре со мной.
Раздается сигнал к ужину, и мы с Гейлом становимся в очередь перед полевой кухней.
– Хочешь, чтобы я его убил? – без обиняков спрашивает он.
– Тогда нас точно отошлют обратно, – говорю я. Несмотря на мою ярость, жестокость Гейла меня пугает. – Я сумею с ним справиться.
– В смысле, пока не смоешься отсюда? С картой и голографом, если сумеешь раздобыть?
Значит, мои приготовления не ускользнули от Гейла. Надеюсь, для остальных они были не столь очевидны. Все-таки Гейл знает меня лучше всех.
– Ты же не сбежишь без меня, верно? – спрашивает Гейл.
Именно так я и собиралась поступить. Однако иметь с собой давнего напарника, который в случае чего прикроет тебе спину, кажется, не такая уж плохая идея.
– Как твой товарищ по оружию настоятельно рекомендую тебе оставаться со своим отделением. Но заставить я тебя не могу, верно?
Гейл усмехается.
– Это точно. Если, конечно, не хочешь, чтобы я поставил на уши всю армию.
Получив еду, отделение 451 вместе со съемочной группой усаживается в круг ужинать. Я чувствую некоторую натянутость и сначала думаю, что причина в Пите, однако к концу ужина замечаю все больше недружелюбных взглядов, направленных в мою сторону. Удивительно быстрая перемена. Когда Пит появился, всех волновало лишь то, насколько он опасен. Прежде всего, для меня. Но лишь звонок Хеймитча открывает мне глаза.
– Чего ты добиваешься? – напускается он на меня. – Хочешь его спровоцировать?
– Чепуха. Я хочу только, чтобы он оставил меня в покое!
– Он не может оставить тебя в покое! После того, что с ним сделали в Капитолии, – говорит Хеймитч. – Возможно, Койн послала его к вам, чтобы он тебя убил, но Пит этого не знает. Он не осознает, что с ним произошло. Ты не можешь винить его…
– Я и не виню!
– Нет, ты винишь! Ты снова и снова наказываешь его за то, что ему неподвластно. Да, ты должна быть с ним настороже. День и ночь не выпускать из рук оружия. Но попробуй представить себя на его месте. Что, если бы Капитолий взял тебя в плен, охморил, а потом прислал убить Пита? Думаешь, он вел бы себя так же, как ты сейчас?
Я молчу. Нет. Ни в коем случае Пит не стал бы себя так вести. Он любой ценой пытался бы вернуть меня прежнюю. Не поставил бы на мне крест, не бросил, не стал бы меня оскорблять.
– Ты и я, мы обещали друг другу спасти его. Помнишь? – спрашивает Хеймитч и, не дождавшись моего ответа, добавляет: – Вспомни и спасай.
Затем отключает связь.
Осенняя прохлада сменяется ледяным холодом. Почти все влезают на ночь в спальные мешки. Некоторые спят под открытым небом, у печи в центре лагеря, другие забираются в палатки. Лиг Первая, держащаяся днем, теперь дает волю слезам. Сквозь брезент слышны ее приглушенные рыдания.
Я лежу в палатке и раздумываю над словами Хеймитча. Стыдно осознавать, что за мыслями о мести Сноу я совсем забыла про гораздо более сложную проблему. Вытащить Пита из темного мира, куда его вверг охмор. Я не знаю, как отыскать в этом мире настоящего Пита, не говоря уже о том, как помочь ему выбраться оттуда. Не представляю даже, с чего начать. По сравнению с этим найти Сноу, пройдя напичканную ловушками арену, и пустить ему пулю в лоб кажется детской игрой.
В полночь вылезаю из палатки и сажусь на походный стул у печи, чтобы вместе с Джексон охранять Пита. Боггс приказал ему спать здесь, где он виден всему отделению. Но он и не спит. Сидит, высунув руки из спального мешка, и неловкими пальцами вяжет узлы на обрывке веревки. Я хорошо помню эту веревку. Финник дал мне ее той ночью в убежище. Кажется, будто Финник пытается сказать мне то же, что сказал Хеймитч, – я бросила Пита. И сейчас, возможно, самое подходящее время, чтобы попытаться это исправить. Надо что-то говорить, но мне ничего не приходит в голову. Поэтому я молчу. В ночной тишине слышно лишь дыхание солдат.
