Псы войны. Гексалогия (СИ) - Пауллер Олег (читать книги полные .txt) 📗
-- Легко сказать, -- пробурчал Немцов.
-- Сказать, конечно, легче, чем сделать, -- согласился Оловянников, -- но другого выхода не вижу.
-- Как же ты себе это представляешь?
-- А так. Опергруппы будут знать только свои задачи: сделать то-то и то-то. И все. Таким образом, проследить общую схему операции будет практически невозможно.
-- М-м... -- Немцов подумал и спросил: -- А схему ты подготовил?
-- Само собой! -- точно удивляясь, что такой вопрос мог возникнуть, сказал Оловянников.
-- Выкладывай!
Начальник разведки недаром славился тем, что каждую операцию решал, как шахматную задачу. Его проект являл собой образцовое логическое построение, совокупность больших и малых мероприятий, которые в течение одних суток должны были сломать хребет заговору Шаворского. Основное место в проекте занимала ликвидация бандитов, засевших в нерубайских катакомбах. Было необходимо вытащить их из подземных нор и заставить принять бой. И эта главная задача была уже почти решена. В катакомбы проник разведчик Оловянникова, о котором тот сказал:
-- Таких у меня еще не было: золотой парень! Между прочим, это он покалечил Рахубу на Греческом базаре...
Разведчик (его условно именовали Сашкой) уже все подготовил: большая часть бандитских главарей рвется напасть на город. Сдерживает их сам Шаворский, объясняя свою осторожность нехваткой оружия. По замыслу Оловянникова, Алексей Михалев должен был передать Шаворскому письмо, полученное якобы от "Союза освобождения России", с требованием немедленно начать активные действия. К моменту выступления бандитов в Нерубайское будут подтянуты войска... Одновременно чекисты учинят разгром всех установленных явок заговорщиков.
Телефонов в Одессе было вообще немного, да и те находились в учреждениях, где вечно толпился народ. На Пушкинской Алексей заглянул в аптеку.
Тощий седой провизор с двумя парами очков на носу возился за стойкой, наклеивая сигнатурки на пузырьки с лекарствами. Его жена, усатая черноволосая женщина массивного телосложения, сидела за кассой. Покупателей в аптеке не было.
Подойдя к стойке, Алексей знаком показал аптекарю, что хочет поговорить с ним с глазу на глаз. Провизор издали отрицательно помахал рукой:
-- Нету, нету.
-- Чего нету?
-- Разве я не знаю, что вам нужно! -- И аптекарь сделал характерный жест кокаинистов: понюхал руку в том месте, где поднятый большой палец образует ложбинку, удобную для порошка.
-- Да я не за тем. -- Алексей перегнулся через стойку и спросил шепотом: -- Телефон у вас есть?
Аптекарь сдвинул одну пару очков на кончик носа, другую вздел на лоб.
-- Телефон? Зачем вам телефон?
Алексей понял: нынче не такие времена, чтобы за здорово живешь пускать в дом незнакомого человека.
-- Я из чека, -- сказал он.
-- Что он хочет? -- крикнула женщина из кассы.
-- Человеку надо позвонить по телефону, -- ответил аптекарь, суетливо сдвигая очки в прежнее положение.
-- И что с того? Пусть идет на почтамт!
-- Зачем ему идти на почтамт, если он может позвонить отсюда? -- неуверенно возразил аптекарь.
-- Я когда-нибудь умру от разрыва сердца! -- решительно заявила женщина. -- Ты готов пустить в дом каждого первого встречного. Здесь же не телефонная станция! Здесь торгуют лекарствами!
-- Она меня будет учить, чем здесь торгуют, а чем не торгуют! -- проворчал аптекарь и открыл дверцу стойки. -- Идите же.
Деревянный, по форме и сам напоминавший домашнюю аптечку аппарат висел на стене в большой полутемной комнате, где пахло эфиром, валерьяной и карболкой, а на столах в беспорядке стояли фарфоровые кружки и штанглассы из синего толстого стекла.
Алексей завертел ручку телефона. Аптекарь потоптался у стола и, убедившись, что посетитель действительно вызвал ЧК, вышел из комнаты.
Голос дежурного был едва слышен. Он с трудом пробивался сквозь треск и шипение мембраны.
Алексей вжимал губы в медный рожок микрофона, забранного тонкой проволочной сеткой:
-- Передайте Иннокентьеву или Оловянникову: в порту на элеваторе предательство! Пусть примут меры! Сегодня ночью его собираются спалить... Вы поняли меня? Пожар, говорю! По-жар!.. Ну да! Сегодня ночью! Там кто-то орудует. Пусть как следует обшарят весь элеватор... Элеватор пусть обшарят, говорю! И нужно усилить охрану! Все поняли?.. Охрану усилить!..
-- Кто передает? -- донеслось издалека.
-- Скажите, херсонец.
-- Кто?
-- Херсонец. Так и передайте, они поймут.
-- Будет сделано... -- прохрипело вдали.
Ты сам-то цел? -- спросил он грубо, впервые обращаясь к Алексею на "ты".
-- Тоже немного задело...
-- А ну, покажи!
Резничук прибавил огоньку в лампе. Алексея внимательно обследовали.
-- Вон где скребнула, -- сказал Резничук, запуская палец в рваную прореху на его рукаве. -- Рядышком прошла, чуть бы левей -- и каюк!
Он принес марлю и помог Алексею забинтовать руку.
-- Давай, Седой, обмоем удачу, -- сказал Шаворский.
Только теперь Алексей заметил, что Шаворский пьян. Глаза его лихорадочно блестели, движения были размашисты и неточны. Он достал из кладовки четвертную бутыль, расплескивая, налил спирт в кружки, одну придвинул Алексею:
-- Пей! Чистый, медицинский, из личных погребов... Помянем раба божьего Микошу, имевшего в незапамятные времена христианское имя Николай!.. -- Выпив, он с хрипом выдавил воздух из обожженной глотки и, не закусывая, помотал головой. -- Убили, значит?.. Та-ак... Ничего-о: в сражениях потери неизбежны... Но бой выигран! Слышите, вы? Бой выигран!.. -- заорал он.
-- Поаккуратнее, Викентий Михайлович! -- попросил Резничук, боязливо оглядываясь на дверь,
Шаворский громыхнул кулаком по столу:
-- Не учить меня, холуй! -- и неожиданно приказал: -- Гаси свет!
Резничук поспешно задул лампу. Шаворский сдернул маскировку с окна, толчком распахнул раму.
Сквозь черные кусты нездоровым воспаленным багрянцем просвечивало небо.
Город медленно оправлялся после военной разрухи. Кое-где ремонтировались дома. В порту отшвартовывались первые восстановленные пароходы. По утрам все новые дымки возникали в одесском небе над фабричными трубами. Одесса жила нелегкой трудовой жизнью, не подозревая, что в недрах ее зреют очажки страшной белогвардейской заразы, которая грозит одним ударом свести на нет усилия ее строителей...
а Солтысом укрепилась почему-то насмешливая кличка "Хабарник", а Панас Киршуло был известен главным образом тем, что имел жен почти в каждой деревне, которую посещал. Время от времени какая-нибудь из жен наведывалась к другой в гости, била стекла в хате соперницы, и, выдрав друг у друга по клоку волос, они расставались, так и не поделив любвеобильного атамана. А слухи об этих сражениях потом долго ходили по округе, потешая местных жителей.
Профсоюз "Местрам" ("местный транспорт") объединял одесских транспортных рабочих
Патэ -- Журнал -- французская кинохроника. На ее рекламных афишах писалось: "Патэ-журнал все видит, все знает"
Вместе с портным листовки Хоннегера расклеивал кабатчик Жюль Модрю. В ту же ночь мы повесили обоих предателей на ветке большого дуба.
Мы потеряли в схватке трех человек убитыми, и шесть было ранено. Три девушки исчезли: Роза, Мишель Одуй и Жаклина Прэль, племянница Марии. Но зато после ночного налета все жители деревни и окрестных ферм решительно встали на нашу сторону.
Бандиты оставили на месте схватки двух убитых, два автомата, револьвер и значительное количество патронов. На рассвете совет единогласно объявил Шарля и Жоашема Хоннегеров вместе со всеми их сообщниками вне закона и отдал приказ о мобилизации. Однако неожиданные события заставили нас отложить наступление на замок.
