Прокачаться до сотки 2 (СИ) - Соколов Вячеслав Иванович (читать книги полные .TXT) 📗
Кажется, эти два обормота успели крепко подружиться, за время совместного «проживания». А дальше началось светопреставление… Из категории, твой друг — мой друг. Ага. Пернатая мелочь, рванула знакомиться с новым членом команды.
И всё бы ничего. Подумаешь, собака играет с птенцами… Действительно, что здесь такого? Да как вам сказать, вы когда-нибудь видели, как огромный чёрный пёс, играет в догонялки с коршунами? Кто сказал, что это игра в одни ворота? Что значит, как догнать птицу, если она летает под потолком?
У нас етить-колотить такая собачка, что любую птичку загоняет и сама удерёт.
— Летающий Пух, — чешет затылок Балагур, задрав голову вверх, под своды главной пещеры.
— Вот теперь понятно, что значит «пёс-крылан», — с удовольствием наблюдаю, как крепко вцепившийся в шерсть на загривке Пуха, Босяк что-то клекочет, размахивая крыльями. Видимо, учит моего Пушистика правильно летать.
— И берет ему к лицу, — шмыгает носиком Вера.
— Скорее к морде лица, — поправляет Балагур.
Да. Вот такие последствия лечения и применения артефакта. Оказывается у Пушка нашего, теперь есть крылья. И в этом присутствует логика.
У нас парашюты, у него крылья, с чёрными же перьями. Странно. Сам меховой, а крылья перьевые. Но это ещё не всё. В момент перехода во вторую ипостась, на голове Пуха, появился голубой берет, а надпись сменилась на новую.
Пёс-гвардеец Пух.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
— Вон, вон он, — толкает под руку Степаныч, — стоит морда буржуйская.
— Дед, так ведь кузнец, это пролетариат, — смеюсь, а сам присматриваюсь к высокому, почти с меня ростом, мужчине. Плечи широченные, сам лохматый, руки в саже и стоит, задрав голову, пялится на летунов.
— Молот, — чуть сдвинувшись, пихаю друга в бок, отвлекая от созерцания полётов под каменным сводом, братьев наших меньших. — Скажи, а у нас в казне много чёрных брюликов?
— Да откуда, — на лице здоровяка удивление. — Штук десять, может, осталось и всё. Не так часто они попадаются. За всё время, что мы здесь, четыре штуки всего добыли. Народу то, почти не осталось, добывать некому. Да Утёс вот успел накопить пятнадцать.
— То есть вы девять штук кузнецу сбагрили?
— Ага…
— Олежа, а ты в курсе, что на чёрном рынке, за пределами этого мира, даже за самый маленький чёрный бриллиант с Эдема, можно выручить сумму эквивалентную примерно миллиону долларов.
— Сколько? — хрюкнул Балагур. — Это что получается, я тут бегал с беспонтовым кинжалом, стоимостью в пол ляма баксов? Степаныч, пошли, добьём этого упыря лопатой.
— Стоять! — шиплю сквозь зубы. — Обалдел, что ли? Это же храм, нас Локи потом таких звездюлей выпишет, за то, что мы ему карму портим…
— Но нельзя же такой беспредел безнаказанным оставлять, — чуть не плачет Степаныч.
— Балагур, а принеси-ка мне тот свой беспонтовый кинжал.
Вован вернулся через пять минут, вместе со своим прежним оружием, которое с удовольствием, буквально несколько часов назад, заменил на иридиевый нож, который я привёз.
Свиснув, подзываю Пушка, хватит ему летать. Пёс тут же ловко спикировал на землю, и радостно виляя хвостом, бросился ко мне, обниматься. Нет, он-то хотел лизаться, но я был против, чтоб это чудище меня слюнявило. Так что просто обнял этого обалдуя за шею, уворачиваясь от языка и прошептал:
— Всё, хватит играться. Пошли, займёмся делом.
Крылья Пуха, втянулись в спину, голубой берет истаял словно дым и вот передо мной обычная собака. Это в том случае, если словосочетание «обычная собака» применимо, к этому монстрику.
— Я устал, — на плечо, бухнулся Босяк. — Спать… — последнее слово, он произнёс исчезая. И вот вся мелюзга начинает пропадать, остаются только Биток молота и Баламут Балагура.
— Так я не понял, — озираюсь, — а кто на разведку полетит? А? Доигрались!
— Я!
— Нет, я!
Наперебой гомонят оставшиеся коршуны. А Молот поясняет, как будто угадав мои мысли:
— Ваши маленькие ещё, им надо подрасти, адаптироваться. Наши же ещё пару часов могут полетать.
— Ясно, — краем глаза отмечаю, что после прекращения полётов, гомонящий народ начинает расходиться с площади и кузнец в том числе, — отправляете разведку, а мы с Пухом пойдём поторгуемся. Уверен, даже у него получится лучше, чем у вас. Надо же девять брюликов, — бурчу на ходу, — и этот с лопатой, туда же… А ещё прапор…
Сказать, что у меня был план, как получить оружие и не разориться, наверняка сказать нельзя. У меня есть только намётки плана, всё будет зависеть, от того, как поведёт себя кузнец. Но мне, кажется, он меня не разочарует… Слишком жаден.
— Приветствую вас, уважаемый, — войдя в дверь кузни, удивлённо замечаю, что здесь не жарко.
Первой мыслью было то, что я ошибся помещением. Сами посудите, это же кузница, тут должно быть жарко. Но окинув взглядом помещение, понял, в чём причина. Горн стоял холодный.
— И вам не хворать, — отвечает через плечо мужчина, перебирающий какие-то железки у стены. — А так вы один из этих, — окинув меня взглядом, морщится и непроизвольно тянется к пояснице.
— Из кого из этих? — изображаю удивление.
— Не прикидывайтесь, — зло щерится, — я не слепой. Если пришли требовать скидки, то учтите, после того, что сделал ваш друг, цена только выросла. И заставить вы меня не сможете, это город-храм, — нехорошо улыбается.
— Ну вот, сразу друг, — развожу руками, — и вообще это была его личная инициатива. Поверьте, я очень осуждаю такие методы ведения переговоров, ведь правда, Пух?
— Рраф! — пёс даже пол скребанул лапой, дескать, осуждает, прям, сил нет. И продолжил обнюхивать, углы к кузне, наверное, проверяет, нет ли тут зайцев.
Кузнец на всякий случай сдвинулся в сторону, чтоб между ним и Пушистиком была наковальня. Боится что ли? Странно, как можно бояться этого милого монстрика?
— Э-э-э… А вы бы не могли попросить своего пса, чтоб он перестал грызть клещи. Мне ими ещё работать. И они денег стоят.
— Пух, фу, брось каку! — мохнатое недоразумение тут же распахнуло пасть, из которой вывалились, изрядно пожёванные металлические клещи, и принялся лапой задвигать их себе за спину. При этом выглядел он крайне расстроенно. Ну ещё бы, и это не заяц…
— Он их сломал! — возмущается кузнец.
— Рраф!
— Я заплачу, — успокаивающе киваю. — Пух, если ты ещё что-нибудь тут куснёшь без разрешения, останешься сегодня без шашлыка. Да-да вот без той вкусняшки, которой тут так вкусно пахнет.
Да я жестокий хозяин, точно вам говорю, вы бы видели взгляд Пушка, когда он притащил пожёванную железку и бросив возле моих ног, тоскливо скульнув. Но я был не умолим. Нечего его баловать!
— И так, уважаемый, — развожу руками, — раз мы договорились насчёт топоров, то может…
— Ничего подобного, я же сказал, из-за нападения вашего друга, прошу заметить, немотивированного, цена на топоры выросла. К восьми бриллиантам вам придётся добавить ещё два, — и задрал нос, демонстрируя непоколебимость.
— Рраф? — Пушок прекратил изображать из себя жертву произвола и уставился немигающим взором на кузнеца.
— Э-э-э… Чего это он на меня так странно смотрит? — делает пару шагов назад.
— Пух, угомонись, — тереблю пса, между ушей. — Видишь, дядя шутит.
— Я не шучу, вам не запугать меня, — возмущается этот странный человек, который считает, что Пуху есть дело, до того храм тут или просто город. Покусает и сделает вид, что это не он.
— Пух, выйди, посторожи дверь.
— Рраф! — намекнув кузнецу, что он ещё может вернуться, пёс скрывается за дверью.
— А вот это правильно, — мужик тут же снова расправляет плечи и гордо надувает грудь. — Вы слышали мои условия. И если бы ваш друг не напал на меня, то цена была бы восемь бриллиантов, за восемь топоров, а теперь десять. И цену я не скину.
Десять. Он сказал десять? То ли здесь все про всё знают, то ли у нас тут кто-то в доле с кузнецом. Иначе, почему не одиннадцать? Ладно. С этим мы разберёмся потом. А пока начнём торговаться.
