Мудрость стихов (СИ) - Ротэрмель Роман (бесплатные версии книг .txt) 📗
— Я помогу тебе. Помогу обрести то, чего ты желаешь больше всего. Покой.
— Кто ты?
— Ловчая.
Свирепый воин вдруг опустил голову. Его грязная борода намокла, а по телу побежали множество жемчужных капель. Он присел, сжавшись в клубок и перевоплотился в девочку с яркими глазами — один зеленый, а другой голубой. Она смотрела, широко раскрыв глаза. Они были настолько большими и хрустальными, что Икеда видела своё отражение в каждом из зеркальных линз. Губы девочки дрожали, словно она хотела что-то сказать, но размышляла над каждым словом.
— Ничто не поможет мне. — прошептала она нежным голосом, — Я окрестил себя позором. Бросил свою семью. Я прыгнул в бездну. Летел вниз, не видя конца. Чувствовал, как ветер обжигает моё лицо, а потом… замер. Тело стало лёгким и прозрачным, словно его и нет вовсе.
— Зачем ты это сделал?
— Я хотел спасти её. Хотел, чтобы Сэймэй жила, но я не могу сказать тебе больше.
— А ты и не говори. Покажи.
Девочка вздрогнула, нервно бродя из стороны в сторону и дёргая костлявые пальцы. Она подняла ладонь и замерла, указывая пальцем в небо.
— Сакура на скале? — спросила Икеда.
Девочка осторожно кивнула. Воительница развернулась на месте и собралась выйти за дверь, как девочка вдруг повысила тон, заурчав, словно тигрёнок.
— Прошу, не осуждай меня. У меня не было выбора.
— Не мне тебя судить. Я всего лишь человек.
Блестящая слеза слетела с щеки девочки, такая же искусственная и фальшивая, как и всё, что окружало неспокойного духа. Икеда вышла из дома, и взглянула на возвышающуюся до облаков вершину. Скалу окружали тысячи ступеней, что вели на самый пик и многие энтузиасты бросались покорить её, но лишь немногим — это удавалось, а так как, полная стремления и подвигов молодёжь редко посещала эти края, то и пик скалы часто пустел. Скала привлекала своей смуглой вершиной, а свисающая из-под густых туч сакура, отдавала фиолетовым оттенком. Каждую весну сакура осыпала землю розовыми лепестками, а осенью чернело, словно замерзая до следующего тепла.
Прохладный ветер дул с востока. Тысячи ступеней вели прямо на самую вершину. На скале красовались множество надписей, которые оставляли здесь путники, решившие бросить вызов вершине, но с каждой ступенью, Икеда замечала, как надписей и рисунков становилось всё меньше, а их пёстрые краски тускнели и всё чаще напоминали нечто бессмысленное. Преодолеть ступени не составляло труда, Икеде оставалось лишь набраться терпения, которого у неё было хоть отбавляй. Так она думала, пока суровая правда, не ударила по её ослабевшим ногам. Она не любила торопиться, особенно, когда прохладный ветер расслаблял взмокшие мышцы, но с каждой ступенью ветер бушевал всё сильнее. Пальцы застывали, а расслабляющая прохлада превратилась в неудержимую бурю. Голова начала кружиться от тяжёлого воздуха, ветер сносил с ног, а внизу, неизмеримая пропасть. Дорога, казалась бесконечной. Икеде начало казаться, что дух её обманул, ведь покорить самую вершину под силу было далеко не всем.
Она переступила через последнюю ступеньку и свирепая буря, в миг стихла, будто её вовсе и не было, лишь лёгкий ветер свистел у концов стальной шляпы. Яркие лучи солнца ударили ей в лицо. Под её ногами плыли чёрные тучи, сквозь которые Икеда, казалось, видела весь мир. Высокие, заснеженные пики гор, огни одиноких поселений, бескрайние леса и вечно-жёлтые поля открывались её взору, как на ладони. Вершина представляла из себя нечто, вроде скромного алтаря, вдоль которого располагались потухшие свечи и несколько фиолетовых цветов. Икеда заметила сияющий ствол сакуры, на котором было выцарапано несколько символов, несколько имён, что сияли фиолетовым оттенком. Она провела пальцами по стволу сакуры. Два точных символа опечатались на её кончиках — Сэймэй.
— Глупец. — выругалась себе под нос Икеда.
Имена на стволе сакуры значили, что в скором времени должен родиться или умереть человек. Сэймэй была дочерью духа, что заперся в собственном доме и боялся любого упоминания о себе и своей семье. Легенда гласила, что только смерть другого, спасёт человека, чьё имя выцарапано на стволе сакуры, но Икеда, как никто, знала, что это лишь байка, которой местные бабки пугали доверчивых детей. Она знала, что сакура расцветает весной, а осенью, на стволе вырезают имена тех, кто ещё должен родиться. Воительница присела у ствола дерева и прикрыла глаза. Тьма окутала всё вокруг. Тёплый ветер, словно замер и время остановилось. Такой поразительно пугающей тишины, Икеде ещё не доводилось ощущать.
— Милостивая Идзанами. — прошептала охотница, всё дальше погружаясь во тьму, — Одари покоем заблудшую душу. Одари покоем безрассудного глупца. Сверши милость и прости его ошибки.
Ветер резким порывом вновь напомнил о себе. Шум ветвей вернулся, снова закачав над головой Икеды. Она открыла глаза. У её коленей лежал лепесток сакуры, что лучезарно сиял розовыми красками. Имя Сэймэй, засверкало розовыми искрами и исчезло, впитавшись в корень дерева. Сакура расцвела. Её ветви свисали, искрясь ярким бликом. Лепестки чарующим веером, осыпали землю под свист ветра. Сакура забрала жизнь ещё не рожденной Сэймэй, чтобы дух мужа упокоился с миром.
Икеда неторопливо вернулась в дом, где тишина прерывалась лишь скрипом распахнутых окон. Темно. Мертво. Спокойно. На столе лежала записка, что написана красными чернилами и была столь свежей, что алая капля скатывалась по белому пергаменту: “Покой. Простите меня”. Грозные, чёрные тучи развеялись, белые облака гуляли по небу, просвечивая сквозь себя яркие лучи солнца. Сакура на вершине, осыпала тысячи лепестков, покрывая под собой ещё недавно мрачную землю.
Икеда вернулась в деревню, где местные изумленно глядели в небо. Старик, едва завидев её, подбежал, заикаясь и пытаясь выдавить хоть слово.
— Сакура расцвела! Та-а осенью! — восторженно изумился он, поднимая руки в высоту.
— Это скоро пройдёт, а дух вас больше не побеспокоит. Мои тридцать мон.
Икеда протянула руку, и старик внезапно нахмурился. Он неохотно полез в карман и вытащил тридцать бронзовых монет, словно бусинки, закреплённые на тонкой веревке.
— Вот. Держи. И… это… спасибо, от всей деревни. — пробубнил он, протянув монеты воительнице.
Икеда кивнула, уважительно наклонив амигасу, и вновь ступила на широкую дорогу, усыпанную лепестками сакуры.
Жизнь
Средь гущ и живучих земель,
Топчет землю костлявая мгла.
Несёт она горе и смерть,
Чтобы новая жизнь возросла.
Боятся её все до боли,
И лишь мудрый откроет глаза:
"Наберитесь-ка силы и воли,
Смерть не приходит одна".
Глава 2
Мёртвые поля токкобана
Жёлтые соцветия токкобана цвели девять месяцев в году и лишь зимой прятались от наступающих холодов. Всё поле было усыпано их жёлтыми лепестками, которые на вечернем закате, создавали чарующий эффект. Идя по тропе, вдоль бесконечных, жёлтых полей, Икеда стала замечать, как цветки токкобана плавно увядают один за другим. Цветы чернели, а резкий запах, вызывающий тошноту, словно отпугивал от дальнейшего пути. Охотница вышла из-под опушки леса и омерзительно отталкивающее зрелище, открылось её глазам. Чёрное, мрачное поле, покрытое скверно пахнущей гнилью, словно сама смерть пронеслась по этим цветам. Одинокие дома, стоявшие у дороги были брошены, а вдоль их крыльца виднелись ровные, застывшие капли крови. Икеда двинулась дальше по тропе. Она сохраняла хладнокровие, но всё же иногда, внимательно осматривалась по сторонам. Тропа прерывалась на одинокой таверне, что напоминала скромный храм с высокими колоннами. На входе висела табличка: “В обуви не входить”, и действительно, прямо у самого порога стояли десяток башмаков. Икеда разулась и вошла в просторный зал, разделённый на маленькие комнаты тонкими перегородками. Пол был тёплый, согретый валящим из комнат ароматом горячего чая и выпечки. В углу подальше, сидели те, кто избрал, что-то более прохладное и крепкое. По всему залу были аккуратно расставлены низкие столики, идеально вычищенные и упорядоченные, всё, как любила Икеда. Она присела за один из них, положив амигасу рядом, и к ней в ту же секунду подбежал седой мужчина, что дружелюбно улыбался, должно быть, каждому, вошедшему в его таверну.
