Героическая сага. Бульбопанк (СИ) - Соловьев Станислав (читать книги полностью .txt) 📗

Возможно, Тарас и хранил в памяти эту свою победу, но скорее всего его светлая на выдумки голова давным-давно была занята иными делами. Он и еще три дюжины работников шагали по грунтовой дороге, навстречу бесцветной глыбе Города. Единственного города на планете.

На окраине, где теснились, один около другого, десятки трехэтажных общежитий, меж которых все заросло шиповником и калиной, располагалась комнатушка Тараса. Из имущества: старый комод, почти лишенное серебряного напыления ростовое зеркало и кухонный стол.

Торопливо сбросив с себя рабочую одежду, в исподнем, Тарас пулей помчался в сторону душевой. Все здание общежития гудело и шумело перед грядущим гулянием — до того, как все незанятые жители Города окажутся на площади, оставались считанные часы.

Сверкая в коридоре белой задницей, работяга почти полностью проигнорировал присутствие там бабы Клавы, что несла огромный тазик с бельем.

Уже не в первый раз Тарас оказывался в ситуации, когда только смекалка и скорость помогали получить то, что нужно. И того и другого хватало с избытком. Прошлый раз пришлось поджечь ей подол, позапрошлый — хорошенько шлепнуть по заднице…

Баба Клава могла неисчислимое количество времени стоять раком, делая это с грацией монумента. Раз наклонившись, уже не разгибалась ровно до того момента, покуда не будет прополощена последняя тряпка в ее бездонном тазу. Все это время бабка, как правило, свою внушительную задницу выставляла за дверь тесной душевой, работая руками и часто смахивая пот со лба. Ни обойти, ни подвинуть.

Торопливо натирая себя куском размокшего хозяйственного мыла, от которого вонь стояла едва ли не хуже, чем от подгнившего трупа, парень ополоснулся грязной мыльной водой. Она была в переходном состоянии между той, в которой перемылись все солдаты округа и той, что отправится в пожарные бочки на объектах типа полей с бах-бульбой. Именно такую воду поставляли в общежитие на нужды людей.

Когда настало время выходить, выяснилось, что дорогу загородила Клавдия. Тазик она поставила у ног, а в руках держала обломок весла.

— Тарасчик, миленький, а ты не знаешь, случайно, кто мне подол подпалил вчера? — спросила она, высверливая в черепе Тараса ментальную черную дыру.

— Я это, как его, голый! — возмутился парень, однако это не помешало ему с гордым видом прошлепать мимо опасной особы. Вытереться он мог и у себя в комнате.

— И чего я там не видела? — повернувшись к нему, спросила бабка, скользнув по фигуре голого парня.

— Ну я же должен был предупредить, чтобы потом не удивлялись…

Больше не теряя ни минуты, Тарас вернулся в свою комнату. Из правого сапога он достал небольшую тряпицу, пропитанную зеленоватой жидкостью. Именно от нее разило так, что даже нашатырный спирт учтиво отошел бы в сторонку. Завернув химическое оружие кустарного производства в пять пакетов, рабочий позволил себе хорошенько вытереться расползающимся в нескольких местах полотенцем.

Дело было за малым: одеться в более-менее приличную одежду и отправляться на площадь, но перед этим…

В комоде, на нижней полке, аккуратно завернутые в тряпицу, лежали несколько килограмм бах-бульбы. Сложив в рюкзак все это добро, накопленное за месяцы работы на полях, Тарас вдруг посерьезнел. Встав перед зеркалом, он несколько минут смотрел на свое отражение, словно вел внутренний диалог с кем-то недосягаемым для стороннего наблюдателя.

Накинув лямки на плечи, парень вышел из комнаты, где почти сразу смешался с потоком соседей, спешащих на праздник. В коридоре распространился стойкий запах старинного одеколона и свежего перегара.

Девушки и женщины, одетые по большей части в цветастые юбки и блузы, шли отдельной группой. Вокруг них, как пчелы, жужжали подвыпившие мужики. Кто-то норовил отхватить себе в подружки хотя бы самую завалящую девку, но пока действовало негласное табу, затея казалась глупой. Это потом, когда на площади, где запрещено пить, из внутренних карманов своих праздничных пиджаков кавалеры примутся извлекать бутылки с самогоном и брагой, женская половина Города подобреет. Но пока…

— Пошел нахрен отсюда, Чингиз!

Высокая, широкоплечая Линда умела делать две вещи: лягаться, как кобыла и пьянеть с первой рюмки. Вот и сейчас она занималась тем, что показывала свой норов молодому рабочему, периодически сверкая разношенной туфлей из под подола юбки. Чингиз уже порядком набрался, потому его отказы Линды только раззадоривали — кровь предков играла всеми цветами мужества.

Тарас на это почти не обращал внимание, он шел, размышляя о чем-то своем. Его, такого молодого, почти никто не беспокоил. За парнем закрепилась репутация молчаливого одиночки. Только пара друзей шли рядом, но делали вид, что заняты своим делом.

Чем глубже продвигался народ, тем красивее становился Город. Облупившиеся стены общежитий сменились более презентабельными пятиэтажками, все чаще попадались бордюры и тротуары. Иной раз толпа пересекала парки, где простой работник или солдат мог позволить себе прогуливаться только находясь в отпуске. А отпуска нынче давали только за особые заслуги. Которых давным-давно уже никто не добивался, но мало кто видел в этом что-то неправильное.

Многолюдная змея в какой-то момент вышла на широкий проспект, где слилась с еще более могучим зверем народного шествия. Кто-то нес транспаранты и плакаты, особо ретивые нарисовали портрет самого Лукаса. «С днем рождения! Вечная слава правителю мира!» — прочел Тарас на длинной ленте, что несли четверо бойцов, переодетых в гражданское. Стиснув кулаки, парень поскорее опустил глаза, чтобы никто не заметил в них искреннюю злость.

Впереди громоздились высотные здания, среди них, как и полагается главному строению города, высилась огромная пирамида, отлитая из бетона. Это было настоящее произведение искусства, возведенное во славу науки.

— Смотри, у них тут и парикмахерские есть… — сказал кто-то за спиной.

— Эх, живут же! — тут же отозвался кто-то сбоку.

Тарас молчал, только скользнул взглядом по стеклянным витражам, на которых заботливо наклеили плакаты девиц с чудными прическами. На его скулах вздулись желваки, переступая одеревеневшими ногами, он брел дальше.

— Ого! Смотри, кондитерская! Давай купим конфет? — радостно воскликнула женщина, дернув своего спутника за рукав пиджака.

— Если купим конфет, останемся без вина, а я весь месяц на одну коробку копил! — с неоправданной злостью прикрикнул мужик в помятой шляпе.

— Да ладно тебе, я из сладкого только перемороженную картошку ела последний раз, — обиженно заявила женщина, но просьбы прекратила.

Тарас молчал, сглотнув густую слюну.

Проспект, что выходил на центральную площадь перед пирамидой, перегородили забором. Там стояло сразу три пропускных пункта, где обыскивали каждого пришедшего на площадь. Люди любили Сандера Лукаса, но никто не отказался бы свернуть ему шею, или выпустить кишки, или залить глотку свинцом.

Тарас и парочка его друзей почти сразу свернули в тесный переулок, что чернел между двух многоэтажных офисов. Где-то там, в сырой полутьме, притулилась низенькая дверь подвала. Ничего особенного — подсобное помещение, превратившееся в склад для старой мебели. Троица проникла туда беспрепятственно, потому что у Тараса имелся ключ, когда-то случайно «потерянный» местным завхозом, который зачем-то напился до бессознательности и забыл про все, что только можно было забыть. Что с ним стало потом — неизвестно. Может, его уволили. Может, перевели на другое место. А может, он умер от рака…

Более всего на свете каждый житель Города боялся этого приговора. Ежегодные медкомиссии почти всегда выявляли как минимум пару десятков людей, что подхватили эту смертельную болезнь. Ученые не щадили никого — стоило только подтвердиться диагнозу, как больной навсегда пропадал для всех своих знакомых и родственников.

Куда его забрали? Что произошло после? Ответа никто дать не мог, поскольку ни один больной не вернулся из лап проклятых докторов.