Дракон 2. Назад в будущее - Алимов Игорь Александрович Хольм ван Зайчик (читать книги бесплатно .TXT, .FB2) 📗
Среди женщин Шпунтик признавал исключительно кошек. Его контакты с человеческими женщинами были весьма малочисленны, но коту вполне хватило девушки Тамары, некоторое время проживавшей в их с хозяином квартире на Моховой, чтобы убедиться в том, какие это странные, если не сказать никчемные, создания — человеческие женщины. Первое время Шпунтик стоически терпел Тамару, особенно эти ее «ути-ути» и «кыс-кыс-кыс». Шпунтик поначалу демонстративно оглядывался: кто это тут «кыс-кыс», не говоря про «ути-ути», — но Тамара не понимала даже столь откровенных намеков, из чего кот сделал уверенный вывод о ее умственном развитии. Шпунтик стал Тамару избегать — прятался, убегал, таился на шкафу, глядя из темноты круглыми светящимися глазами и лениво прикидывая: что будет, если он оттуда на Тамару спрыгнет. Должно было получиться просто здорово, но кот каждый раз от прыжка воздерживался — исключительно из солидарности с хозяином. Тамара же, как только Шпунтик исчезал из поля зрения, тут же выкидывала его из головы и ни разу даже не спросила у хозяина, куда подевался «кыс-кыс», из чего Шпунтик сделал другой уверенный вывод: о ее искренности. Поспешный исход Тамары из квартиры на Моховой вернул жизнь в привычную колею, кот испытал громадное облегчение и с тех пор к женщинам старался ни при каких условиях не приближаться. Ну разве только к девочкам. Странным девочкам, черненьким, коротко стриженным, в возмутительных платьях в цветочек, сандалиях на босу ногу. Собственно, Шпунтик пока встретил только одну такую девочку, но было в ней что-то… Кот не смог бы объяснить, даже если бы умел. Иное дело — кошки! Да вот взять хотя бы Мурку из пятнадцатой квартиры! О! Мурка!.. Шпунтик расслабился, погрузившись в воспоминания, и больно ткнулся носом о решетку клетки. Это мгновенно отрезвило его и вернуло к реальности — такой трагической и гудящей, где пахло разогретой в микроволновке говядиной с макаронами.
Еда!
На самом деле на еду, даже и вкусную, в этот исполненный подлинного трагизма период жизни Шпунтик вовсе не претендовал. И если бы ему вкусного все же поднесли, съел бы на чистом автопилоте, без малейшего намека на удовольствие — настолько кот был поражен коварством окружающего мира. Шпунтик боялся и не видел в этом ничего постыдного, поскольку богатый жизненный опыт убедил его: именно осмотрительность порою есть высшая форма храбрости, а вовремя удрать иной раз — не менее мудро, чем, распустив когти, кинуться грудью навстречу опасности. Основная проблема состояла в том, что убегать Шпунтику было ровным счетом некуда: проклятая клетка обступила кота со всех сторон, совершенно лишив права на выбор. Единственный человек, на которого кот мог уповать в столь тяжелых жизненных обстоятельствах, его хорошо обжитый и прирученный хозяин Константин-Котя Чижиков, в поле зрения отсутствовал и, судя по всему, интересовался судьбой кота не больше жестоких женщин в синих юбках, которые то и дело с грохотом сновали мимо, не обращая никакого внимания на сердечные котомучения.
Это ли не предательство?
Шпунтик собрался в плотный волосатый ком, обуздывая накатывающее отчаяние, и навострил уши в ожидании — а что еще прикажете делать? Рано или поздно гудение закончится, чуждые запахи рассеются, а хозяин появится и вытащит его из узилища. Все кончается, — это кот знал твердо, ему не раз случалось глядеть в пустую миску и понуждать хозяина мяуканьем или шлепком по лицу к заботе о домашнем питомце. Другое дело, как оно все закончится сейчас: вдруг погудит-погудит, да и напрыгнет на него? И куда тогда деваться Шпунтику, если со всех сторон прутья клетки и применить храбрую осмотрительность нет никакой возможности?
Кот машинально похрустел сухим кормом, тезисно пописал в катсан, обреченно вздохнул и продолжил ждать. Лишь хвост ходил ходуном, ведь никому, никому не было дела до Шпунтика! И если бы многомудрый кот имел возможность увидеть своего ненаглядного хозяина, то лишний раз убедился бы в том, что все, буквально все на него, на Шпунтика, плюнули. Даже Котя Чижиков.
Чижикову было совершенно не до кота.
Последние несколько часов Котя провел трудно, хотя начинался полет в Пекин просто замечательно: за зоной паспортного контроля, казалось, остались все заботы, печали и неприятности, а впереди ждала страна мечты и много другого интересного. Чижиков чаял провести без малого восемь часов полета с чувством, с толком и с расстановкой, то есть слегка потягивая виски, почитывая с экрана ноутбука свежескаченный детективчик, а потом и откровенно подремывая, благо в полупустом самолете он единолично восседал на трех креслах и грех было не воспользоваться столь благостной возможностью вытянуть ноги.
Всему этому сбыться было не суждено: невесть откуда появилась симпатичная девица, присела в соседний ряд, напротив, а потом сняла очки — и оказалась Никой, девочкой из будущего, от навязчивого и совершенно бессмысленного присутствия которой, как казалось Чижикову, он раз и навсегда избавился. Ведь детей в самолет так запросто не пускают, тем более — на международные рейсы.
А вот поди ж ты: сидит и смотрит через проход! Только на вид ей уже лет двадцать, глаза накрашены и даже губы помадой вымазаны — не очень умело, но по-взрослому. Есть от чего обалдеть самому невозмутимому человеку.
Чижиков натурально и обалдел: выпучил глаза, стал судорожно хватать ртом воздух и минут несколько ничего (кроме потрясенного «как?!» да «что?!») вымолвить не мог. Ника смотрела на него, улыбаясь, и не было в этой улыбке ни подвоха, ни насмешки, ни каких-либо иных намеков на умственную несостоятельность Коти. Открытая была улыбка, хорошая, дружелюбная, словно в происходящем не было ничего неестественного: мы летим вместе, дядя Костя, ты что, забыл? Чижиков так обалдел, что даже пришел в себя. Обнаружил в правой руке бутылку виски, совершенно не скрываясь, отхлебнул прямо из горлышка, потом единым махом опрокинул в рот содержимое стаканчика, который держал в левой руке — там был все тот же виски, замаскированный капелькой апельсинового сока, шумно выдохнул, утер рот тыльной стороной ладони и только тогда спросил:
— И как это понимать?
— Дядя Костя… — Ника продолжала улыбаться. — Я…
— Какой я тебе дядя?! — птицей взвился Чижиков. — Нашлись тут родственнички самозваные…
— Тише, — Ника приложила пальчик к губам. — Пожалуйста, тише, на нас обращают внимание…
Котя осторожно огляделся: пассажиры, сидевшие поблизости, и правда весьма заинтересованно таращились в их сторону, высматривая возмутителей спокойствия, а ближайшая стюардесса с профессионально озабоченным лицом уже направлялась прямиком к Чижикову.
— У вас все в порядке? — спросила она, остановившись рядом с Никой. — Все хорошо?
— Все прекрасно, — улыбнулась стюардессе Ника. — Просто я сообщила дяде такую приятную новость, что он не сумел сдержать радости.
— Ну… да… — согласно закивал Чижиков под внимательным взглядом стюардессы, а сам в это время придерживал локтем спрятанную за подлокотник бутылку. — Племянница у меня такая затейница.
— Быть может, вам принести чего-нибудь? — спросила стюардесса. — Вдруг, новость такая волнующая, что нужно успокоительное? Или, может, воды? Сока?
— Да, пожалуй сока… апельсинового, — выдохнул Котя.
Едва стюардесса отошла, он вперился в Нику взглядом и спросил, как ему показалось, сурово и требовательно:
— Что же за новость ты… или как вас теперь называть… для меня приготовила?
— Откиньтесь на спинку кресла, — с обезоруживающей улыбкой посоветовала Ника. — И дышите глубже, вы взволнованы.
— Уж как-нибудь управлюсь с волнением… — тут Чижиков снова сбился и окинул Нику оценивающим взглядом. — Погоди… Или погодите…
Котя был в явном затруднении.
— Давайте оставим все как есть, дядя Костя! — Ника была сама кротость. — Я вас называю на «вы», вы меня называете на «ты». Вы мой дядя, а я ваша племянница, притом большая затейница.
— Черт-те что! — вырвалось у Чижикова. — Ну просто черт знает что!
