Дауншифтер (СИ) - Денисов Вадим Владимирович (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
В общем, моего собеседника зовут Гумоз, а я — Никита Бекетов. Мы находимся в правильном заведении и гоняем балду.
Вахтовики галдели всё громче, в спёртом воздухе тесного помещения практически без окон и с неважнецкой вентиляцией летали матерные ругательства. Народ в заведении это терпел, хоть и поглядывая на будущих дебоширов с явным неудовольствием, однако не спеша вмешиваться. Процедура известная, всё пойдёт своим чередом.
«Котлетная» — заведение с традициями. Новому владельцу категорически не понравилось это название, показавшееся ему неблагозвучным. Тем более что местный люд рифмованно обзывал эту распивочную «Миньетной», что, впрочем, можно объяснить только несбывшимися мужскими фантазиями. Я сам не видел и слышать не слышал, чтобы заведение посетила хотя бы одна женщина, не бывает такого. Поселковые дамы если и ходят в кабак, то однозначно выбирают вполне приличный ресторанчик «Макао», высокое крыльцо которого находится всего в паре десятков метров от полуподвальной «Котлетной». Правда, с другой стороны длинного двухэтажного дома. Итак, нынешняя хозяйка приняла волевое решение и назвала заведение красиво — «Закусочная». Но не тут-то было, народ оказался памятлив и упрям! Завсегдатаи объявили названию решительный бойкот, и даже немногочисленные в посёлке официальные лица продолжали называть кабак по-старому. Тем более что и ассортимент ничуть не изменился.
Тут есть свой шарм и даже некий романтический флёр. Мне нравится эта узкая полочка по периметру, усиленная дюралевым уголком, на которую удобно ставить пустые стаканы, три огромные старинные люстры из латуни, нравятся эти картины в затейливых багетах с видами Енисейска, выполненные самоучками в наивной манере. Этот вечный запах непрерывно жарящихся котлет, всегда свежий ржаной хлеб местной пекарни, эстрадная музыка шестидесятых годов, безупречно ледяная водка и тихий гул голосов. Вот только всё хорошо в меру… Сюда я захожу раза три за один визит в посёлок, то есть примерно восемнадцать раз за год. Этого более чем достаточно.
Гвалт и мат по соседству ничуть не смущали и Гумоза, он даже не глядел в сторону намечающегося буйства. Ведь только неопытные вахтовики не знают, что с ними будет дальше. Все остальные в курсе.
— Так вот, значится, о дорогах наших скорбных… — продолжил он прерванный шумом неспешный разговор по душам, — о путях людских грешных, чаще всего они именно таковы. Вот ты, следуя своим ходом, много ли обращаешь внимания на тропинки тех, кто ниже тебя в заположняках? В статусе.
— Честно говоря, вообще не задумывался, — быстро признался я. — Безразлично. Однако, вроде бы вообще никому не мешаю, дорогу не перехожу.
— Врёшь, паря! Сам себе глаза отводишь, — убежденно заявил он. — Ещё как мешаешь. Постоянно, как и все смертные, ты пересекаешь чужую тропку, просто не замечаешь с высоты, не думаешь. А вот когда твой личный ход кто-то режет наискосок да поперёк, то видишь сразу, возмущаешься, глотку рвёшь! Человечишка, он такой, слаб на самокритику. И часто не способен правильно оценить ту жёрдочку, на которой сидит по жизни. Расскажу тебе такую вот коротенькую историю…
— А валяй! — решил я, ещё раз бросив взгляд на запястье, успею эвакуироваться.
— Значит, так. Дело было под Дудинкой, полярной ночью. Я тогда с парнями машины гонял по зимнику, на Купол да на Пелядку. Это газовые промыслы Норникеля. У меня же есть все категории, кроме автобусной.
Я изумлённо покачал головой.
— А что, разве не говорил? — словно удивился и он, хотя точно не сообщал, у меня все ходы записаны.
— Нет. А чего же сейчас не шоферишь?
— Два года назад откатал на руднике всю зиму, но быстро надоело. Понимаешь, слишком много времени жизни и нервической силы в водительстве сгорает. А пока всё больше по ремонту, по любой технике могу. Отдохну, и обратно на прииск, или учителем литературы в школу! Не веришь? — щербато улыбнулся Гумоз.
— Пожалуй, поверю… Извини, перебил.
— Ну, за своевременность пауз! — поднял он классический гранёный стакан, из тех, которые называют «мухинскими».
— Поддерживаю!
Моя норма в этом богоугодном заведении, как говаривает относительно подобных развратных мест один мой друг из далёкой Прибалтики, сто пятьдесят беленькой. Она тут без палева, в отличие от коньяка, прошли лихие времена массовой потравы, народный напиток проверяют.
— Хорошо идёт под котлетку, зря не ешь, Никита, зря… опять же, калории. Короче, большая часть идёт по береговому зимнику, а немного — по льду Енисея-Батюшки. А там заструги, наледи. И мы, чтобы каждый раз не искать новый маршрут, старательно набивали путик. На путике любой проран лучше видно, машинам легче, это понятно. И вот, как-то раз обнаружили новую полынью, большую. Пришлось набивать новый, чуть в стороне. Едем себе по новому, значится, ночь полярная, кроме фар колонны — ни огонька. И вдруг видим — олени сбоку стоят, с дюжину! Замерли! Потому что мы им новым путиком привычную тропу через протоку перерезали. А северный олень, надо сказать, зверь туповатый, ему всё новое разъяснить нужно, понять, ближе подойти. Башка у него слабая, разъясняет долго. Стрелять не стали, поржали по рациям, да и поехали дальше, пусть себе тупят, нам-то какое дело…
Он глотнул и закусил ещё раз, вздрогнул с удовольствием и продолжил рассказ:
— А когда через четыре дня возвращались, то увидели почти в этом же месте лютый беспредел! Сухогруз ледового класса, принадлежащий Норильскому комбинату, по пути в Дудинку для чего-то взял чуть левее и распахал километра три нашей новой дорожки! Матерились… Страшно вспомнить. Сроки жмут, все устали, как негры на плантации, домой хотят, а тут разруха во льдах! Что поделать, пришлось делать крюк и прямо по застругам переть дальше, ожидая, какая из машин сломается на крепком морозе первой. И через несколько часов догнали тот самый «Арктический экспресс», он у посёлка задержался, подбирал кого-то по уговору. Догнали беспредельщика четырьмя «Уралами» и пошли параллельным курсом, сигналя, мигая и вызывая по рации.
— Справедливости искали?
— Уж очень хотелось капитану харю начистить, — значительно кивнул Гумоз. — Наконец, на мостике показался сам кэп с уоки-токи в руке. Наш старший колонны орёт ему, дескать, какого лешего ты, лось мурманский, наш путик порушил? Мы его били-набивали, трудились… Ты что, один на реке работаешь?
— А он? — вежливо поинтересовался я, уже зная примерный ответ.
— Хе-хе! Шкипер спокойно покрыл нас по матушке, вдумчиво, с оттяжкой! Говорит, пошли-ка вы к чёрту, мазута сухопутная! У меня винты висят на двадцати трёх метрах, а тут ещё вы, мелюзга, лезете со своими мелкими проблемами! Брысь с пути, олени гумозные, придавлю!
— И вы?
— Встали с выпученными глазами, словно стадо рогатое. Стоим и ждём осмысления, осознаем своё место в иерархии троп и ходов. Вот такая история.
— Согласен, весьма показательно.
Сам он и своё характерное прозвище не расшифровывает. А вот использует словечко часто и охотно. Я думаю, что это производное от «гумус».
Бздынь! О! Первая тарелка пошла!
Бздынь! А вот и стакан.
Тут уж Юлия Ринатовна Мифтахова, владелица богоугодного заведения, поняла, что самое время вмешаться. Всякий, посещающий «Котлетную» системно, хорошо знает, что долго злить миниатюрную и обманчиво беззащитную хозяйку объекта общепита не нужно, это всегда повлечёт жёсткую ответочку. На первый раз она может закрыть кредит, а то и забанить, заблокировав посещение на недельку, это уже суровое наказание. Для своих. Чужим пощады не бывает в принципе.
Но пьяненькие одноразовые вахтовики, все эти неудачники с материка, так и не состоявшиеся по-настоящему мотористы промприборов и машинисты драг, операторы машин-манипуляторов и доводчики золотосодержащих руд, слесари КИП и механики по ремонту оборудования, этого не знают. Им, бездумно пропивающим сегодня первый транш, сейчас кажется, что весь мир в кармане. Надо только ночь пережить и забраться в заветный вертолет. И провести эту последнюю в ненавистных Крестах ночь нужно бурно, ярко и смело. Чтобы запомнили в этой дыре явление настоящих орлов.
