Дорогой скорби: крушение Ордена (СИ) - Кирнос Степан Витальевич (библиотека электронных книг txt, fb2) 📗

Губы юноши едва дёрнулись в уколе боли. Он и ещё шесть десятков товарищей пришли в орденскую капеллу после тяжёлой тренировки и мышцы слабо постанывают да ломятся. Его тело скрыто под кожаным доспехом – панцирь, поножи и сапоги до колен скрывают под собой бело тканные рубаху и штаны. Сапоги защищают ноги прямиком до колен, а высокий накладной кольчужный горжет скрыл светло-золотистую кожу горла. Отточенное и удлинённо-треугольное лицо парня уставлено в пол, в знак почтения и преклонения перед святыми словами, рознимыми паладином-капелланом.

– Именем Акатоша мы благословим себя на великие подвиги! – ребята повторили эти слова за паладином.

Азариэль едва приподнял глаза и заметил, что капеллан стоит далеко от него, у небольшой деревянной трибуны, вставшей на ярусном малом возвышении. Он выбрал под одежду ритуальный стихарь цвета ночи, перед ним на трибуне раскрыт молитвенник имперского культа, а в руках зажата цепь, на конце которого небольшой золотистый горшочек, чьё горлышко выливает клубы сладкого дыма. Кадило капеллана постоянно содрогается, выпуская облачко за облачком и всё сильнее наполняя большущее помещение сладостным пьянящим ароматом.

– Пускай Мара нам даст милость, а Стенндар подарит милосердие в борьбе тварями тьмы.

Юноша монотонно шевелит губами и проговаривает слова молитвы, отвлекаясь на образ стен. Они выполнены из серого и холодного камня, как и вся капелла «Яркого Света».

– Во имя мира и сохранения Тамриэля от скверны мы отвергаем шестнадцать страшных ересей, имя которым – даэдра.

Слова сказаны Азариэлем, и он вновь вернулся к созерцанию стиля капеллы. Храм выполнен в смешанном стиле сурового Скайрима и более мягкого Сиродила. От северной провинции он взял серость, простоту и монументальность, а культура сердца Империи подарила ему образ, черты внутреннего устройства.

– Слава павшим воинам в битве со страшной скверной! Слава паладинам и рыцарям, слава воинам и неофитам, отдавшим свои жизни на алтарь жизни!

На этот раз слова сказаны не паладином, а голосом тяжёлым, грубым, порывистым и чуть хриплым. Азариэль увидел, что рядом с капелланом стоят два помощника из числа наставников юных неофитов. Их одежды – такие же ритуальные стихари, только чёрного цвета, а лица скрыты под масками-черепами.

Азариэль узнал того, кто говорил слова. Это наставник Ремиил. За то недолгое время, что юноша провёл в Ордене он смог узнать рыцаря лучше. Мужчина прекрасно знает все аспекты жизни Ордена и отличается требовательностью, странно сочетавшейся с независимостью. Уходя на мелкие одиночные задания, он мог пропасть на месяцы из Цитадели, странствуя по Империи и помогая всем нуждающимся, из-за чего несколько раз объявляли погибшим, но потом привыкли к этому поведению. Юноша усмехнулся про себя, когда вспомнил, что Регент дал ему задачу по надзору за молодняком, надеясь, что это хоть как-то усмирит независимость и свободолюбие Ремиила, за которое Регент не раз грозился понизить рыцаря в стражники.

– Слава мёртвым последователям науки и магии, не отдавшим души на растерзание тьме! Мы славим их имена и подвиги. Прими Аркей их во царствии своём!

Следующий наставник имеет такую же одежду, что и Ремиил. Азариэль по наполненному дрожью и силой голосу узнал мага Охтхере, тёмного эльфа. Тот, раскрывая тайну своего неэльфиского имени, говорил, что воспитан нордами. Он отличался отменным познанием в магических науках и часто помогал фермерам на полях, меняя погоду, однако, по его мнению, это были лёгкие фокусы. Перед неофитами он показал силу, когда показательно сжёг пиратский галеон, столь опрометчиво заплывший в окрестные воды.

– Так помянем же тех, кто сейчас в царстве Аркея и ушёл, туда исполняя святой долг! Вечная слава павшим! – громогласно объявил капеллан и отступил назад, давая помощникам вынести две больших золотых чаши и поставить их на каменный стол, который стоит перед кафедрой.

За спинами помощников и капеллана, за трибуной распахнулись двери, которые несут на себе символику золотистую дракона. Оттуда вышли два иерарха, несущих на платах чистый белоснежный хлеб. Через секунду они положили душистое сдобное изделие на алтарь перед кафедрой и скрылись за дверями, закрыв их.

Тем временем помощники капеллана разожгли пламя в фонарях, и повесели их на шесты, устремившись в сторону. Свет, льющийся из узких, но длинных окон падает прямиком на серединную линию храма, словно разделяя его пополам. Из-за этого дальние стены капеллы, её углы остаются во мраке, но помощники рассеяли его, встав туда с фонарями на древке, уподобившись безмолвным стражам, оберегающим храм от всякого сумрака.

Капеллан принёс большую латунную кастрюлю и выставил её на середину алтаря. Пронзительный звон прикосновение металла и камня словили уши Азариэля в тот момент, когда нефритовые глаза уставлены в пол. Юноша понял, что месса подходит к завершению и его сердце наполнилось трепетанием от священности действия.

– Это – душа бытия! Они наполнит сосуды ваши жизнью, когда тело ваше ослабнет от хворей или ранений! – сверкнув ослепительным золотом чаш, высоко поднял капеллан ритуальную посуду и резко перевернул; по стенам кастрюли кроваво-красным отблеском расплескалась жидкость и заполнила её.

– И мы изопьём её! – благоговейно воскликнули неофиты.

– Это – сущность бытия! Она наполнит мышцы и тело ваше силой, когда усталость или хандра коснётся туловища вашего! – в пальцах паладина быстро исчезли просфоры, став мякишем и размешавшись с жидкостью в кастрюле.

– И мы изъедим его! – радостно воспели юноши и девушки.

– Так подойдите и наполните чарки ваши, дабы плоть и кровь бытия были с вами в самый нужный момент!

Азариэль поднялся. Он чувствует, как его душу переполняет гордость и пьянящее ощущение возвышенности, явившиеся то ли от участия в мессе Наполнения то ли от благоговений. Он с лёгкостью и одухотворённым выражением лика протягивает сосуд – небольшой цилиндрический флакончик, куда тут же капеллан налил зелья. Прежде чем забрать его паладин потянул Азариэлю золотую статую дракона, к которой юноша приложился устами. В тот момент, когда золотисто-бледные губы коснулись благородного металла, парень ощутил тепло, небывалое ощущение приятности на душе.

Как только флакон наполнился, для парня обряд окончен, и он поспешил покинуть капеллу. Его шаг размашист и лёгок, а длинный волос трепещется при быстрой походке. Через пару мгновений он преодолел толпу неофитов, желавших получить свою порцию напитка, десятки метров, отделявшие его от входа, и оказался на крыльце. Юноша согнулся в лёгком поклоне, отдавая почтение богам.

Алхимики из Академиона битый час вываривали зелье и пекли хлеб из чудных ингредиентов, чтобы потом всё это было освещено и соединено в храме на мессе Наполнения. Во второй раз Азариэль участвует в таком таинстве, посвящённом Акатошу и его дарам, каждый раз молодой эльф чувствовал гордость и светлую радость от таинства.

Юноша посмотрел на небо и обрадовался, увидев, что ни тучки, ни облачка на светлом лазурном полотне нет. Лишь солнце продолжает поливать этот мир светом и теплом.

– Вот зараза, – на крыльцо вместе с ним вышел низкорослый едва кучерявый имперец в такой же броне, что и высокий эльф. – Как же мне это осточертело, – скривив овальное лицо в гримасе недовольства, прошипел юноша. – Ну почему в Академионе нельзя всё это сделать. Без глупых ритуалов?

Азариэль усмехнулся, постаравшись скрыть полученный укол от обидных слов друга и попытался его убедить в обратном:

– Тиберий, ты – неофит Ордена и должен отдаваться всем его традициях. Эта капелла построена специально для обрядов и в её таинствах мы едины. А без единства никак.

– Не люблю я это, – буркнул Тиберий, убирая бутыль с зельем в кисет на поясе, старательно пихая поглубже. – Я не желаю находиться на глупых и бесполезных ритуалах. От них пользы, как от автоматона милосердия. Я – воин, и не вижу смысла в глупых и надоедливых махах руками.

– Без веры мы все пропадём, друг мой, – еле-еле тень улыбки коснулась губ Азариэля, – без неё нам всем наступит конец. Я сам не чувствую… силы в тех обрядах, но надеюсь, что боги мне помогут её почувствовать. Ей отведена роль цемента, который скрепит наше братство. Помнишь, как на недавней мессе говорил сам Регент?