Браслет Агасфера - Синельников Владимир (читать бесплатно книги без сокращений .TXT) 📗
— Тогда что же ты не договорился с дварфами? — продолжала допытываться Лика. — Вы же с ними торгуете.
— Ну и что?
— Я слышала, что дварфы торгуют со всеми. В том числе и с теми, кто обитает за Триалетским хребтом.
— Ну и что? — повторил дрок.
— Договорился бы с ними, чтобы провели на ту сторону, — пояснила Лика. — Денег у тебя, я смотрю, хватает. А эти коротышки падки на золото...
— Ты знаешь хоть одного, кто побывал в подземельях дварфов? — спросил Инзи.
— Нет.
— Мне тоже ничего об этом неизвестно. Подземные жители никогда и ни за какое золото не пустят чужака в свои пещеры.
После этих слов дрок решительно повернулся на бок, всем своим видом демонстрируя, что собирается спать Лика и не настаивала на продолжении разговора. Она была настолько ошарашена признанием спутника, что, в отличие от него, действительно заснувшего, еще долго не могла успокоиться, раздумывая: что же это за ценность, понадобившаяся так неотложно дрокам (или одному дроку?) если Инзи собирается искать в тех местах, куда были изгнаны в незапамятные времена порождения Тьмы.
Таулан (заказ второй)
Сгрудившееся в тесной, замкнутой с трех сторон каменистой котловине овечье стадо жалобно блеяло. Неподвижный, раскаленный полуденным зноем воздух пропитался запахом помета, мочи и шерсти. Не верилось, что где-то там, на Севере, сейчас метут метели, и даже в Шарье вовсю властвуют холода. Что же здесь творится, когда приходит пора Теплого Сезона?! При столь близком присутствии Великой пустыни шелтов...
— Еще пара дней, и они начнут дохнуть одна за другой, — недовольно поморщился один из мужчин, устроившийся за скалами, прикрывавшими выход из котловины. — Эти твари уже сожрали все, что могут переварить их желудки.
— Ничего, — утешил его второй, — ждать осталось от силы сутки.
— Ну да, — хмыкнул первый, — а потом эти животные озвереют от голода и примутся за нас.
— Не переживай, — усмехнулся второй, — они травоядные...
— Ну да, ты скажешь еще! Нынешней ночью эти травоядные сжевали мои портянки.
— Так надо было не дрыхнуть, а дежурить!
— Я и дежурил, — возразил первый, — но разве за этой кучей уследишь?..
— Да-а, — усмехнулся второй, — никогда тебе не стать настоящим пастухом.
— Упаси меня Харг от такой участи! — в ужасе замахал руками первый.
Тем не менее оба собеседника были одеты в типичную одежду кочевников тауланского канноата: кожаные безрукавки поверх темных рубашек с длинными рукавами кожаные штаны, черные наголовные платки, затянутые на затылках узлами. На ногах у них были сапоги мягкой кожи. На поясе у каждого висело по широкому тауланскому ножу с односторонней заточкой и частыми и острыми щелевидными прорезями по тыльной стороне клинков.
Внезапно откуда-то сверху прозвучал короткий свист.
— Ну вот и все, — хмыкнул второй мужчина. — Наше ожидание, кажется, закончилось. И даже овцы не начали дохнуть...
Под шорох осыпающихся камней со склона к ним съехал третий, одетый точно в такую же одежду.
— Пятнадцать человек и крытые носилки, — доложил он слегка запыхавшимся голосом.
— Начинаем, — скомандовал второй мужчина, бывший в этой компании старшим.
Они бросились к стаду и погнали его из котловины на вьющуюся ниже по склону узкую дорогу.
Отара запрудила путь, как раз когда из-за поворота вынырнули первые верховые. Увидев движущуюся им навстречу массу животных, всадники кинулись вперед и принялись плетками расчищать дорогу. Пастухи, в свою очередь, заорали и бросились им помогать. Но почему-то в результате их помощи на дороге воцарилось форменное столпотворение. Оглушительно блеяли овцы, ругались всадники, охаживая плетками овец и крутящихся среди них пастухов, кричали сами пастухи... А стадо тем временем упорно перло вперед, и очень скоро встречный кортеж с всадниками и крытыми носилками, которые несла четверка здоровенных рабов, оказался в волнующемся море взмекивающей и взбрыкивающей шерсти.
— Халил. — Занавеси на носилках шевельнулись, и оттуда выглянула холеная физиономия, украшенная короткой рыжей бородкой.
— Я слушаю, — учтиво согнулся в седле один из сопровождающих носилки.
— Если ты сей момент не расчистишь дорогу от этого отребья, — произнес сидящий в носилках, — завтра будешь на их месте...
Говоривший ткнул пальцем, украшенным перстнем, в одного из пастухов, оказавшегося рядом с носилками.
— Все сделаю, уважаемый! — Всадник двинул лошадь на пастуха, охаживая того плеткой. — Убирай свою шваль с дороги, грязная скотина!
Пастух, прикрываясь руками, взвизгнул и нырнул под носилками на другую сторону. Тут и остальные всадники утроили свои усилия, и стадо ринулось вниз по склону, освобождая дорогу носилкам. Все были настолько увлечены этим ответственным делом, что не заметили, как пастух на мгновение прижался к носилкам и, разжав кулак, с силой дунул в щель между занавесями. Темный порошок с ладони исчез внутри носилок, а пастух с воплями бросился спасать остатки стада.
Когда кавалькада исчезла за поворотом, один из пастухов подошел к тому, что побывал у носилок.
— Ну как? — спросил он.
— Все в порядке, — кивнул второй. — Выводи коней, уходим.
Через короткое время среди холмов осталось только сгрудившееся, недоуменно мычащее стадо, лишившееся своих погонщиков.
Трое всадников, вынырнувшие из-за холмов, направились на северо-запад, в сторону границы Таулана и Ирремеля.
— Погони не будет? — поинтересовался один из них, с беспокойством оглядываясь назад.
— Не переживай, — улыбнулся старший из троицы, — они будут на месте только к вечеру. До этого времени вряд ли кто-то из свиты окажется так неосторожен, чтобы нарушить покой хозяина...
— А потом?
— А потом им надо будет сообразить, почему их повелитель превратился в идиота, пускающего слюни и делающего под себя. Порошок Забвения — страшная штука
— Мы к тому времени уже будем на территории Ирремеля, — вступил в разговор третий.
— Тогда я, пожалуй, расстанусь с этим украшением, — первый из говоривших содрал с головы платок и отшвырнул его в сторону. — Надоело изображать из себя кочевника.
Едущий справа согласно кивнул и тоже сдернул платок.
— А я, пожалуй, сохраню его, — усмехнулся едущий в центре. — Мне этот головной убор пришелся по душе.
— Кому мог перейти дорогу этот степной князек? — через некоторое время задал вопрос левый всадник.
— Тебе это так интересно? — усмехнулся едущий в центре.
— Мы убили на сидение в холмах тридцать дней, — поделился своими мыслями любопытный, — плюс покупка стада, снаряжения, жратвы, да еще сколько обещались заплатить по окончании дела... А этот порошок? Он же стоит немерено...
— А ты никогда не интересовался, сколько может стоить урожай крэга с плоскогорья Танг-Юр? — прервал его перечисление центральный всадник.
— Эк ты загнул! — изумился левый. — Да я до стольких считать-то не умею!
— Я думаю, тауланец решил подгрести под себя всю прибыль, — улыбнулся всадник в платке. — Ну, и кое-кому это могло сильно не понравиться...
Школа
— Вставай, лентяй! — Сильный удар по ребрам скинул мальчика с нар.
Еще не совсем очнувшись от сна, он вскочил, но новый удар в живот заставил согнуться пополам от боли, следующий отшвырнул маленькое тельце в угол барака.
Избиение сопровождал одобрительный хохот столпившихся неподалеку и с интересом наблюдавших за ежедневным утренним представлением остальных жителей барака.
Царившие в школе сихаба Мегида нравы немногим отличались от волчьих. А иногда казалось, волки могут быть гораздо милосерднее, чем подневольные ученики сихаба. Единственное, за что могло последовать суровое наказание, — это смерть или увечья находившегося в полной власти Мегида и его учителей ребенка. Сихаб Мегид умел считать деньги, и его школа слыла процветающей, и выпускники с удовольствием покупались лучшими аренами империи. Мегид сквозь пальцы смотрел на развлечения обучающихся. Наоборот, он даже одобрял творившееся в бараках, считая, что только прошедший жесткую школу ученик, научившийся стоять за себя до конца и в любой ситуации до последнего давать отпор, способен и дальше развлекать требовавшее зрелищ свободное население империи и на равных конкурировать с выпускниками других школ. Между школами постоянно существовало скрытое соперничество, и пока школа сихаба Мегида считалась лучшей. Его выпускники дольше других держались на аренах, выигрывая порой самые изощреннейшие бои, что могла изобрести фантазия владельцев арен на потеху зрителям.