Выжить. Терской фронт - Громов Борис Николаевич (книги бесплатно полные версии txt) 📗
— Не помешаю? — акцент тоже почти не чувствуется.
— Нет, не помешаешь, — отвечаю я, — хотел чего-то?
— Хотел от нас всех спасибо сказать, — отвечает он. — Мы-то, шестеро, вместе, так сказать, артель. А эти двое тут уже сидели, когда мы сюда попали. Мы люди смирные, а они — на дорогах «шалили», сами хвастали. Мол, сам черт им не брат, каторга — дом родной, всех убьют — одни останутся! Одно слово — уроды!
— А что ж такая «мирная артель» в этой камере делает?
— Ну, я же не спрашиваю, что тут делаешь ты…
— А я отвечу, меня подозревают в шпионаже. Правда, пока не объяснили, на кого…
— Ничего себе, — аж присвистывает мужичок. — Ну, тогда и я тебе скажу: мы по карточным играм, ну, «двадцать одно» там, покер. По крупным кабакам играем. Вот вчера один проигрался и в крик. Шулеры, мол. А при чем здесь шулеры, если сам играть не умеешь? Так что мы и не переживаем сильно, отпустят. Не впервой. Считай, в каждом городе есть хоть один урод, что, проигравшись, про мошенников орать начинает. Денег-то жалко. А мы играем честно, так что бояться нам нечего. Да и связи кое-какие имеются, если совсем прижмет. А вот у тебя, парень, дела плохи.
— Сильно плохи?
— Сильно… Будь ты вор или дорожный грабитель — загремел бы на каторгу, в каменоломни, ну или в Донбасс, уголек добывать. А вот у убийц и шпионов всего одна дорога — в петлю.
— Это если докажут.
— Эти, — мужичок кивает головой на потолок, — эти докажут. Сочувствую…
Мужичок отходит к своим, а я остаюсь наедине с весьма мрачными мыслями и предчувствиями.
Приходят за мной вечером. Снова отводят в тот же самый кабинет к тому же самому младшему лейтенанту.
— Что стоишь столбом, присаживайся, — кивает он мне на табурет, стоящий посреди комнаты, а потом кивает на мой перевязанный бок, — медпомощь не нужна?
— Да нет, спасибо, нормально все, — отвечаю я.
За спиной, с чуть слышным скрипом открывается входная дверь. Оборачиваюсь. В кабинет заходит примерно моих лет, но уже седой, лейтенант. Смотрит он на меня с нескрываемой ненавистью.
— Хорошо, продолжим, — снова говорит мне «мамлей». — Говорить правду — в твоих интересах. Твое имя, звание, задание, с которым тебя к нам забросили, фамилии связных и адреса «явок».
В ответ храню глубокомысленное молчание. Подождав пару минут и уяснив, что говорить я не начну, он, изобразив на лице крайнюю степень огорчения и разведя руками, как бы говоря: «Ну, мил друг, сам виноват, извини!», кивком головы дает отмашку седому лейтенанту. Тот, не говоря не слова, мощным, хорошо поставленным ударом ноги вышибает из-под меня табурет. Скорее всего, предполагалось, что при падении я должен был крепко приложиться затылком о бетонный пол. Ага, сейчас, размечтались! Страховка и самостраховка — это первое, чему учат человека, решившего заниматься самбо. Падаю аккуратно и без потерь для здоровья: скруглив спину, прижав подбородок к груди и слегка хлопнув по полу раскрытыми ладонями. Седой, осознав, что его выходка цели не достигла, сильно бьет меня ногой в бок, прямо по едва начавшему затягиваться порезу. Шиплю от боли, чувствуя, как теплая кровь снова начала пропитывать заскорузлую повязку.
— Ну что, сука, может, сам все вспомнишь, или помочь?
— Да пошел ты!
Когда минут через десять выдохшийся седой, плюнув от досады на пол, выходит из кабинета, надо мной склоняется «мамлей».
— Зря упираешься, у Петра в Каспийске, когда турки десант высадили, всю семью вырезали. Будешь молчать — он тебя измордует так, что повешения с нетерпением ждать будешь.
Когда дверь с грохотом захлопнулась за конвоирами, что втащили меня в камеру и бросили мою измочаленную «тушку» на нары, рядом снова нарисовался бригадир «мирной артели» картежников. Присев рядом, сочувственно цокает языком.
— Да уж, досталось тебе, парень. А я тебя предупреждал, шпионов тут не любят. Ладно, потерпи, сейчас полегче будет. — В его руках, словно по волшебству, появляется мокрое полотенце, которым он начинает оттирать корку запекшейся крови с моей физиономии. Потом присматривается к повязке на боку и морщится, словно от зубной боли.
— Сменить бы… Ладно, что-нибудь придумаем, — с этими словами он отходит к своим по-прежнему безмолвным товарищам.
И придумали. Судя по всему, это была чья-то еще вполне чистая нательная рубаха. Бригадир сноровисто порвал ее на ленты и вручил их мне.
— Держи, у тебя перевязка все равно лучше выйдет. Не спец я в этом.
Я только киваю в ответ и, поделив «перевязочный материал» пополам, первую половину пускаю на новую повязку, а вторую аккуратно затрамбовываю в небольшую щель между досками нар и бревном, к которому они приколочены. Сдается, свежие «бинты» мне еще понадобятся.
Предчувствия не обманули. Следующий день мало чем отличался от предыдущего. Меня снова отвели в кабинет к парочке «добрый-злой». Первый снова спрашивал, второй снова бил. А я — снова молчал. Отлежавшись на нарах и наложив новую повязку на опять открывшуюся рану, я попил чаю, заботливо припасенного для меня с обеда старшим «артели» картежников.
— Слушай, ну что ты сам над собой измываешься, — говорил он мне, пока я прихлебывал из мятой алюминиевой кружки холодный чай. — Ведь искалечат они тебя, а потом, один черт, вздернут. Слушай, ответь мне, только честно, ты жить хочешь?
— Глупый вопрос, конечно же, хочу.
— Тогда есть у меня к тебе одно предложение. Мы действительно бываем в разных местах. И у меня очень много самых разных знакомых. Так вот, есть люди, серьезные люди, которые готовы хорошо платить опытным бойцам, очень хорошо. А ты, как мне кажется, весьма даже опытный…
— Покороче можно? Какой я весь из себя крутой и суровый, я и без тебя в курсе. К сути переходи.
— Ладно, к сути. Нас завтра выпускают, я вполне могу связаться с этими людьми. Они проплатят кого надо, подробности тебе не интересны. И ты отсюда исчезаешь. Сам знаешь, деньги творят чудеса, а нету бумаг, нету и человека. А потом тебя отвозят в одно место и предлагают интересную и хорошо оплачиваемую работу.
— Слышь, братское сердце, ты сам-то эти словесные кружева плести не заманался? Я парень простой и конкретный. И хочу получить простой и конкретный ответ на свой вопрос: где и что надо делать? А нет — иди на хер!
— Тише, тише. Незачем так волноваться. Хорошо, вот тебе ответ: надо будет в горах учить молодых парней тому, что ты знаешь сам. За очень, — он специально выделил голосом последнее слово, — хорошие деньги.
Ага, вот даже как, да ты, похоже, меня в инструкторы к боевикам вербуешь! Ну, держись! Резко, не обращая внимания на резанувшую порезанный бок боль, я вскакиваю с нар и сгребаю «нанимателя» за ворот.
— Ах, ты ж, сучонок! — шиплю я ему в лицо, брызжа слюной от ненависти. — Да я таких, как ты и твои «серьезные», уже пятнадцать лет давлю! А ты мне?.. — я аж задыхаюсь, не найдя нужных слов. — Удавлю, падаль!!!
«Миролюбивая артель» дружно подрывается на выручку своему начальнику.
— Стоять, уроды, а не то я ему шею сверну, как куренку! — рявкаю я, ставлю бригадира «артельщиков» живым щитом между собой и ими.
— Охрана! — визжит он во весь голос. — Убивают!
Дверь распахивается. В камеру вваливаются двое широкоплечих молодцов с автоматами в руках.
— Стоять! Замерли оба!
— Парни, да вы знаете, что эта сволота мне предложила? — выдыхаю я.
— Нам ваши разборки до одного места! Отпустил его, я сказал!!! А сам заткнулся! Оба, быстро, мордой в стену и руки в гору! — рявкает один и вскидывает «калаш».
Предохранитель снят, патрон тоже, скорее всего, уже в патроннике. Да, спорить в такой ситуации не стоит. Выдернут на допрос, там я «вломлю» господина вербовщика. Авось, зачтется. Выполняю приказ и боковым зрением вижу, что горе-вербовщик замер в такой же позе, что и я, несколькими метрами правее.
— Так, — слышу я за спиной все тот же голос, — здесь оставлять его нельзя. В лучшем случае приключится труп. В худшем — несколько. А повесят все на нас с тобой.
