Вторая и последующие жизни (сборник) (СИ) - Перемолотов Владимир Васильевич (бесплатные онлайн книги читаем полные версии txt) 📗
Корабль, истерзанный метеоритами, проваливался вниз. За иллюминатором потянулись огненные полосы, температура скачком поднялась и окружила нас коконом ревущего пламени. Внезапно навалилась тяжесть. Меня вдавило в амортизатор до костного хруста. До того как потерять сознание я успел обрадоваться, что тормозные двигатели все-таки уцелели…
Сознание возвращалось медленно, оно маленьким каплями капало в мозг, осветляя его. Капли превратились в тонкую струйку, струйка — в ручеёк и только тогда я почувствовал себя живым. В ушах вместо рева воздуха стоял мелодичный шум. Сделав усилие, я спустил ноги вниз. Мир вокруг закрутился, словно калейдоскоп и первое, что попало в поле зрения, оказалась неподвижная фигура Макса. Вспомнив о своем долге, стирая кровяную корку с лица, я придвинулся к товарищу. Тот лежал навзничь. С уголка рта на подушку тоненькой струйкой ползла кровь. Товарищу было куда как хуже, чем мне. Закрыв глаза и, сосредоточившись, я стал загонять свою боль в глубину тела. Макс слабо застонал. Плюнув на аутотренинг, я открыл глаза, и уже не обращая внимания на свою боль, склонился над другом. Пробежавшись пальцами по телу, удивился. Могло бы быть значительно хуже. Он, оказывается, везунчик.
— Легкая контузия, — пробормотал я, не зная удивляться или радоваться. — Лечится «на раз», если есть чем…
Руки сами отыскали дверцу шкафчика, достали аптечку.
Я обработал рану, стянул края стерильными крючками. Слушателей у меня не нашлось, но нервы требовали разговора и пришлось говорить самому с собой.
— Теперь немного успокаивающего и часов пять сна…
Я еще не оправился от случившегося и действовал автоматически, ни о чем не думая, не рассуждая суждено нам выжить или нет. В голове звенела пустота. Не нашлось даже места мыслям, о том, что случилось с кораблем, есть ли воздух за бортом и стоит ли вообще бороться за жизнь. Сейчас мной двигал инстинкт. Успокаивающе начало действовать. Макс спал спокойный и безучастный к своей судьбе, ибо еще не знал, что случилось. Для него прошлого не существовало. В нормальном состоянии я наверняка усмехнулся бы этой мысли, но сейчас… Сейчас она не вызвала у меня никаких эмоций. Приняв тонизирующее, стал вспоминать, что еще мне известно о корабле. Оказалось, до смешного мало, да и то, что засело в голове не представляло ценности — скорость, вес, тяга, дальность прыжка… Кому сейчас это нужно знать, что эти развалины когда-то назывались «Лотос»?
Я встал. Стоять было больно, но я остался в вертикальном положении, чтоб самому себе доказать, что не все так плохо. Аварийное освещение продолжало тускло мигать, и его тень то пропадала, то вновь появлялась, дотягиваясь до разбитого пульта. Кривясь от боли, я добрался до него и уселся в кресло пилота. В моем распоряжении имелось часов пять — время сна Макса. Хотелось бы что-нибудь придумать за это время.
Что именно мне предстояло придумать, я еще не представлял.
Для начала решил хотя бы справиться с освещением — прыгающий свет не давал сосредоточиться. Нужна лампа для пробника. Можно было бы поискать её в ящиках, но я поступил проще — вывернул из какого-то гнезда на пульте, прикрутил проволоку и полез внутрь. Несколько часов назад там наверняка существовал образцовый порядок, а теперь… Теперь внутри оказалась мешанина из проводов, осколков чего-то острого и темноты. Я попробовал мыслить логически, но уже через минуту плюнул — внутренность пульта все больше напоминала мне внутренность человека — перепутанные кишки, куски мягкого пластика и провода, походившие на жилы, вены и артерии.
Посчитав, что меня не должно убить сразу, я просто сунул руки в темноту, нащупывая сеть. На пятый раз это рискованное предприятие увенчалось полным успехом. Лампа загорелась ярким белым светом, и я разогнулся, спеша поглядеть на то, чем стал корабль.
— Да будет свет, — процитировал я, с любопытством оглядываясь по сторонам. Кроме как шутить мне ничего и не оставалось. Сноп яркого света вырывался из развалин пульта управления и, ударившись в потолок, стекал вниз. В углах рубки он мешался с полумраком, создавая иллюзию того, что корабль не заканчивался там, а уходил в бесконечность, в которой, мерцая, горели далекие звезды. На самом же деле там искрили провода, и горела изоляция, только ни знать, ни думать об этом мне не хотелось.
Подсвеченный изнутри пульт казался важным и значительным — там горели окошки индикаторов, цветные огоньки на панелях и даже светилось несколько каким-то чудом уцелевших табло. Лепота!
Ковыряться в нем я не стал, а обошел рубку, на ходу проклиная свою техническую безграмотность.
Если б я оказался внутри человеческого тела я знал бы что делать, что чего стоили мои знания числа костей в человеческом скелете, функциях кишечного тракта и биохимии крови?
А разрушения оказались ужасны. Настолько, что я не удивился, если б корабль прямо на моих глазах взял бы и развалился. Под ногами валялись куски приборов и внутренней обшивки. Я хрустел осколками, иногда узнавая оборудования и радуясь вместительности корабля. Хоть тот и считался маленьким, а добра вмещал немало!
К передатчику я не притронулся и даже постарался обойти его подальше — мало ли что? На мгновение мне даже почудился укоризненный голос Макса:
— Что ж вы так, доктор! Если б вы его не трогали!
А я был немного мнительным, и вдобавок мне очень хотелось выбраться отсюда. Не решаясь даже внимательно рассмотреть беспорядок, что остался на месте передатчика, я осторожно отступил в глубину темноты и бардака.
Не моя епархия. Заниматься этим все равно придется Максу.
При всей своей технической безграмотности, я понимал, что корабль уже мертв. Это чувство было сродни тому, что я испытывал, пытаясь спасти умирающего — в какой-то момент непонятно откуда приходит уверенность, что все уже бесполезно — и лекарства и действия. Все. Человек умер, и чуда воскрешения не будет…
Примерно тоже самое я испытывал сейчас. Этому кораблю не подняться, не унести нас отсюда и главной надеждой на жизнь теперь становился не двигатель, а передатчик. Я снова оглянулся на него и вздохнул. Уж больно хлипкой выглядела эта надежда.
Наконец я добрался до секции аварийных запасов. Сдвинув стенку, осмотрел ряд баллонов из аварийного наддува, тез самых, что спасли нам жизнь (или, по крайней мере, отсрочили смерть) после того, как корабль получил, по меньшей мере, две сквозных пробоины от метеоритов. Манометр показывал давление меньше половины нормы, и мне захотелось поднять баллон и качнуть его, чтоб услышать, как там плещется жидкий кислород, но я, разумеется, этого делать не стал. Насколько этого запаса нам хватит, я также думать не стал — больно нехорошие мысли от этого заводились.
Обойдя развалины, вернулся к раненому, и, присев у того в ногах, задумался о том что мне известно о планете. Получалось что ничего. Вообще ничего. Точнее почти ничего. Что я мог сказать точно, что сила тяжести тут примерно равна земной. Возможно, Макс знает больше него, а значит, придется ждать возвращения его из небытия.
К тому времени, как Макс проснулся я уже кое-что сделал — сгреб осколки оборудования в одну кучу и рассортировал её на несколько небольших, решил, что починить внешние заслонки на иллюминаторе можно, и придумал парадокс: чтоб понять, что ждет нас за стенами корабля нужно выбраться из корабля, но чтоб выбраться из корабля нужно знать, что нас ждет на той стороне — скафандров стараниями тех же метеоритов, у нас уже не осталось. Я крутил этот парадокс туда и сюда, надеясь если не решить его, то хотя бы занять время, но тут заворочался Макс.
— Как вы себя чувствуете, коллега?
Я спросил его так, словно мы находились не в разбитом корабле, а в палате хорошего госпиталя. То есть профессионально бодро спросил. Макс молча ворочал глазами. Лицо окрашивала нездоровая бледность. Та самая, которая так легко переходит в жар. Я коснулся его лба, и это касание привело Макса в себя.
— Метеориты…
