Бойся своей мечты - она может и сбыться (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович (первая книга .txt) 📗
Фактически сейчас это другая Маша. Не та веселая, умненькая, хитрая и продуманная девчонка, легкая в общении любительница развлечений. В том числе и постельных. Вместо пушистого игривого волчонка миру предстала жесткая, злая, яростная волчица, для которой убить противника – как высморкаться. И никаких душевных терзаний по этому поводу, никаких угрызений совести и колебаний. Если он ей прикажет – она вырежет всех, на кого Константин укажет пальцем. Человек, которому нечего терять (как он считает), опаснее всех людей на свете. А Маша считает, что после потери способности родить ребенка она просто перестала существовать. Умерла. А чего может бояться зомби? Смерти? Смешно…
Лось проводил Машу взглядом, но ничего не сказал, покосившись на мрачно-безмолвного Константина. Хороший парень Лось, верный, сильный, умелый…вот еще и язык бы умел сдерживать в некоторых ситуациях…
Они разделись по пояс, и еще полтора часа таскали и укладывали ящики с деньгами в хранилище, забив его практически под завязку. Константин открыл несколько ящиков, посмотрел – это были в основном пятисотевровые купюры в банковских упаковках. Пачки укутаны в полиэтилен специальными машинами – явно или в банке, или там, где их печатали. И это обеспокоило Константина. Если его группа умудрилась вломиться в какое-нибудь банковское хранилище, что вполне можно было допустить, то сейчас над ними может нависнуть опасность. Если эти деньги объявятся в том банке, через который Константин отмывает эти деньги. Переписанные номера купюр сразу выведут на банк, а способов заставить банкиров выдать имя того, кто сдал эти деньги на свой счет – превеликое множество. Константин и сам знал таких способов более, чем достаточно – начиная с инъекции «сыворотки правды», и заканчивая банальным ударом молотка по фалангам пальцев. Никто не ляжет костьми защищая каких-то там белых «фарангов». Или как там еще называют белых местные черные аборигены... Нужно хорошенько подумать, прежде чем попытаться отмыть эти чертовы деньги.
В тех коробках, что достались группе после двух первых акций оказались и доллары, и евро – примерно в равных пропорциях. И не в банковских упаковках. Эти деньги явно были уложены черной кассой на длительное хранение, и просто перевязаны резинками и бумажными полосками. Их номера точно не были никем переписаны.
По прикидкам Константина, без евро в банковских упаковках, их сегодняшний «улов» вытягивал примерно на двести с лишним миллионов долларов. Они сегодня перекидали ящиков весом примерно на двадцать тонн (даже плечи гудят), из них больше всего веса пришлось на предположительно засвеченные купюры евро, остальные – на относительно «чистые» деньги.
Уложив оружие и снаряжение в оружейную комнату, группа отправилась отдыхать. Им сейчас было совершенно не до пересчета новообретенного богатства. Константин переправил Михаила и Сергея на остров, а сам остался на вилле, рядом с Машей, договорившись со своими подчиненными, что в случае чего они свяжутся с ним или по сотовой связи, или по спутниковому телефону. У Константина такой был, у Михаила – тоже.
- Шеф, вы ночуете на вилле? Или в замок? - бесстрастно спросила Маша, собирая оставленное на полу барахло в кучу.
- Ночую здесь – кивнул Константин, сбрасывая одежду прямо на пол. Подумал, поднял кучку – Куда положить? Для стирки.
- Оставьте. Я все сделаю – Маша взяла у него из рук ком пыльной, пропахшей порохом одежды, прижала к груди – Идите мыться.
Она проводила взглядом Константина Петровича, и отметила для себя, что он за эти месяцы, пока она выздоравливала, заметно изменился. Разворот плеч, рост – все осталось прежним, но…изменился. Если бы она не видела его раньше, то и не заметила бы, а сейчас… Он был как-то мягче, домашнее – если можно так выразиться. Немного лишнего веса, накопленного в спокойной семейной жизни на пенсии, взгляд спокойнее, движения не такие точные, резкие, выверенные. Теперь – жир ушел, из-под него резким рельефом проявились мышцы – крепкие, перекатывающиеся на спине, на ногах, на руках. Сейчас, когда он остался совсем обнаженным, это было заметно как никогда. И Маша уже давно не видела его голым, очень давно, так давно, что уже и забыла, когда это было в последний раз. Утром того дня, когда она стала неполноценной, перестала быть женщиной.
Маша вздохнула, сильнее прижав к себе потную одежду своего мужчины и глубоко вдохнула резкий, кислый запах пота, смешанный с ружейной гарью. Запах настоящего мужчины! Как давно она его не ощущала! В другой жизни. В совсем другой жизни.
Она постояла посреди комнаты секунд десять, затем подошла к стене, бросила ком одежды на пол и в два движения, расстегнув свои штаны стянула их, присоединив к одежде Шефа. Туда же отправились носки, а следом – узкие трусики. Шлепая босыми ногами по паркету она пошла туда, где слышался шум воды из душевой «лейки». Очень тихо вошла в ванную комнату, подошла к огромной душевой кабине, стоившей очень даже немалых денег – самая большая душевая кабина, которую они сумели найти и заказать. Вроде как немецкая. Или швейцарская. Два с половиной метра на два с половиной – в этой кабине можно было разместиться вдесятером. Так что им с Константином Петровичем вполне хватало тут места. Здесь можно было заниматься сексом даже лежа – упругий шершавый пол очень даже этому способствовал. Проверено, и не раз.
Иногда хочется чего-нибудь экзотичного – чтобы твой мужчина взял тебя на пляже, за кустом, и ты боялась, что выдашь себя стонами и криками. Или в примерочной, пока рядом ходят посетители магазина и продавщицы, расстегнуть ему брюки, встать на колени, и… И в воде хорошо – прямо на виду у купающихся людей, которым и невдомек, что волны, которые от них расходятся, это просто такие волны… В этом есть свой фан! Романтика!
Вот так же и в душе – это же классика, войти к своему любимому под струи воды и сделать все, что он от тебя попросит. И что не попросит – тоже.
Маша открыла дверцу, открывшуюся очень мягко и бесшумно, утапливаясь в толстую стену, и закрыла за собой вход, погружаясь в какофонию шума струй, бьющих со всех сторон – снизу, сверху, с боков, и фырканья Шефа, который с наслаждением подставлялся под упругие, колючие струйки текучей воды, уносящей с тела весь негатив, накопленный за этот трудный день. Шеф даже не услышал, как она вошла, и только когда ее руки обвили его талию – вздрогнул, и резко повернулся. А потом прижал ее к себе – ласково, нежно, но сильно - так, что у Маши перехватило дыхание.
Они стояли так под струями воды минуту, или две, или три, потом Маша мягко отстранилась, убавила напор воды почти до ноля, и руковичкой, которую заранее надела на руку, стала медленно и нежно натирать тело мужчины. Он стоял, прикрыв глаза, а Маша обходила его вокруг, и терла, гладила, ласкала… А потом опустилась на колени, взяла его за бедра двумя руками, и сделала то, что ей сейчас хотелось больше всего. Он пытался ее отстранить, сделал попытку поставить на колени и пристроиться сзади – как это делал всегда, Шеф больше всего любил эту позу. Но Маша только отрицательно помотала головой и негромко, едва перекрывая шум слабых струй воды сказала:
- Простите…я еще не готова. Расслабьтесь…
И он расслабился. И Маша закончила то, что начала. И ей было хорошо – правда, было очень хорошо! Она даже не представляла, что от ЭТОГО ей будет ТАК хорошо. Практически она получила оргазм. Наверное, слишком долго у нее не было секса, и слишком сильно она любила этого человека.
Потом Шеф мылил ее, несмотря на Машины протесты – он просто плевал на ее протесты, и намылил, погладил каждый сантиметр ее тела. Затем Маша снова намылила его, и сколько времени они так терлись друг об друга и ласкали обнаженные скользкие тела – неизвестно. Полчаса, может час, может побольше. В такие минуты время летит со скорость. космической ракеты, летящей на Луну. Это только плохое тянется бесконечно.
Спали они в одной постели, на огромной кровати, застеленной черным шелковым бельем – обнаженные, чистые и почти счастливые. Константин Петрович уснул почти сразу, прижав Машу к своему боку и положив ее голову себе на плечо. А Маша долго не могла уснуть. Перед глазами стояли картинки сегодняшнего боя, но теперь он не казался таким…важным. Таким…стоящим воспоминаний. То, что произошло под душем – для нее все-таки гораздо важнее.
