Клятва на мече - Буянов Николай (читаем книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Марина покачала головой:
– У меня нет родителей. Я из детдома.
– Из детдома, – повторила Аленка. – Я и не знала.
Ей стало грустно. Она представила себе: коридор, серые стены, мрачные комнаты с установленными в нескончаемый ряд железными кроватями. Воспитанники в чем-то одинаковом, безликом и бесполом, сразу не отличишь, мальчик или девочка. Лица у всех печальны и непроницаемы. По свистку – отбой, по свистку – подъем… Впрочем, это, кажется, сцена из какого-то фильма про войну. На самом деле, возможно, все не так уж плохо, но все равно…
– Почему ты раньше не сказала? Можно, я тебя провожу?
– Нет, не надо.
– Мы же подруги!
– Не надо, – повторила она. – Ты и знать про это не должна. Я твердо решила ничего не говорить… А вот вырвалось. Не расспрашивай меня, ладно? Просто посидим вместе.
Они сели рядышком на узкую низкую лавочку. Сидеть было неудобно (жестко, и коленки торчат вверх), но они этого не замечали. Аленке жутко хотелось узнать подробности: как это? куда? зачем? Было очень непохоже, чтобы подруга уезжала на неделю или на месяц. Нет, Маринка совершенно точно знала: они больше не увидятся.
Она прощалась навсегда.
Потом Аленка много раз вспоминала свою подругу. Даже лицо осунулось (правда, ненадолго: цветущей юности длительная меланхолия не свойственна). Что-то было в ней… Что-то, из-за чего сразу выделяешь человека в толпе – не по внешнему признаку, а повинуясь необъяснимым магнитным потокам… Говорят, таким магнетизмом обладали многие из великих: талант талантом, но чтобы тебя узнавали – по походке, по неуловимому жесту, по повороту головы – нужно уметь покорять людей (не в смысле подавлять!) силой своей личности.
В тихом скверике, через который пролегал обычный путь домой (домой сегодня никак не хотелось: грусть светла, на душе покой, а предки неизвестно в каком настроении, предполагать надо всегда худшее), встретился Валерка, верный рыцарь (Рыцарь Печального Образа – с тех пор как Артур в красивом прыжке снес башку тому «новоруссу» и его «шестерке»).
– Привет.
– Привет, – равнодушно отозвалась она.
– С тренировки?
– С нее.
Некоторое время они шли молча.
– Что грустишь так, восходящая звезда мировой гимнастики? – не выдержал Валерка.
– Не звезда уже. Бросила.
– О! – Он удивился. – И давно? Минут десять?
– Больше.
Валерка покрутил головой:
– Новости. А Алла Федоровна в курсе?
– Нет еще.
– Рано или поздно придется сказать. Она-то, бедная, спит и видит тебя на пьедестале… А сейчас чем занялась?
– Да тоже, в общем, гимнастикой. Восточной.
– Ага, – развеселился Валерка. – Дамское кунг-фу. Знаем, проходили.
Он весьма забавно попытался изобразить боковой удар ногой, чуть при этом не упав. Ну улыбнись, взмолился он про себя. Скажи что-нибудь, хоть подзатыльник дай! В былые времена он подобной вольности не допустил бы, разозлился… Не всерьез, конечно, разозлился, а так, для виду, будто играя свою роль в древней как мир игре. Сейчас бы и для виду не стал.
Испокон веков (то есть три года с небольшим) у них был обычай: вечером Валерка встречает ее с тренировки, и они идут в маленькое стеклянное кафе под названием «Белый медведь», угощаться мороженым. В зависимости от времени года мороженое заменялось на кофе с бутербродами. Аленка решительно плевала на диету, предписанную гимнасткам, что на фигуру не оказывало ровно никакого воздействия («Не в кобылу корм» – выражение Аллы Федоровны).
Теперь гимнастика плавала где-то за бортом, а обычай сохранился, и они, не сговариваясь, по привычке повернули к «стекляшке». На первом этаже гудел ресторан, переливаясь разноцветными всполохами, точно новогодняя елка, засунутая в аквариум. Валера с Аленкой поднялись выше, в бар, и уселись на высокие кожаные табуреты. Валерка (взрослый уже, как же!) заказал себе пиво в высокой узкой жестянке и пачку «Уинстона». Аленка остановила выбор на большой чашке кофе и бутерброде с ветчиной. Раньше она тоже глотала пиво, хотя не любила горький вкус, и с вызовом поглядывала на Верного Рыцаря, а тот, изображая сурового папахена с пуританскими взглядами, хмурил брови: «Рано тебе еще». – «Да ну! В самый раз». – «А я говорю, рано. Сначала пиво, потом коктейль, потом водка, и оглянуться не успеешь, а ты уже законченная алкоголичка». – «Водка? Нет, что ты. Мне только месяц как „торпеду» вшили в одно место". – «Это в какое?» – «А сейчас покажу»… Обычный милый треп, импровизация на ходу.
Аленка сидела молча, меланхолично помешивая на дне чашки кофейную гущу. Умела бы гадать – погадала бы на Артура…
– И английский забросила. Зря я тебя учил?
– Не ты, а твоя мама.
– И я тоже!
– Ты практиковался.
Инглиш она и не думала бросать. В клубе английский и немецкий входили в программу обучения. И преподавались, надо сказать, не в пример обычной школе, где и родной русский вызывает отвращение. Так что, пожалуй, болтает она теперь получше Валеркиной мамы. Но не хвастать же этим.
Валерка шумно вздохнул, щелкнул зажигалкой, закурил (чуть не закашлялся, бедолага).
– Муха, что с тобой происходит?
– Ничего.
– С предками не поцапалась?
– Я больше с ними не цапаюсь. – Она помолчала. И с непонятной грустью сказала: – У папки скоро отпуск, уезжает в санаторий. Хочет там поработать как следует.
– В санатории – работать? – удивился Валерка. Аленка пожала плечами:
– Такой уж он… Весь. Нам с тобой не понять.
– Ты с ним?
– Нет, я еду в спортивный лагерь.
– А со мной не надо было посоветоваться? – возмутился он.
– А ты мог бы мне запретить?
– Нет, конечно. Просто…
Ей на ум опять пришел Артур. Она чувствовала то, что чувствуют все – рано или поздно, с радостью и тревогой: что-то будет? Почему один человек – один-единственный – дороже тебе, чем друзья, родители, сама жизнь… Если бы он вдруг не разрешил ей ехать – она бы тут же отказалась, хотя и хотела до умопомрачения.
Она украдкой взглянула на Валеру. Да, да. Росли вместе… Английским занимались. Может быть, как раз из-за этого она и не чувствовала к нему ничего – ничего такого… Мальчик с непокорными вихрами, в джинсовой курточке. А хотелось каменную стену за спиной.
– А где твой лагерь?
– На Кавказе. Недалеко от Тырнауза.
– Вот здорово! – неожиданно обрадовался он. – Я туда же еду со стройотрядом. Навестить тебя?
«А почему бы и нет, – подумала Аленка. – Как ни крути, а друг детства. Вроде братишки…»
– Ты куда? – спросил он, увидев, что она встала с табурета.
– Прическу поправить.
На самом деле Аленка почувствовала на себе взгляд. Впечатление было мимолетным, словно кто-то за стеклянной дверью с витражом посмотрел мельком, без особого интереса (клевая, мол, девочка, но не в моем вкусе). Однако она тут же поняла, кому этот взгляд принадлежал…
Но виду не подала. Помахивая сумочкой, она подошла к большому зеркалу и критически взглянула на свое лицо. Не красавица. Симпатичненькая – это да. Глаза папины. Нос и губы мамины. Вот если бы нос чуть потоньше, а губы – более пухлые… И лицо чтоб не такое круглое. Лицо-тарелка с глазами-сливами. Меньше жареной картошки надо кушать, подруга. Она поставила сумочку на стул, прижала ладонями щеки. Лицо стало овальным. Так гораздо лучше. И с прической надо что-то делать, а то торчат патлы в разные стороны (она с удивлением подумала: «А Валерка на такую каракатицу смотрит с немым обожанием…»). «Как-нибудь выкрашусь в блондинку, как мама».
На нее смотрели. Наблюдали с ленивым прищуром, оттягивая момент. Их было двое: тщедушный прыщавый мальчишка-портье и бритый наголо «качок» в фирменной кожаной куртке поверх ярко-зеленого спортивного костюма.
– Вон она, – сказал «качок». – Где?
– Да вон, в бело-синей олимпийке, у зеркала. Спортсменка-комсомолка, бля. Сейчас я ей устрою зеркало…
– Мишка. – Портье опасливо взглянул на приятеля.
– Ну?
– Если что, меня босс с потрохами сожрет. В прошлый раз, когда ты тут «гулял», он от ментов еле отмазался. И тебя отмазал, между прочим.