Человек с тысячью лиц - Ван Вогт Альфред Элтон (читаем книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
17
Какую бы шкалу интеллектуальных оценок ни применяли к Стивену, его рейтинг был довольно низок.
Однако по достижении определенного возраста его это перестало пугать. Во всяком случае, он не шиз. Если не вдаваться в глубокий анализ психиатрического толка, то он был скорее параноиком.
Представьте очень ограниченный взгляд на мир, добавьте большую дозу субъективизма и крайнюю самоуверенность — и перед вами будет психологический портрет Стивена.
Будучи в чужом теле, Стивен все равно оставался самим собой.
Все это было так до его возвращения с Миттенда.
После же его прибытия, окружающие заметили в нем некоторые странности.
У Стивена появилась привычка впадать в задумчивость. Иногда он вдруг словно бы уносился в иные миры. Знакомые не могли и вообразить, что происходило в мозгу Стивена, когда он выглядел таким внутренне сосредоточенным. А дело было в том, что в эти минуты Стивен думал о Матери.
Известно, что каждый мужчина сознательно или подсознательно настойчиво стремится продлить себя в потомстве, и тем самым противостоять смерти, обретая бессмертие в продолжателях рода.
Попиравшего все общепринятые нормы Стивена никогда раньше не привлекала эта идея, он тщательно заботился о том, чтобы ни одна из его многочисленных женщин не наградила его ребенком. Но вот теперь…
Все, что было разумного в Стивене, требовало выбросить из головы идею о Матери — это чудовищно и просто глупо, не стоит и минуты его времени… И все же в сознании Стивена постоянно теснились неясные образы: женские фигуры в белых ангельских одеждах, способные дать ему восемьсот восемьдесят шесть детей ежегодно.
И еще. Кроог уверял, что ему четыре тысячи лет. В тот момент эта огромная цифра ускользнула от Стивена, хотя он и запомнил ее. Периодически она всплывала в памяти, и Стивен не мог отделаться от некоторого чувства зависти.
Две мотивации запали в сознание, ситуация многократно им обдумывалась, он не мог отбросить эти мысли, даже когда приказывал себе.
Как оказалось, времени на размышления оставалось у него совсем не много.
18
— Сукин сын! — завопил сержант. — Когда я зову тебя, Мастерс, ты должен подбежать. Живо!
Стивен кинулся бежать уже при первом упоминании своего имени: на восьмое утро своей жизни в военной тюрьме он уже ясно понимал, что нужно делать и как.
— Да, сэр, — запыхавшись, ответил он. Стивен ловко отдал честь и замер навытяжку. Сделать это было нелегко, так как он буквально падал от усталости. — Какие приказания, сэр?
— Подними мой карандаш! Я уронил его.
— Пожалуйста, сэр. — При этих словах Стивен прыгнул вперед, опустился на колени и поднял карандаш, лежавший перед столом сержанта, выпрямился и спросил: — Отдать вам, сэр? Или положить на ваш стол?
Немигающие серо-голубые глаза тяжеловеса сержанта впились в глаза Стивена и требовали подчинения. Стивен сразу же отвел взгляд в сторону.
Сержанту было около тридцати лет, его звали Эммет Обдан.
— Положи карандаш на стол между моей рукой и листом бумаги.
Чтобы сделать это, Стивену нужно было наклониться над столом. Он сразу же сообразил, что за этим последует. Собравшись с духом, он сделал шаг вперед, наклонился над столом и протянул карандаш. Как только он положил его и еще не начал выпрямляться, сержант взмахнул рукой и своей плоской ладонью хлестнул Стивена по щеке.
Дернувшись назад, Стивен вытянулся в струнку, отдал честь и чужим голосом произнес:
— Спасибо, сэр.
Скотина в облике человека, сидевшая перед ним, оскалилась.
— На место! Занимайся своей уборкой и не подставляй мне больше свое рыло!
— Да, сэр.
Снова Стивен отдал честь, круто повернулся и побежал по площадке лагеря.
Сзади раздался крик:
— Мастерс, назад!
Стивен остановился, повернулся и на полной скорости вернулся к столу. Снова последовал ритуал отдавания чести и тот же вопрос:
— Какие указания, сэр?
Глаза с издевкой изучали его около минуты, и за это время сержант придумал, к чему придраться:
— Мне не нравится, как ты реагируешь на мои методы обучения, Мастерс.
— Я выполняю все, что требуется, сэр.
Обдан вроде бы и не слышал.
— Мне кажется, Мастерс, что ты ко мне плохо относишься. То есть, ты считаешь меня надсмотрщиком в военной тюрьме.
— О нет, сэр, я ценю ваш объективный подход.
И снова Обдан не обратил внимания на слова Стивена.
— Мастерс, мы не можем согласиться с наружным повиновением и внутренним сопротивлением. Чтобы устранить этот недостаток в твоем обучении, стань на колени и сотри языком пыль с моих ботинок!
Последовала пауза.
— Ну? Чего ты ждешь?
Стивен облизал свои ставшие сухими губы.
— Я боюсь, сэр, что если я начну делать то, что вы приказываете, вы ударите меня ногой в лицо.
— Ну и что? — прохрипел Обдан.
— Вы можете искалечить меня, сэр.
— Дальше!
— Я боюсь, что это заметят и накажут вас за это, сэр, — схитрил Стивен.
Тут Обдан удивился по-настоящему. Он разинул рот, брови его поднялись, а зубы оскалились.
— Черт меня побери. Он думает о моем благополучии. Это очень трогательно, Мастерс. Но не ты первый заботишься обо мне. Должно быть что-то во мне вызывает прилив любви, Мастерс. Почти все такие слабаки, как ты, рано или поздно испытывают такое чувство и тогда…
Последовал один из тех монологов, какие Стивен никогда не мог слушать, даже если они непосредственно касались лично его. Голос маньяка что-то долбил, слова обтекали Стивена со скоростью звука, но он их не слышал — наступил один из моментов отключения Стивена от действительности. На другой стороне площадки заключенные что-то подметали. Всего лишь несколько минут тому назад он был одним из них. И вдруг вот это! Наступил пятьдесят третий кошмар за восемь суток. Именно столько раз Обдан принимался за Стивена, начиная каждый день с шести утра.
Ни разу не обходилось без одной или нескольких пощечин, одного или нескольких ударов тяжелыми ботинками по голеням. Единственное, что удерживало Стивена от ответного удара, это присутствие вооруженной охраны за решетчатой загородкой в нескольких ярдах от него. И каждый раз, когда Обдан начинал издеваться над ним, охрана снимала с плеч свое оружие и держала его наготове.
Будут ли они стрелять? Стивен почти дошел до точки и готов был проделать такой опыт. Почти готов.
Стоя перед Обданом, Стивен украдкой бросил взгляд на стражу за решеткой, чтобы проверить, как они держат оружие. Сердце его упало. Их было четверо, винтовки были на взводе, а глаза солдат следили за ним.
Что ж, выхода нет. Он обречен…
Все свалилось на него неожиданно. На второе утро после его возвращения военные отвезли его в лабораторию биологической обратной связи, как они говорили, для опроса.
Отказаться он не мог. Конечно, ему все это не понравилось. Будучи самим собой, он и не думал скрывать свою враждебность к военному ведомству
— и приобрел в нем врага.
Стивену казалось неестественным, что занимающиеся проблемами биологической обратной связи люди не понимают, что происходит. Экспериментаторы заболевали, и этого никто не замечал. У них развязывались языки, они словоохотливо и без конца что-то бормотали, а все окружающие и они сами никак не связывали такое состояние с предметом их опытов.
Фамилия специалиста, которого приставили к Стивену, была Бронсон, вопросы он задавал шепотом, и Стивен их почти не слышал, а когда Бронсону становилось совсем плохо, он беспомощно махал рукой и бормотал:
— Я совсем, как они. Не надо обращать внимания.
Бронсон хотел получить полный отчет о том, что он педантично назвал «ваше изложение того, что происходило с вами здесь и на Миттенде».
Его манера держаться очень раздражала Стивена. Уже на второй день, вновь подробно пересказывая одни и те же факты, Стивен вдруг решил попробовать, в свою очередь, получить какую-нибудь информацию.
