Времена не выбирают - Мах Макс (книги онлайн полностью бесплатно .txt) 📗
– Вас пригласили к диалогу, – констатировала Лика.
– Несомненно, – кивнул Макс. – И шесть номеров телефонов… Но дело ведь не в этом, а в том, как они узнали?
– У них тоже есть «Медуза»? – предположила Лика.
– Возможно, – согласился Макс. – Если есть две, почему бы не быть еще одной.
– Их семь, – тихо сказала Лика, только теперь вспомнившая этот кусочек из своего сна наяву, случившегося «по ту сторону ночи». – Семь Звезд, семь Ключей.
– Семь Звезд Высокого Неба? – удивленно спросил Макс. – Семь колодцев…
– Не знаю, – покачала она головой. – Возможно, Йя Шинасса что-то об этом знал, а может быть – просто совпадение.
– Возможно, – повторил за ней Макс. – Но ты уверена?
Она поняла, о чем он спрашивает, и кивнула утвердительно.
– Их семь, – сказала Лика вслух. – Семь Камней, семь Ключей. Я их видела.
– Значит, еще пять, – покачал Макс головой, размышляя об открывающихся в связи с этим перспективах. – Но ведь никто не доказал, что барьеры между реальностями непреодолимы и без них.
– Ты имеешь в виду технические средства?
– Да, – кивнул он. – Камни суть устройства. Так почему бы нашим братьям-коммунистам не придумать чего-нибудь эдакого? Они ведь уже семьдесят лет знают, что Двери существуют.
– Их надо найти, – сказала Лика, имея в виду как нежданных гостей, так и Двери, о местоположении которых пока ничего не было известно.
– Найдем, – уверенно ответил Макс, вероятно понявший мысль Лики правильно. – Найдем, – повторил он и шагнул к ней, безошибочно поймав мгновение, когда медлить больше было нельзя…
– Значит, так, – сказал Кержак, выкладывая перед собой наладонник, но в записи заглядывать не стал. Говорил по памяти. – Ваша прабабушка действительно погибла в сорок первом, только не в октябре, а в сентябре. Скорее всего, девятого или десятого сентября. Она служила в третьем полку второй ДНО…
– ДНО? – переспросила Лика.
– Да, ДНО – дивизия народного ополчения. Они к началу сентября отошли в Красногвардейский УР, УР – это укрепрайон, а девятого ударили немцы. – Кержак посмотрел все-таки на дисплей наладонника и удовлетворенно кивнул. – Тридцать шестая моторизованная дивизия из сорок Первого корпуса Рейнгардта. Там вообще-то дикая свалка была… Бойня. – Он тяжело вздохнул, по-видимому, вспоминая документы, с которыми успел ознакомиться в ходе своих «розыскных мероприятий». – Но это к делу имеет только косвенное отношение. Есть вероятность, что Наталья Дрей погибла в районе дороги Красное Село-Красногвардейск (это тогда Гатчина так называлась). Если она погибла там, то это случилось десятого. Точнее выяснить пока не удалось, и, боюсь, уже не удастся.
– Дрей? – спросила Лика, дождавшись, пока Кержак закончит начатое предложение.
– Дрей, – подтвердил Игорь Иванович. – Дедушка ваш был Крутоярский, по отцу, а она носила девичью фамилию, но я вам чуть позже и об этом расскажу.
– Хорошо, – кивнула Лика. – Продолжайте, пожалуйста.
– Сообщение о ее гибели в бою сделал лейтенант Гаврилюк, он же, видимо, и к вашему дедушке приходил с похоронкой и личными вещами. Там какая-то странная история получилась с представлением к награде…
– Что именно? – насторожилась Лика.
– Гаврилюк написал представление к ордену. Оно, к сожалению, не сохранилось, но зато сохранилась резолюция Ворошилова. Кто такой Ворошилов, знаете? – спросил Кержак и, увидев кивок Лики, продолжил: – Ну хорошо. Так вот, сохранилась резолюция, написанная его собственной рукой на другом документе. Дословно: «Брехунам своим языки обрежь, баба и одного фашиста голыми руками не убьет! (Гаврил)», то есть Гаврилюк, возможно.
Кержак снова посмотрел на Лику, как бы спрашивая, понимает ли она, о чем речь, и продолжил, снова получив в ответ легкий кивок:
– Сам Гаврилюк погиб в декабре сорок первого, но мы нашли одного старика, который с пятьдесят первого по шестьдесят восьмой год работал на «Красном треугольнике» (это фабрика такая была в Петербурге, а может быть, и сейчас есть). Да, так он там работал вместе с другом Гаврилюка Колгановым. А Колганов тоже был из второй ДНО и участвовал в сентябрьских боях. Вот он и рассказывал как-то, что у них докторша в полку была, немолодая уже, но очень красивая, хоть и рыжая. И что докторша эта погибла в рукопашной. Немцы ее всю штыками искололи, но это уже когда она раненая была. Немцы в нее стреляли, потому что захватить не могли, а до того она якобы чуть не полтора десятка немцев саперной лопаткой убила. Рассказчик полагает, что это сказка, но ведь Гаврилюк, судя по всему, написал в сорок первом нечто подобное, не зря же маршал взбеленился. Там, извиняюсь, и мат был, в его резолюции. Я просто цитировать не стал.
– Гаврилюк или кто-то другой видел ее мертвой, – сказала Лика. – Он принес ее сыну медальон, который она постоянно носила.
– Так я и не спорю, – теперь кивнул уже Кержак. – Это-то как раз очевидно. Раз принес, значит, сначала снял. Видел. Это все, ваше величество. По этому пункту мне добавить нечего, во всяком случае, пока. Но есть несколько фактов… Я думаю, вы это и имели в виду, когда давали мне поручение.
Он помолчал секунду и продолжил тем же деловым спокойным тоном, каким обычно и делал свои доклады, чего бы они ни касались:
– В наградных документах на медаль, а она получила медаль «За отвагу» еще в июле, прабабушка ваша значится как Наталья Евсеевна Дрей, но в документах НКВД она дважды упоминается в деле профессора Чиркова, а это лето сорокового – так вот там она записана как Ента Евсеевна Дрей, тысяча девятьсот шестого года рождения, уроженка местечка Койданов – это в Белоруссии, – незамужняя. Сама она по этому делу не привлекалась, но след, как видите, остался. Но и тут не все так просто. По данным наркомата внутренних дел, семья Дрей (и Ента Евсеевна Дрей, девятьсот шестого года рождения тоже) покинула СССР аккурат в двадцать шестом году, и в том же году выдана была в Ленинграде метрика вашему дедушке Льву Ивановичу. А в метрике – в графе родители – записаны Ента Евсеевна Дрей и Иван Петрович Крутоярский. Та Ента Дрей, которая вроде бы эмигрировала, умерла в семьдесят шестом году в Лос-Анджелесе. Фамилия ее была Каворски, по мужу. А ваша прабабушка в двадцать шестом году родила сына, в тридцать втором закончила Первый медицинский институт в Ленинграде и с тридцать пятого и до войны работала там же, в Питере, в больнице имени Двадцать пятого Октября. Позволите закурить?
– Игорь Иванович! – покачала головой Лика. – Курите на здоровье. И выпить можете, если охота есть.
– Нет, – усмехнулся Кержак. – От алкоголя воздержусь, но вот сигарету…
Он достал из кармана пачку сигарет, вытащил одну и закурил.
– Теперь о предполагаемом отце вашего деда. Мы все варианты испробовали, но такого человека не обнаружили. То есть Крутоярских мы нашли целых девятнадцать человек. Это только мужчины, которые по возрасту могли бы в двадцать шестом году стать отцами. Ивана Петровича среди них нет, вернее был один – Иона Пинкусович Крутоярский, которого в армии называли Иваном Петровичем, но он в двадцатом еще погиб на Польском фронте. Военных и чекистов среди оставшихся не было. Шансы на то, что кто-то из них все же был вашим прадедушкой, конечно, имеются, но очень маленькие. Никто из них в Питере в тот период не проживал, впрочем, и Наталья Евсеевна прибыла в Ленинград из Белоруссии, если верить ее легенде, но никто из тех Крутоярских, кого мы обнаружили, не был тогда и в Белоруссии. Это все.
– Легенда? – переспросила Лика, которая на самом деле уже все поняла.
– Несомненно, – кивнул Кержак. – Не без изящества исполненная, но очевидная липа. Имена не настоящие, биография сомнительная… Реальные факты начинаются примерно с двадцать шестого года. Мы, конечно, будем искать и дальше, но есть у меня нехорошее предчувствие, что кто-то эту историю замутил, и не без умысла. Может, она из бывших была? – Он пожал плечами. – Не знаю, но определенно не агент вражеской разведки, а прочее – туман.
