Дауншифтер (СИ) - Денисов Вадим Владимирович (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
А уж на порогах — Его Величество таймень, Царь. Из почти двадцати добытых мной тайменей самый маленький потянул на девять килограммов, а самый крупный на шестнадцать. Отпускать такую огромную рыбу — особое удовольствие. Да-да, всем гигантам я дарю свободу, забирая относительно небольших. Относительно. Мне кажется, что чем крупней таймень, тем грубей его мясо, да и для копчения это не самый лучший вариант. Субъективно, конечно.
За очередным поворотом на дальний от меня левый берег реки вышел косолапый — матёрый медведище с тёмной шкурой. Сейчас они уже стали поспокойнее, не то что в начале лета, когда съедобной зелени ещё маловато и зверь при каждом удобном случае готов войти в режим хищника. Утки на воде хватает и сейчас. А скоро стаи начнут перелетать с места на место, с презрительным молчанием над головой засвистят-зашелестят гусиные косяки. Касательно охоты: утка на убой годится не всякая, надо выбирать. Да я её и не особенно люблю.
Через полкилометра я заметил одинокого северного оленя, однако рука за ружьём не потянулась. Оленя лучше бить осенью, Новиков научил. Когда мы в конце прошлого лета на его зимовье жарили на решётке отбивные, оленина вдруг ароматно запахла грибами! Дегустация показала, что у мяса имеется и соответствующий лёгкий привкус. Как пояснил Дмитрий, прошлый год в тайге был грибной, вот олень сам и нафаршировался.
На зимовье Новикова было пусто. «Нива» промысловика отсутствовала, мотоцикла тоже не было видно. «Казанка» без мотора вытащена далеко на берег, мотор снят. Дом у Димы не такой капитальный, как у меня, и без крытого двора. Наверное, блокгауз или форт промысловику и не нужен, у Новикова есть ещё три маленькие избушки, каждая из которых зимой представляет собой центр плантации капканов всех видов и типов: петлевых, следовых, древесных и проходных-давящих. Некогда ему рассиживаться в зимовье.
Я несколько раз попытался вызвать соседа по рации, затем добросовестно проорал во всю глотку всякие дружелюбные слова. Никто не вышел, наверное, он в посёлке.
При проходе следующего каньона мне пришлось протаскивать лодку вручную, проливных дождей давно не было, и река немного обмелела. Вот в чём преимущество такого судна — голенища резиновых сапог поднял, спрыгнул в воду, и толкаешь вперёд между камнями, используя борт илимки, как надёжную опору.
И опять зашипел под килем водный путь.
Все посторонние мысли ушли в сторону, осталось только то, что затем навсегда отложится где-то в голове на отдельной полочке с восхитительными впечатлениями. Крик кедровки, запах свежей рыбы от воды, вкус хвои у набегающего воздуха и трудное для описания чувство радости от того, что ты занят простой мужской работой, в которой всё как-то спокойно и азартно одновременно. Наверное, это и есть счастье. Не хватало только удара поклёвки в руку. Чего не хотелось? Больше всего мне не хотелось услышать звук далекого выстрела в тайге, сейчас это лишнее.
Последний поворот к месту.
О-па! А место-то заповедное не пустует!
Едва увидев издали эту необычную лодку, я сразу понял, кто в ней находится, тихо озвучив это имя вслух:
— А вот и Пётр.
Обласок — уникальное плавсредство, древнее, как костёр или копьё. Это долблёнка, сделанная по особой технологии из осины, дерева очень податливого. При желании из неё можно вытянуть и длиннющую лодку, и плаху в метр шириной. Особенно важно правильно и качественно сделать нос и кормовую часть — наиглавнейшее дело. От этого будет зависеть устойчивость и ходкость обласка. Работать мастеру приходится чрезвычайно осторожно, выверяя каждое движение. Дерево — не глина. Позволишь топору лишнее, назад не прилепишь. Бортики и днище должны быть тонкими, чтобы обласок получился не тяжелей перышка, но и крепость природную не потерял.
Я не сильно удивился. Этот эвенк лет пятидесяти от роду вообще имеет удивительное качество появляться неожиданно, когда и где угодно.
Пётр мужик нормальный, иногда даже дружелюбный, однако достаточно скрытный. Никто не знает, где стоит его охотничье зимовье. Его, как рассказывают соседи, очень редко можно увидеть в Каменных Крестах. Кому эвенк сдаёт добычу, за счёт чего живёт… Как-то он сказал мне, что часто бывает на Угрюм-реке. Расстояние отсюда до места впадения Таймуры в Нижнюю Тунгуску приличное, при этом Пётр не был замечен в использовании подвесного мотора. Загадка решается, когда наблюдаешь за движением такой лодки со стороны… Тишина стоит. Ни скрипа, ни всплеска при умелой работе сидящего в ней человека. А суденышко будто под «Меркурием» идёт! Взмахнет эвенк пару раз веслом, и тут же обласок начинает легко скользить вдоль берега.
Подходя ближе, я увидел, как взметнулся в подсечке старый спиннинг, представил, как затрещала советская катушка с белой миллиметровой лесой. Взял! Пока я подкатывал к группе больших валунов, стоящих посреди реки, и пристраивался, охотник уже измотал тайменя и подтащил его к лодке. Резкий удар по чёрной голове рыбины короткой специальной дубинкой, и пудовая добыча затихла, уже спокойно переместившись в обласок в виде бесчувственного тела.
— Привет, Пётр!
Даже головой не кивнул. Вместо приветствия эвенк, заметив, как я мучаюсь в неудобном месте со швартовкой, легко выскочил на валун, забрав из лодки ветвистый олений рог. Зацепив отростки за угловатый камень, он сильно притянул илимку и тут же захватил борт отростками с другой стороны, достаточно надёжно фиксируя судно.
— Привет, Никита, привет. За тайменем пришёл? — поинтересовался он, протягивая руку. — Много надо?
Не помню, чтобы Пётр когда-либо интересовался моими делами, обычно у него всё строго по делу.
— Четыре хвоста. Закоптить хочу, чтобы хватило до поздней осени.
Правило брать от реки ровно столько, сколько тебе необходимо для пропитания, уже въелось в мою кровь. Не жадничаю. Ильяс с Дмитрием на рыбе бизнес не делают, потому и много её здесь.
— Тогда здесь и оставайся, пожалуй, тут и возьмёшь. Я своего забрал, сейчас уйду, мешать не буду… Вставай вот на этот камень и кидай по двум точкам, туда и правее, — он спиннингом показал мне точные места. — Под берегом канавы в русле и яма, как раз там они и полощут хвостами в засадах.
Этот ровный мужчина всегда говорит чисто и складно. Он начитан и наверняка хорошо образован. Представляется, что Пётр вполне мог когда-то работать школьным учителем или чиновником в каком-нибудь посёлке. При высоком росте у него отличная осанка, а держится этот эвенк с неизменным внутренним достоинством, в голову не приходит назвать его Петей. Образ таков, что невольно вспомнились слова Сарсембаева, рассказывавшего, что сам Фритьоф Нансен называл тунгусов французами Сибири.
Одно плохо: завести с ним расслабляющий разговор по душам почему-то не хочется, есть в его поведении холодок, определённая отстранённость.
— Спасибо, так и сделаю.
— Рог себе оставь, пригодится… — Уже нагнувшись к борту обласка и взяв весло, он неожиданно выпрямился и несколько секунд молча смотрел на меня, словно что-то решая.
Я пожал плечами: что, мол?
— Так думаю, ты хороший человек, Никита, хоть и чудак.
— Есть немножко, — ухмыльнулся я, ожидая продолжения.
— Послушай моего совета, уезжай отсюда.
Он поднёс кулак ко рту, собираясь с мыслями, чтобы через пару секунд удивить меня окончательно:
— Злые духи побежали по тайге после удара этого чудовища с небес. По всей тайге и во все стороны.
Что я должен был сказать в ответ, и что сказали бы вы? Ну, потому и выдал:
— Злые духи? Это те, что из Нижнего мира?
— Из какого именно? — теперь уже и он усмехнулся. — Скажи, Никита, что ты знаешь об истории Эвенкии и о нас, тунгусах, как раньше называли мой народ?
— Почти ничего, — вынужден был признаться я, понимая, что сейчас врать не нужно.
— А ведь учился в институте. Вот ведь как интересно сейчас учат людей! Историю родной страны не преподают, зато много рассказывают об экономике и жизни других стран, что никогда не пригодится. У нас семислойная Вселенная, Никита. В Нижнем и в Верхнем мирах по три слоя, и везде свой Пантеон… Всё гораздо сложней, чем у вас, христиан, с вашим Богом, которого вы ошибочно считаете единственным.
