Нейромант. Трилогия «Киберпространство» - Гибсон Уильям (е книги .TXT, .FB2) 📗
Мы были партнерами.
Бобби Куайн и Автомат Джек. Бобби – вечно в темных очках, худощавый, бледный красавчик, и Джек – зловещего вида парень, да еще и с нейроэлектрической рукой в придачу. Бобби обеспечивает софт, Джек – железо. Бобби стучит по клавиатуре, а Джек устраивает все эти штучки, без которых не обскачешь других. Примерно так услышали бы вы от зевак в «Джентльмене-неудачнике», если бы вам случилось заглянуть туда в ту пору, когда Бобби и не думал о Хром. Они не преминули бы добавить, что Бобби уже не тот, темпы падают и найдутся ребята, за которыми ему не угнаться. Бобби было уже двадцать восемь – для электронного ковбоя это почти что старость.
В своем деле мы были мастерами. Но почему-то по-настоящему большая удача – та, которая случается лишь раз, – обходила нас стороной. Я знал, куда сунуться, чтобы достать нужное железо, а Бобби всегда был в ударе. Сидит, откинувшись, перед пультом – белая бархотка пересекает лоб – и, пробивая себе дорогу сквозь крутейший в бизнесе лед, молотит по клавишам быстрее, чем может уследить глаз. Но чтобы такое случилось, должно было произойти нечто, что заставило бы его выложиться на всю катушку, а это бывало нечасто. Да и я парень неприхотливый: непросроченная квартплата, чистая рубашка на теле – большего я от жизни не требовал.
Единственной в жизни картой, к которой Бобби относился всерьез, была очередная любовь. Впрочем, на эту тему мы с ним не разговаривали никогда. И тем летом, когда наши дела, похоже, пошли на спад, он все чаще стал засиживаться в «Джентльмене-неудачнике». Он мог часами сидеть за столиком неподалеку от раскрытых дверей и следить за проходящей толпой. И так из вечера в вечер, когда вокруг неоновых ламп кружатся безумные мотыльки, а воздух пропитан запахами жратвы из уличных забегаловок и парфюмерией. Его скрытые за очками глаза вглядывались в лица прохожих – и, когда появилась Рикки, он уже нисколько не сомневался, что она и есть та единственно верная карта, которую он так ждал.
В тот раз я решил смотаться в Нью-Йорк, чтобы прощупать рынок и заодно присмотреть чего-нибудь горяченького из софта.
В лавке Финна, в окне, над пейзажем из дохлых мух, укутанных в шубки из пыли, маячила потухшая неоновая реклама «Метро гологрэфикс». Внутри было по пояс всякого хлама. Кучи волнами взбирались на стены, и сами стены были едва видны за рухлядью и низко провисшими полками, заставленными старыми рваными журналами и пожелтевшими от времени годовыми комплектами «Нэшнл джиогрэфик».
– Тебе нужна пушка, – с ходу заявил Финн. Больше всего он напоминал жертву генетического эксперимента по выведению породы людей, приспособленных для рытья нор высокоскоростным способом. – Тебе повезло. Я как раз получил новенький «смит-и-вессон». Тактический образец, калибр – десять миллиметров с хреном. Под дулом закреплен ксеноновый излучатель, батарейки в рукоятке. Ночью, когда ни черта не видно, выдает за пятьдесят шагов круг в двенадцать дюймов, в котором светло как днем. Источник света так узок, что его почти невозможно засечь. Это как колдуну вуду ввязаться в ночную драку.
Я с лязгом уронил руку на стол и принялся выстукивать дробь. Сервомоторы загудели, как рой москитов. Я знал, что Финн терпеть не может эту мою музыку.
– Ты соберешься ее когда-нибудь починить? – Обгрызенной шариковой ручкой он потыкал в мою дюралевую клешню. – Может, притаришь себе чего-нибудь потише?
– Мне не нужна пушка, Финн. – Я продолжал испытывать его слух, как будто не расслышал.
– Ладно, – вздохнул он, – как хочешь.
Я перестал барабанить.
– Есть для тебя одна вещичка. Но что это – хоть убей, не знаю. – Он изобразил несчастный вид. – Взял ее на прошлой неделе у парней из Джерси, тех, что промышляют под мостами и в туннелях.
– Значит, взял неизвестно что? Как это тебя угораздило? А, Финн?
– Остряк, да?
Он передал мне полупрозрачный почтовый пакет с чем-то похожим на магнитофонную кассету, насколько можно было увидеть сквозь пузырчатую оболочку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Еще был паспорт, – сказал Финн, – и кредитные карточки с часами. Ну и это.
– Я так понимаю, тебе сбагрили содержимое чьих-то карманов.
Он кивнул:
– Паспорт был бельгийский. Смахивал на подделку, я его сжег. И карточки тоже. А с часами полный порядок. Фирма «Порше», часики – первый сорт.
Ясно – это была какая-то разновидность военной программы вторжения. Вынутая из пакета, она походила на магазин к небольшой штурмовой винтовке, с покрытием из непрозрачного пластика. По углам и краям металл вытерся и светился, – похоже, штуковина ходила по рукам довольно давно.
– Я сделаю тебе скидку, Джек. Как постоянному покупателю.
Я улыбнулся. Получить скидку у Финна – все равно что упросить Господа Бога отменить закон всемирного тяготения на то время, пока тебе нужно переться с тяжеленным багажом через десяток терминалов аэропорта.
– Похоже, что-то русское, – заметил я равнодушно. – Скорее всего, аварийное управление канализацией какого-нибудь ленинградского пригорода. Как раз для меня.
– Сдается мне, – сказал Финн, – ты такой же умный, как мои старые башмаки, и мозгов у тебя не больше, чем у тех сосунков из Джерси. Ты думал, я продаю тебе ключи от Кремля? Сам с ней разбирайся. Мое дело – продать.
И я купил.
Словно души, оторванные от тел, мы сворачиваем в ледяной замок Хром. Летим, не сбавляя скорости. Ощущение такое, будто мчишься на волне программы вторжения и, зависая над водоворотами перестраивающихся глитч-систем, пытаешься удержаться на гребне. Кто мы сейчас? Разумные пятна масла, скользящие в беспросветности льда.
Где-то на тесном чердаке, под потолком из стекла и стали, далеко-далеко от нас остались наши тела. И времени, чтобы успеть дать задний ход, остается все меньше.
Мы сломали ее ворота. Блеф с повестками из суда и маскировка под налоговую инспекцию сделали свое дело. Но Хром есть Хром. И самый прочный ее лед именно для того и служит, чтобы отбивать всякие казенные штучки вроде повесток, предписаний и ордеров. Когда мы сломали первый пояс защиты, вся база ее данных исчезла под основными слоями льда. Стены, разрастаясь перед глазами, превращались в многокилометровые коридоры, в лабиринты, полные тени. Пять ее контрольных систем выдали SOS нескольким адвокатским конторам. Поздно. Вирус, проникнув внутрь, уже принялся перестраивать структуры ледовой защиты. Глитч-системы глушат сигналы тревоги, а множащиеся подпрограммы тем временем выискивают любую щель, которую не успел затянуть лед.
Русская программа извлекает из незащищенных данных номер телефона в Токио, вычислив его по частоте разговоров, средней их продолжительности и скорости, с которой Хром отвечала на эти вызовы.
– О’кей, – говорит Бобби. – Теперь мы прокатимся на звоночке от ее дружка из Японии. Кажется, то, что нам нужно.
Вперед! Погоняй, ковбой!
Бобби читал свое будущее по женщинам. Они были для него знамениями, флюгерами судьбы. Он мог вечера напролет просиживать в «Джентльмене-неудачнике», ожидая, когда кончится невезение и судьба, как козырь в игре, подарит ему новую встречу.
Как-то вечером я допоздна заработался на своем чердаке, распутывая один чип. Руку я снял, а небольшой манипулятор вставил прямо в сустав.
Бобби пришел с подружкой, которую я прежде не видел. Мне обычно бывает не по себе, если кто-нибудь незнакомый застает меня работающим вот так – со всеми этими проводами, зажатыми в графитовых штифтах, что торчат из моей культи. Она сразу же подошла ко мне и взглянула на увеличенное изображение на экране. Потом увидела манипулятор-уолдо,[157] двигающийся под прозрачным герметичным кожухом. Она ничего не сказала, стояла и просто смотрела. И уже от одного этого мне сделалось хорошо.
– Знакомься, Рикки. Автомат Джек, мой коллега.