Последний рубеж - Стерхов Андрей (серия книг .TXT) 📗

И тут уж, конечно, Харднетт понял, отчего диссертацию аспиранта Арнарди закрыли от простых смертных. Чего тут понимать? Яснее ясного. После Известного Инцидента вся информация, так или иначе связанная с Даппайей, проходит под грифом «Совершенно конфиденциально», а иная так и вовсе под грифом «особой государственной важности». Все в свое время засекретили. Даже рецепт приготовления даппайской сыти. Абсурд, конечно. Полнейший! Но это как раз тот самый абсурд, в котором присутствует глубочайший смысл.

«Странно все это как-то», – подумал Харднетт и крутанулся на стуле по часовой.

Действительно – странно. Вполне перспективную тему грыз парень. С учетом известных обстоятельств, могла бы кормить его всю жизнь. А он взял и сорвался. Как лещ с кукана. Мальчик-отличник подался в племя отпетых сорвиголов. Из ученой палаты – в солдаты. Ладно бы еще технарем был по образованию, а то ведь занимался какой-то заумью несусветной. Филологией! Стишки, вероятно, пописывал украдкой по ночам. Где те стишки и где тот окоп? Нет, так в жизни не бывает.

Но получается, что бывает.

«И куда только его родителя глядели?» – подумал Харднетт, опять крутанувшись на стуле. Теперь уже против часовой.

Кстати, о родителях: кто они и где сейчас?

Он приказал раскрыть позицию «ОТЕЦ», и аппарат выдал информацию, оказавшуюся очень краткой:

Харднетт не стал соваться в архив, а повторил операцию по позиции «МАТЬ». Информация оказалась столь же скупа:

Что-то в этих лаконичных строчках показалось Харднетту весьма важным. И не только важным, но и знакомым. До боли знакомым. В следующую секунду он понял, что именно – дата смерти.

Четвертое августа 2223 года.

Едва до него дошли эти цифры, в голове взорвалась бомба, начиненная страшными воспоминаниями десятилетней давности. Эта бомба всплыла на поверхность из глубин подсознания, с самого его илистого дна, а когда рванула, в мозгу сразу вспыхнул жуткий заголовок из новостной ленты:

И тут уже, прорвав плотину, сами собой пошли вспоминаться сухие строчки информационного сообщения, разделившего его жизнь на «до» и «после»:

Вспоминать невыносимо, не вспоминать – невозможно.

Первое движение сознания в ту сторону и сразу – пронзительная боль. Ощущение вбитого в сердце гвоздя. Оцепенение. Лишь потом, из попыток вздохнуть, наплывают: безжизненный свет коридорных ламп, звук шагов по скользким плитам морга, черные круги под глазами матери, превратившееся в маску лицо отца.

А затем…

Взвизг молнии черного пакета сливается воедино с глухим стоном отца и воплем матери. В круге яркого света – бесформенный сгусток обгорелой плоти. Все, что осталось от человека. От ребенка. От его, Вилли, сестры.

Огромный белый бант, пузырь клубничной жвачки, заливистый ребячий смех, улыбка – ничего этого больше нет.

Улыбка?..

Жуткий оскал оплавленных зубов.

Смотреть невыносимо, не смотреть – невозможно.

Тошнота подступает к горлу. Крик отчаяния, пытаясь вырваться наружу, жжет грудь. Что-то давит, давит и давит на переносицу, и мир, в конце концов, исчезает за пеленой хлынувших слез.

Через два дня после того несостоявшегося разговора она оставила его навсегда. Маленькая, ни в чем не повинная жертва большего террора.

А затем…

Удар слипшегося в ладони комка глины о крышку небольшого гроба, как предательское согласие с необратимостью бытия.

Картонные слова сочувствий, за которыми радость: «Слава тебе, Мессия, что эти ублюдки с Прохты на этот раз не моих…»

Бред поминок – разноцветные канапе на белой тарелке из праздничного сервиза.

А ночью – истерика и вопросы, бесконечные вопросы: зачем? почему? кому это нужно, чтобы все вот так вот?..

Проклятые вопросы.

Вопросы, на которые не смог в ту ночь ответить.

Ни в ту ночь, ни после.

Потому что на эти вопросы невозможно ответить словами. Нет таких слов. Впрочем, на эти проклятые вопросы вообще никак невозможно ответить. Эти вопросы можно только снять – поступком, действием, решительным и жестоким.

Его сестра вместе с группой одноклассников направлялась в Страну Сказок – парк развлечений, построенный за год до того на Гороссе.

Развлеклись.

Родители Владислава де Арнарди, судя по датам, решили отметить поездкой на Горосс серебряную свадьбу.

Отметили.

Ответственность за тот взрыв взял на себя вечно отсиживающийся в норах лидер «Фронта освобождения Прохты» Зент Гшло.

Взял, сука, и до сих пор несет!

Воспоминания вызвали приступ всепоглощающей ненависти. Белый свет стал черным. Ладони сжались в кулаки.

– Спокойно! – приказал себе вслух Харднетт. – Не психуй. Остынь. Нужно работать.

Не сразу, но отпустило. Встал, несколько раз прошелся туда-сюда по кабинету. Спросил у бойца с плаката: