Опрокинутый купол - Буянов Николай (книги бесплатно без регистрации полные txt) 📗
– А кроме звонка, покойный ничего не отдавал вам в починку? Видеоаппаратуру, например…
– Упаси боже! – Ампер истово перекрестился. – Неужто у меня рука бы поднялась? Подумал и закончил:
– Нет, не поднялась бы. Отец – тот все мог… По части электричества, я имею в виду. Приемник собрал в баночке из-под гуталина, а я, подлец, пропил в прошлом году.
– И с тех пор вы его не видели?
– Приемник?
– Экстрасенса.
– Не видел, не слышал, не знаю.
– Когда вы чинили звонок?
– Недели две назад, пожалуй.
– Вы проходили в тот раз в гостиную?
– Каюсь, заходил. Любопытство разобрало: как, мол, нынче вурдалаки живут – при всеобщем прогрессе. Ну, и бар был открыт, само собой (я еще из прихожей заметил). Зеркала и бутылочные горлышки из темного стекла с этикетками – я оторваться не мог от созерцания.
– Где был Бронцев в этот момент?
– Выпроваживал кого-то через дверь на кухне. Там выход на черную лестницу…
– Я в курсе. Кого он выпроваживал? Пациента?
Ампер страдальчески задумался.
– Он сказал: «На сегодня все, ты молодец. В общем, двадцатого жду…» А тот ответил: «Ладно, ладно, помню». И еще добавил что-то, не совсем почтительное, типа «не гунди». Кажется, так. – Он запнулся и удивленно посмотрел на собеседника. – А сегодня как раз двадцатое…
– Чей был голос? Мужской, женский?
Электрик совсем растерялся. На этот раз он думал долго – от непривычной нагрузки он покраснел, и из правого глаза выкатилась одинокая слезинка.
– Чистый такой голосок, звонкий. Ломаться еще не начал. Похож на женский, но… Словом, мне показалось, что это был ребенок.
Глава 7
ТИХИЕ РАДОСТИ
Дни бежали вперед ходко и плавно, наст поскрипывал под полозьями, и пушистые елочки приветливо кивали заснеженными головками. Княгиня лежала, укрытая двумя шубами, и прислушивалась к шуму в голове – будто призрачный перезвон колоколов в далеком уединенном монастыре. Судороги, сжимавшие все тело, отпустили, уступив место дурманящей тягучей слабости (последствия сильного испуга: вепря в северных краях недаром почитают за самого страшного зверя наряду с медведем-шатуном – при огромной силище и весе, при безрассудной свирепости он может двигаться с такой скоростью, что вводит человека в суеверный ужас, так что исчезает мужество даже бежать, а не то что драться).
Сзади, за спиной, дробно стучали копыта и бряцала сталь – ехал князь с ближайшими телохранителями. Те теперь не отставали ни на шаг, а один, с косым сабельным шрамом от виска к подбородку (давнему, белесому, только волосы не росли на том месте), с седыми вислыми усами и золотой гривной на шее, вообще примостился скакать рядом с господином стремя в стремя, сторожко поглядывая вокруг – не случится ли новой опасности (правда, подумала Елань со слабой улыбкой, точно няня при малом дитятке). Изредка она поглядывала назад. Со своего места, с приземистых саней, она видела широкую грудь серого коня. Теперь этот конь служил седоку вместо павшей в бою белой красавицы с нежным именем Луна… Потом взгляд Елани поднимался выше, к ладному крепкому телу князя, облаченному в легкую сарматскую броню и накинутый сверху меховой плащ. И лицо…
Она отвела глаза, почувствовав краску на щеках. Не заметил бы… А хоть бы и заметил, решит, что от мороза (мороза-то, если по совести, и не было. Так, четверть). А сама думала, думала о себе с немалым удивлением. Кто бы сказал ей, что когда-нибудь после смерти Василия она посмотрит на другого мужчину. Семь лет прошло… (А как она жила все это время? Будто мир потух, душевные силы оставили… Запершись в крошечной темной часовенке, она молилась день и ночь, не вставая с коленей перед древним почерневшим распятием.)
Она просила Господа, чтобы взял ее к себе пред светлые очи… Не сподобилась. Хотела уйти в монастырь (так и мнилось, как рано поутру в маленькое оконце кельи проникает серебряный луч и мать-настоятельница с красивым одухотворенным лицом и ласковыми руками подходит и кладет ладонь на пылающий лоб, даруя благословение. А потом выстригает крестообразно волосы на голове и покрывает платком…). Если бы не сыночек, совсем юный княжич Мишенька, – может быть, все так бы и свершилось. Но опять некие высшие силы воспротивились. И помыслы, и силы ее с того дня словно направлял неведомый ангел-хранитель, сосредоточивал на таинственных сюжетах и подручных средствах к нему: запахи, шорохи, тени, лица и листья на ветру, сверкающая рябь озера, детский смех – будто переливалось через край чаши жгучее вино, которое звалось жаждой жизни. Твой земной путь еще не завершен, сказали ей. У тебя еще есть ради кого жить. Наверно, ради Мишеньки, подумала она. И смирилась.
Ее отдали замуж в пятнадцать лет, едва подошел срок. Еще жива была матушка, когда молодой да пригожий князь из дальней волости прислал сватов с дорогими подарками – целых четыре торговых лодьи. Она, конечно, всплакнула, не без этого. Страшно было улетать из родного гнезда – маленького городка в устье Шексны с ласковым названием Новгород-Низовский – деревянная крепость с высокой, господствующей над окрестностями средней башней Вежей и длинной лестницей до самой Замковой горы, обнесенной двойным частоколом, а дальше, на вершине холма, по соседству с княжеским теремом – двуглавый собор Господа Вседержителя, построенный из резного желтоватого камня…
Там Еланюшка впервые вошла во Врата. Так почему-то это называлось – на самом-то деле ничего похожего на ворота она не увидела – лишь неприметная дверца сбоку от алтаря, в правом приделе, и комната за ней, где на гладком полу был высечен непонятный рисунок.
Там она впервые увидела Шар и даже коснулась его рукой – он был теплый на ощупь и показался ей живым – по крайней мере, у нее тут же возникло детское желание погладить его и спросить о чем-то самом-самом важном… Но Елань посмела лишь дотронуться до поверхности, и ее закружило, понесло куда-то сквозь миры (запомнилось яркое видение: бесконечное прозрачное поле, звезды над головой и под ногами, и сразу, без малейшего перехода, – чужой северный берег незнакомого фьорда, ледяные мокрые скалы, уродливо искривленная сосна, примостившаяся незнамо как в узкой расщелине, и распластанные в бешеной скачке всадники, похожие на больших хищных птиц).
Ее учили проникать в иные пространства – это оказалось делом нелегким и даже страшным поначалу, не всякий разум вынесет. Но Шар недаром избрал ее одной из своих Хранительниц.
И жизнь молодой девушки как бы разделилась надвое (ей было непонятно: как можно существовать одновременно в нескольких местах и временах? Она пыталась задавать вопросы, но ее остановили: охолонь. Смотри, слушай, учись. Исполняй предначертанное). А «земная» жизнь меж тем тоже была суровой и тревожной. На внешних границах царило еще относительное спокойствие, но все понимали: это – затишье перед бурей. От набегов воинственных кочевников Житнев прикрывали с юга Ростово-Суздальское и Рязанское княжества, а непроходимые болота и чащобы – с севера и востока. Два родных дяди князя Василия, братья его отца Константина Всеволодовича, правили Владимиром и Новгородом, самыми обширными русскими владениями. Их земли простирались от Старой Руси и Ладоги до дальнего Заволочья…
Еще силен был великий князь Константин, вознесшийся к вершинам власти после победы над младшими братьями Юрием и Ярославом. Еланюшка видела его единожды, когда Василий возил ее во Владимир…
Это путешествие, пожалуй, стало самым ярким ее воспоминанием юности. Она увидела город в пору высшего его расцвета, ранней осенью 1233 года. Деревья не успели пожелтеть, и трава по склонам горы Хоривицы была изумрудно-зеленой, сильной, лишь кое-где поблекшей от прямых солнечных лучей. Лодья под княжеским гербом на полосатом парусе подошла к гавани на реке Почайне – справа открывался Боричев спуск и Стрелецкая слобода, а слева высилась знаменитая златокудрая красавица – Десятинная церковь. У Елани дух захватило при виде такой красоты.
