"Фантастика 2024-110". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Войтенко Алекс (читать бесплатно книги без сокращений .txt, .fb2) 📗
То ли люди, специально подготовленные, попаданцами становятся, то ли я такой ущербный попался? Ну нет, нет здесь компьютеров, которые я мог бы ремонтировать и настраивать! И в ближайшем будущем не предвидится. А что еще я могу? В лекарствах никогда ничего не понимал. С техникой не могу сказать, что на «вы» всегда был, но уж точно не в части ее создания. Не созидатель я, потребитель. Самый обычный потребитель, серая масса общества потребления.
Тем не менее я учился в современной школе, читал книги, смотрел фильмы. И я просто напичкан знаниями, о которых местные обитатели и представления не имеют. Проблема лишь в том, чтобы понять, какие из них я могу применить. И применить в нужное время в нужном месте. Сущая мелочь, не правда ли?
Я присел на солому, подтянул к себе колени, обхватил их руками, примостил сверху голову и глубоко задумался. Только задумался не о том, как мне выпутаться из своего незавидного положения, а о том, как вышвырнуть восвояси тимландцев и снять осаду с Бобровска.
Время тянулось издевательски медленно, трое суток ничего не происходило. Да-да, я говорю «трое суток», потому что сумел разобраться со сменой дня и ночи. Один из тюремщиков, разносивших заключенным пищу, просветил меня по поводу утреннего и вечернего рациона узника. В общем, кормили неплохо, потому как я все-таки дворянин, но особого разнообразия не наблюдалось. Завтрак всегда содержал блюда на основе гороха, ужин никогда не обходился без столь «обожаемой» каждым служившим в армии перловой каши. Теперь я имел возможность ориентироваться во времени суток, оставалось лишь после каждого ужина делать свежую отметку на стене.
На четвертый день ко мне в гости заявился начальник Сыскного приказа в сопровождении двух солдат.
– Ну что, князь, не пришло ли время поговорить? – спросил он, устраиваясь на принесенном солдатами раскладном стуле.
– Да как-то не получается у меня, Никита Андреевич, разговаривать с вами, – настороженно ответил я, оставаясь по-хозяйски стоять посреди камеры, – что бы я ни сказал, вы все понимаете на свой лад.
– А это оттого, князь, что ты дурное дело затеял, а когда тебя за руку поймали, юлить стал, изворачиваться.
– Задолбался я уже ваши намеки разгадывать, господин Глазков, – предельно грубо бросил я, рассчитывая, что такой тон скорее спровоцирует оппонента на откровенность. – Говорите уже прямо, чего там я такого натворил, только не нужно опять про сговор с тимландцами бред плести! Масса свидетелей имеется, что я не только не отдавал приказ, но и предлагал дождаться темноты и атаковать силами пехоты.
– За это не волнуйся, Михаил, свидетелей опросим, все выясним, протоколы напишем. Все честь по чести будет, – отмахнулся Глазков. – Ты только помни, что всегда можно задать свидетелям такие вопросы, что их ответы тебя не порадуют.
– Так к чему тогда весь этот балаган? Вопросы непонятные, протоинквизитор с угрозами. Рубите уже голову с плеч, да и дело с концом!
– Я не палач, Миша, я дознаватель. Свое дело сделаю, доложу государю. Хорошо доложу, со всей тщательностью. А там уж как Иван Федорович решит, так и будет. Надеюсь, что в этот раз у него будет меньше оснований для снисхождения.
– Ох, не любите вы меня, ваше высокопревосходительство.
– Я, князь, всю жизнь посвятил служению царской семье. А ты покусился на святое – задумал эту самую семью извести. Потому и не может быть мира между нами. Сговорились вы первым делом царевича Федора убрать с пути, чтобы Алексей наследником престола стал. Но это был только первый шаг, вторым собирались вы с Воротынским и от младшего сына государя избавиться.
– Неожиданный поворот, – удивление мое было безгранично, поскольку данную версию я слышал впервые, – а на хрена? То бишь зачем?
– А кто станет наследником в случае смерти обоих царевичей? – поинтересовался у меня главный сыскарь с елейной улыбочкой.
– Кто? – в ответ поинтересовался я.
– Ты, Бодров, определись уже с тем, что ты потерял – память, мозги или просто прикидываешься дурачком, – Глазков смотрел на меня испытующе.
– Что не так-то? – нахмурился я, пытаясь быстренько сообразить, не прокололся ли я на чем-то.
– Пока у царевичей не родятся дети мужского пола, ты – третий в очереди наследников престола, Бодров, – огорошил меня начальник Сыскного приказа. – Твоя семья является боковой ветвью царского дома. И это является большой проблемой, поскольку враги государства нашего постоянно пытаются подбить вас на измену, прельщая поддержкой в борьбе за престол. И не безуспешно.
– О как! – еще одно откровение. Нет, я знал, что являюсь каким-то там родственником Соболевым, но чтобы прямо так – первый после них – это стало еще одной неожиданностью. И это кое-что объясняло. – То есть нет Бодровых – нет и проблемы? – теперь уже я с интересом всматривался в лицо Глазкова.
– Да уж как-то так, – усмехнулся тот. – Сначала родители твои снюхались с фрадштадтцами, потом ты. Покоя нет от вас. Можно подумать, мне заняться больше нечем!
– Знаете что, Никита Андреевич, вы бы почаще пьяные разговоры молодых богатых бездельников подслушивали, еще бы не то узнали!
– Ты, Миша, жизни меня не учи, – снова отмахнулся Глазков, – что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, уж я-то знаю.
– К сожалению, я не помню Воротынского, – продолжил я, не обращая внимания на недоверчивое хмыканье собеседника, – но из того, что мне о нем рассказали, могу сделать однозначный вывод, что он такой же пустобрех, как царевич Алексей и как я был в недалеком прошлом. У таких людей между словом и делом огромная пропасть. Потому все эти разговоры и являются не больше, чем пьяными бреднями. Да и смысл в чем? Ну, ладно, убрать Федора и подвинуть к трону Алексея – могу допустить, что подобная глупость пришла в наши пьяные головы. С грехом пополам можно это объяснить наивным стремлением оказаться в числе собутыльников не второго, а первого наследника. Но дальше-то какой смысл?
– Власть всегда имеет смысл, – ухмыльнулся Глазков, – ты, например, считал, что сможешь выписать лучших лекарей мира, чтобы вылечили тебя от чахотки.
– Никита Андреевич, – я тяжко вздохнул, – разговор этот не имеет смысла. Я не помню того, что было до покушения, и ни подтвердить, ни опровергнуть ваши слова не могу. Но в любом случае, что бы там ни произошло, я свое наказание за те дела уже отбыл. А после покушения я абсолютно точно не сделал ничего предосудительного, ничего такого, за что меня можно было бы наказывать. И, кстати, хочу обратить ваше внимание на то, что пока мы тут с вами отношения выясняем, тимландцы осаждают Бобровск. Если бы не это, клянусь, уже бы выбросили их за пограничную речку!
– Да, Бодров, – задумчиво промолвил главный сыскник после небольшой паузы, – ты изменился. Стал и смелее, и хладнокровнее, да и ума прибавилось. А фехтование? Ты же никогда не слыл любителем поорудовать шпагой. Раньше бы ты послал куда подальше Сахно, сославшись на неравенство происхождения, и никакие угрозы всеобщей обструкции тебя бы не смутили. С Григорянским же ты бы просто предпочел не связываться. А что сейчас? Прекрасного фехтовальщика Сахно на тот свет отправил, князя Григорянского заставил капитулировать. Лихо! И вот эти самые перемены беспокоят меня даже больше того факта, что ты пережил ссылку в свой Холодный Удел. Другой ты стал, Миша, опасный. Словно подменили тебя.
Ох, не нравится мне ход твоих мыслей, господин Глазков, ох, не нравится! То ли опять на темные силы намекаешь, то ли действительно подозреваешь в подмене князя. Ни того, ни другого мне не нужно. Как бы здесь аккуратненько пройти по грани, не вызвав подозрений?
– Посмотрел бы я на то, как бы вы изменились, поблуждав десять суток между жизнью и смертью. Думаю, что тоже пересмотрели бы свое отношение ко многим вещам, стали бы бережнее относиться к своей жизни и жизням своих друзей и подчиненных. И перестали бы растрачивать себя по всяким пустякам. Потому что есть в этой жизни действительно важные вещи: семья, дружба, долг, честь, любовь к Отчизне. А пьянки-гулянки, какие-то глупости-подлости – это всё тлен, бесполезная суета, это всё в прошлом. Жизнь нам дается один раз, и прожить ее нужно достойно. Верите вы мне или не верите – это ваше личное дело, уговаривать я вас не стану. Рассчитываю лишь на вашу объективность и здравый смысл.
