Сталинград - Калинин Даниил Сергеевич (лучшие книги онлайн .txt, .fb2) 📗

Все предельно просто и в то же время грамотно. Именно так разложил свою мысль старший лейтенант Самсонов. Сам же Двуреченских, честно признавшись себе в том, что на месте фрицев ничего подобного организовать бы не догадался, был вынужден согласиться с командиром. И хотя еще есть шанс, что командующий фашистами на их участке офицер окажется не столь дальновиден, в душе политрук был уверен: Рома прав. Более того, иногда ему даже казалось, что он чувствует чужое присутствие, ловит на себе чей-то враждебный взгляд из кустов у самого «хвоста». Но сколько бы он ни пытался вслушаться, увидеть, ничто не выдавало противника. Может, его там все-таки нет?!

В очередной раз остановившись и присев на колено, политрук глубоко, чуть слышно втянул воздух. Но ощутил лишь сладковатый и чуть пряный запах нагретой на солнце луговой травы, и тут же повеяло приятной прохладой со дна балки. Свежесть, сохранившаяся в сени деревьев в знойный августовский день, мягко коснулась спины, обдала взопревшую на солнце гимнастерку, что доставило молодому парню явное удовольствие и напомнило ему о детстве. Детстве, проведенном в точно таких же жарких волжских степях, о поиске ягод и орехов в точно таких же заросших лесом балках…

На мгновение расслабившись, политрук вдруг различил отголосок говора весело бегущего по дну овражка ручейка, который, впрочем, тут же заглушил лязг гусениц приближающихся «тридцатьчетверок». Пора идти вперед.

Знаком руки Иван подал сигнал также залегшим, вытянувшимся в цепочку бойцам о начале собственного движения и принялся медленно распрямляться. До «хвоста» осталось в обход не более ста, максимум ста двадцати метров. Если немцев там нет, то…

Додумать политрук не успел – неожиданный и очень сильный страх резанул сердце, заставив бездумно, рефлекторно кинуться на землю. И в эту же секунду практически с того самого места, где Двуреченских ощущал вражеское присутствие, ударила ревущая, едва ли не захлебывающаяся пулеметная очередь. МГ-42, «пила Гитлера». Скорострельность – до полутора тысяч выстрелов в минуту…

За спиной послышались чавкающие звуки ударов пуль о человеческую плоть, кто-то протяжно, болезненно вскрикнул – показалось, что над самым ухом. Следующая очередь обдала жаром уже вдоль тела, совсем близко, и секундное замешательство уступило бойцовским инстинктам, воспитанным Иваном в последних боях. Не вставая с земли, он быстро перекатился влево, к молодой, но уже довольно крепенькой березке, и резко скомандовал:

– Астахов, Рогов, в обход! Подберитесь на бросок гранаты и закидайте их «колотушками»! Остальные – огонь по вспышкам!

Политрук грамотно закрылся стволом дерева, спрятав за него левую половину тела так, чтобы торчало только правое плечо, руки и часть лица. В следующее мгновение он поймал в прицел вспышки вражеского пулемета, свел целик с мушкой под вспышки пламени на раструбе «машингевера» и мягко потянул за спуск, дав одну, затем вторую короткую очередь. С секундной задержкой из-за спины по немецкому расчету затрещали еще два автомата.

Трофейный МП-38 сильно уступает в точности и кучности стрельбы родному ППШ. Последний выигрывает прежде всего за счет собственной массивности, большого веса, крепкого деревянного приклада, позволяя вести прицельный огонь и с двухсот метров. А легкость и компактность германского пистолета-пулемета, столь важные во время того же разведвыхода, обращаются серьезными минусами при стрельбе, когда ствол автомата чересчур сильно задирает от отдачи. Не выручают ни складной приклад, ни короткие очереди, хотя дистанция в сто метров (а именно столько до вражеского расчета осталось по прямой) считается для МП-38/40 вполне эффективной. Но, видимо, речь идет явно не о схватке с залегшими пулеметчиками…

Ответный огонь МГ-42 достал Ивана, наполовину перерубив ствол березки и больно ударив в правое плечо. Политрук вскричал от боли, падая на спину, на глазах проступили слезы. На мгновение в голове пронеслась мысль «убили!», после чего все внутри больно сжалось от жалости к себе и тоски – смертной тоски о том, что он больше никогда не увидит ни мамы, ни сестренок. А еще стало очень обидно оттого, что за всю жизнь он так и не успел ни разу побыть с женщиной…

И вот эта мысль стала якорем, за который Ваня уцепился – саниструктор во второй роте тоже ведь женщина. Точнее даже девушка. Зовут ее Галя, рыженькая, смешливая и чуть полноватая, хотя и симпатичная на лицо. Двуреченских она не очень понравилась, и он держал дистанцию, даже когда поймал на себе пару украдкой брошенных, заинтересованных женских взглядов. Он знал, что не станет строить с ней серьезных отношений, и верил, что еще встретит настоящую любовь и создаст после войны крепкую семью. После Победы, в которую упрямо верил, несмотря на все поражения, котлы и разгромы 41-го, а позже и 42-го… Потому и не пытался сделать первый шаг к девушке, не желая предавать ее чувства, не желая обидеть.

Но так было до этой самой секунды, когда политрук понял: война для него может кончиться уже сегодня, прямо сейчас. И сразу не к месту вспомнилось (а может, как раз и вовремя!), как соблазнительно туго обтягивала гимнастерка полную грудь девушки, как один раз он невольно задержал взгляд на ее объемистой пятой точке, когда санинструктор зачем-то наклонилась…

Вот если он дотянет хотя бы до вечера и ему хватит сил, чтобы… То он узнает, что такое близость с женщиной! А если Галя после еще и забеременеет, да родит от него малыша – как же здорово! Значит, не зря жил и воевал Ванька Двуреченских, значит, продолжится его род, его семья! Но чтобы дотянуть до вечера, до Гали, нужно выжить сейчас. Нужно выжить и заткнуть проклятую «косилку»!

Взвыв от боли, политрук перекатился в сторону, сумев дважды перевернуть свое тело вбок. Затем он распластался на животе, пару раз глубоко вдохнул и выдохнул, протер обильно выступивший на лице пот и плотно прижал приклад к левому плечу. А после вновь нажал на спуск…

К этому моменту немецкий расчет выбил еще одного бойца из «штурмовой» группы – его ранило первыми же внезапными трассерами в руку. Сумев все же продолжить бой, молодой парень сгоряча лупил длинными очередями, не меняя позиции. Даже когда кончился рожок, ошалевший от боли и мощного выброса адреналина в кровь боец оставался на одном месте… Во второй раз веер пуль МГ-42 буквально раскроил его череп.

Уцелел лишь Петр Харьков, отслуживший еще в тридцатых семейный мужик, успевший зацепить окончание упорных боев с басмачами. Он воевал умело и расчетливо, берег себя ради семьи и в то же время старался истребить как можно больше фрицев, душой болея за то, что враг уже практически прорвался в его родные края. Петр изначально вел огонь лежа, понимая, что тонкий ствол молодого дерева, выбранный им в качестве дополнительно укрытия, не сумеет надежно защитить. Когда же замолчал автомат политрука, боец также перестал стрелять и сам перекатился в сторону. Замолчали и фрицы, видимо, посчитав, что перебили всех большевиков.

Однако Двуреченских удивил всех, вновь открыв огонь. Он дал вначале две прицельные короткие очереди, но силы быстро покидали Ивана, и третьей, длинной, он опустошил остаток рожка. Чем вызвал ответный ураганный огонь в свою сторону… Но Харьков, находящийся в стороне от линии пулеметного огня, опасно рискнул, встав в полный рост, и дал сверху вниз три короткие, в две-три пули, очереди, после чего быстро прыгнул на землю.

Но огонь вражеского «машингевера» и так оборвался – одна из пуль вскользь зацепила правое плечо первого номера, вскрикнувшего от боли и неожиданности и выпустившего пулемет из рук. Второй номер было дернулся подменить камрада, но ефрейтор едва ли не оттолкнул его, желая самостоятельно поквитаться с недоразвитыми славянами.

Быстро ползущих по-пластунски по выгоревшей, но еще довольно высокой траве Астахова и Рогова расчет не заметил. Бойцы, судорожно сжимая «колотушки» в руках, приближались к врагу сбоку… Двуреченских, Харьков и уже погибшие товарищи выполнили свою задачу, вызвав огонь пулеметчиков на себя и тем самым прикрыв лучших в роте гранатометчиков. И когда последние приблизились к демаскировавшему себя боевому охранению на пятьдесят метров, в воздух взвились две трофейные гранаты, брошенные с секундной задержкой. А потом полетела и вторая пара… Четыре негромких взрыва ударили практически серией, друг за другом, уничтожив немецкий расчет – гранаты детонировали через секунду после падения, не дав пулеметчикам даже вскочить на ноги.