"Фантастика 2024-5". Компиляция. Книги 1-25 (СИ) - Ляпина Юлия Николаевна (версия книг TXT, FB2) 📗
Я на мгновение нахмурился. Ивана Симонова — верховного инквизитора Екатеринбургской епархии — осудили за ересь лет шесть-семь назад. И если он говорит, что о нашествии тьмы было известно еще тогда… Вот черт!
— Как давно?.. — Я не договорил, но Хмырь понял.
— Около десяти лет. Может быть, чуть больше. Но тогда накопление шло медленно, и все прогнозы давали нам почти век на то, чтобы исправить ситуацию. Но в прошлом году равновесие нарушилось. Позиции Света пошатнулись. И счет пошел уже на месяцы. Или, может быть, даже на недели.
— А… У церкви был какой-нибудь план?
Не знаю, хотел ли я услышать ответ. Но я должен был спросить. Хотя бы для того, чтобы было в чем себя винить. Ведь это именно моими стараниями десятилетия превратились в дни. Именно я ослабил влияние Света на этот мир. И то, что тогда это казалось необходимым, сути дела не меняло.
Пусть церковный синод скрепя сердце и признал меня чистым перед ликом Господа, я все равно чувствовал себя виновным. Уж не знаю почему. Вроде бы как бездушному, за которого меня все принимали, чувство вины мне было противопоказано изначально.
Бывший верховный инквизитор спокойно кивнул.
— Был план. Был. Только что теперь говорить — времени на его осуществление все равно не осталось. Да и не верил я в него никогда, честно говоря.
— И в чем он заключался?
— В вере конечно же. Власий, наш предыдущий патриарх, считал, что если взрастить в людях веру, то таким путем можно будет на неопределенное время отсрочить или даже вовсе снять угрозу наступления тьмы. И вполне справедливо считал, кстати. Только вот, к сожалению, вера — это такая штука, искусственно привить которую в людских душах практически невозможно. К ней надо идти. Стремиться. Преодолевать и подчас ломать самого себя. К Богу из-под палки не загонишь. А это именно то, что люди любят и понимают лучше всего, — палки… Вот, казалось бы, День Гнева грянул. Существование Бога считается доказанным и несомненным. Добро и зло — существуют, точно так же как рай и ад. Люди старательно веруют, посещают церковь и делают пожертвования. Но почему-то большинство из них относятся к Богу как к человеку, пусть и наделенному нечеловеческими силой и знанием. Они считают, что подкупать и угрожать — это и есть вера. «Господи, сделай так, чтобы мне повысили зарплату, и я в храме Прасковьи Великомученицы поставлю тебе сразу пять свечек»… Ха! Мне все время было интересно, что о подобных посулах думает сам Всевышний?
— Но шанс все-таки был? — Я твердо решил разобраться в этом деле до конца.
— Шанс был. — Хмырь кивнул. — И, возможно, даже неплохой. Нужно только было дождаться ухода старых, погрязших в страстях догневного мира поколений и организовать толковое воспитание молодежи… Ну и принять, конечно, надлежащие меры по заблаговременной ликвидации инакомыслия. Но шанс действительно был.
— Понятно…
Я не стал спрашивать, каких успехов добилась церковь на этом поприще. И так было ясно. Старое поколение еще не ушло. Молодое не получило «толкового воспитания»… Единственное, в чем инквизиция добилась определенных успехов, — это ликвидация инакомыслия. Да и то не полностью.
Вместо этого я задал тот вопрос, который напрашивался с самого начала:
— Почему ты не сказал мне все это раньше? Берег свои инквизиторские секреты?
— Какие секреты? — Хмырь усмехнулся. — От обета молчания я автоматически освободился вместе с лишением сана. Просто раньше ты бы это не воспринял. По уши утонув в своей личной войне с церковью, ты не был готов увидеть реальность такой, какой она видится с высоты церковного учения.
— Тогда почему говоришь сейчас?
— Потому что ты спросил. А значит, понял.
— А если бы не понял и не спросил?
Бывший инквизитор улыбнулся.
— Тогда я решил бы, что переоценил своего друга, и на самом деле чистильщику Суханову интересен лишь только его собственный меч и то, что он видит на его кончике.
— И был бы прав, — проворчал я. — Наверное, меня действительно интересует только мой меч и то, что с ним связано, потому что я до сих пор не понимаю, что мне делать дальше.
— Не ты один. — Хмырь неожиданно устало вздохнул. — Я тоже не понимаю… Но, знаешь, я очень хотел бы понять. Хотя бы для того, чтобы не совершать ненужных ошибок.
Бывший инквизитор замолчал, машинально теребя пальцами кисет. Недокуренную самокрутку он выронил на пол, и теперь там светился слабый багровый огонек. И я время от времени посматривал в ту сторону. Не потому что боялся пожара — здесь просто нечему было гореть, — на самом деле этот крохотный уголек казался мне символом нашей веры. Он мог жалко и бесславно погаснуть, но мог также и вспыхнуть ослепительно ярким пламенем, заливая все вокруг разгоняющим тьму светом… Я почти желал этого. Но, к сожалению, на истоптанном бетонном полу гореть действительно было нечему.
Огонек погас. И я отвернулся, чувствуя нечто вроде разочарования.
— То, что я ушел из Управления, — это ошибка?
— Это уж тебе решать, — после недолгой паузы отозвался бывший инквизитор. — Тут я ничем помочь не могу. Но если ты действительно столь неуверен в себе — лучше вернись и скажи, что передумал. Скорее всего, тебя примут обратно.
— Примут. — Я согласно кивнул. — Только тогда меня будет мучить другой вопрос: правильно ли я поступил, вернувшись?
— Страдать из-за неопределенности решений и поступков свойственно всякому человеку, — тихо сказал Хмырь. — Не ошибается только Бог. Всем остальным это позволено.
— А если он тоже ошибется?
Бывший инквизитор безразлично пожал плечами.
— Тогда, наверное, мир погибнет. Или перестроится таким образом, чтобы его ошибка не была таковой. Не знаю… Ты хочешь поговорить о высокой теологии?
— Нет. — Я мотнул головой. — Я в себе-то не могу разобраться. Зачем мне сейчас эти проблемы?
Бывший инквизитор спокойно кивнул.
— Я так и подумал.
В открытое окно, смешиваясь с сердитым треском самодельной свечи, врывались звуки ночного города. По соседней улице продребезжала машина. И я успел удивиться — кому это приспичило кататься здесь по ночам? — прежде чем вспомнил об устоявшихся в нашем городе традициях вывоза мусора. В южной части периметра стучал пулемет. Его приглушенному расстоянием «та-та-та-та-та» глухо вторило отрывистое взлаивание автоматных очередей. Какая-то нечисть вновь решила попробовать защитную стену на зубок. Вряд ли, конечно, кто прорвется, но по улицам сегодня наверняка пустят усиленные патрули.
Скрипнув креслом, я поднялся на ноги.
— Пойду-ка я домой. Поздно уже.
— Иди, — покладисто согласился Хмырь, тоже вставая. — Ирине привет передавай.
— Передам… — со вздохом отозвался я, ногой нащупывая верхнюю ступеньку лестницы.
Пятно отбрасываемого свечой тусклого света не доставало до темного лестничного провала, а электричества в этом районе не было уже давно — слишком дорогая это штука, чтобы дарить ее людям, которые городу, по сути дела, вовсе не нужны. И потому жизнь обитателей непосредственно примыкающей к периметру зоны трущоб большей частью протекала преимущественно в темноте.
Темноты я не боялся. За годы работы в Управлении я к ней привык. Притерпелся. Сроднился, если можно так сказать… Хотя это вовсе не значит, что она мне нравится. Немного света тоже не помешало бы. Главное, чтобы в меру.
Все должно быть в меру.
— Я завтра еще зайду, — попросился я. — Хорошо?
— Заходи. — Бывший инквизитор коротко кивнул. —Буду ждать. И будь осторожен…
Я кивнул, хотя и знал, что он меня не видит. Осторожно нащупывая ступеньки, побрел вниз.
Почему он предупредил меня об осторожности? Я ведь ушел из Управления и, соответственно, лишился права свободного выхода за пределы периметра. Конечно, на неприятности можно нарваться и в городе, но… Но я почему-то был уверен, что Хмырь имел в виду совсем не это.
А ведь это была не просто дежурная фраза на прощание. Бывший верховный инквизитор действительно что-то знал и потому предупреждал меня о возможной опасности. Но о какой? Что крылось за этими словами?
