Тот, кто утопил мир - Паркер-Чан Шелли (онлайн книги бесплатно полные .TXT, .FB2) 📗
— Значит, у меня есть свет, а ты умеешь плавать. Если возьмешь меня на буксир, пока я освещаю нам путь, мы сможем вплавь добраться до сухой части туннеля и протянуть под водой веревку, чтобы перебрались остальные.
Оюан не был консерватором по натуре; свою генеральскую карьеру он сделал, преуспев в нескольких рискованных военных кампаниях. Но то, что предложил Чжу, выходило далеко за грань разумного. Да и потом…
— Ты забрал мою армию. Держишь меня в плену. И еще просишь меня тебе помогать?!
— Ну, если я провалюсь, — ровно ответил Чжу, — считай себя тоже проигравшим.
Оюан подумал о том глубоком, до костей пробирающем отчаянии, которое сподвигло его на попытку к бегству. Он понимал, что шансов мало, но с Чжу их еще меньше. И потом, разве нельзя найти способ снова сбежать? Одолеть Чжу и горстку его людей, украсть коня, вернуться в Интянь? Или даже, если уж на то пошло, просто броситься в море и уплыть?
Тут Чжу, словно угадав направление его мыслей, сказал:
— Неужели так у вас больше шансов, чем со мной, генерал?
Оюан с удивлением осознал, что ему предоставляют выбор. Он вдруг с ужасом понял, что раньше дорога была только одна и выбирать ему вообще не приходилось. А теперь придется — причем из двух зол. От его решения зависит успех или провал дела, важнее которого нет на свете. Ради которого он пошел на все.
Вдогонку пришла еще одна мысль, одновременно жуткая и ясная: и пойду на все.
Даже на союз с ненавистным Чжу.
Если для того, чтобы воссоединиться с войском в Интяне, требуется помочь Чжу преуспеть тут, в Тайчжоу, — значит, надо помочь.
Он и впрямь готов был на что угодно, но все равно эти слова дались ему с трудом:
— Вы, вероятно, не знаете: глубина ошибок не прощает. Любая ошибка там означает смерть. Даже секундная паника может оказаться роковой. Пути назад не будет, как и надежды на спасение в случае чего.
Оюан сам не постеснялся бы унизить врага, принуждая того к сотрудничеству. И, несомненно, другие люди приняли бы его согласие надменно, или даже хуже — как нечто, само собой разумеющееся. Не таков был Чжу. Он смотрел на Оюана на удивление серьезно, чуть ли не с уважением. Потом произнес своим резким, писклявым голоском, который сделал бы смешным кого угодно, кроме него:
— Риски мне известны. Как можно надеяться на успех, если не готов рискнуть всем? Обо мне вам надо знать одно, генерал: я пойду на все.
И вот теперь Оюан стоял в лодке и смотрел вниз, на черную воду, мягко плещущуюся об основание стены. Ему наконец развязали руки. Талию обвивал канат, который тянулся к Чжу, а дальним концом крепился к лодке. Похоже на жертвоприношение, подумал Оюан. Их сотрудничество, конечно, якобы добровольное. Но передумай он, откажись прыгать — его бы столкнули. А тогда уж или выплывать, или конец всему.
Чжу встал рядом с ним. Его силуэт в темных доспехах мгновенно облекся неверным, мерцающим, бледным светом. Словно кто-то снял покрывало с лампы. Мандат. В этом потустороннем сиянии решительное лицо Чжу казалось нечеловеческим. Что-то в его выражении было странно знакомо Оюану. Генерал хрипло сказал:
— Последний шанс передумать.
Ответом ему был всплеск. Лодка дико закачалась, и он увидел, как светящаяся фигура Чжу погружается в глубину. Затем веревка натянулась, и Оюан последовал за ним.
Вода была такая ледяная, что казалась горячей. Боль прокатилась по телу Оюана волной ложного жара, подобно той лихорадке, которая заставляет людей, замерзающих в снегу, на пороге смерти сбрасывать одежду. Межреберные мышцы свело судорогой. Глаза нещадно жгло. Он различил Чжу, зависшего в черноте под водой в центре призрачного ореола. Свету было нечего озарять, кроме отвесной скальной стены, уходящей вниз, в неразличимые глубины.
Оюан учился плавать в илистых реках Хэнани, где нет выхода к морю. Намерения речной воды недвусмысленны: утопить! А море, к его неприятному удивлению, оказалось подвижным и словно бы живым. Оно ритмично дышало, и Оюана мотало в такт его дыханию. Преодолевая руками и ногами сопротивление воды, он ушел на глубину, на канате увлекая за собой Чжу. В ушах зазвенела боль, вспомнился человек, которого на глазах Оюана казнили, затянув на голове обруч. Голова не взорвется, если нырнуть слишком глубоко? Даже такому закаленному воину, как Оюан, в определенный момент тело начинает вопить: слишком быстро, слишком глубоко мы падаем! Он прошел пункт невозврата, не замечая этих сигналов. Вниз, вниз, вниз…
Наконец, открылся вход в туннель: еще более глубокая тьма, сопротивляющаяся свету Мандата. Времени на колебания не осталось. Оюан резко оттолкнулся ногами, чтобы прервать их погружение. Встревожился — Чжу его чуть не перевесил — и вплыл внутрь.
Стены были из белого известняка, гладкие, уцепиться не за что. Оюан держался правой стены, как его проинструктировали наверху. С каждым рывком веревка, затянутая вокруг пояса, казалось, дергала назад. Легкие пылали. Он буквально боролся за каждый гребок.
Его тень скользила впереди по светлому полу туннеля. Это было бы похоже на полет, если бы не требовало таких усилий. За спиной то расцветал, то тускнел свет Мандата Чжу — по мере того, как Оюан, продвигаясь вперед, поднимал со дна облака известкового осадка.
Слева стена уходила в темноту, Оюану показалось, что там открытый провал. Достаточно будет просто оттолкнуться от правой стены, и их начнет сносить в пустоту. Там они и погибнут. «Мое тело, изъеденное червями», — вспомнил Оюан. Двое бывших монахов взывали не просто к жутковатому призраку своего прошлого — но и к будущему, ожидающему всех присутствующих. То было и его будущее, его отдых, его награда за все, что он сделал и еще сделает. На миг тоска по смерти обострилась сильней, чем боль в легких.
Не там это будущее. Он стал грести дальше.
Свет резко потускнел, но снова разгорелся, когда генерал оглянулся через плечо. Чжу никуда не делся: парил маленьким темным силуэтом в коконе света, пронизывающего дрожащие облака белого осадка.
Потом свет снова замигал, на сей раз радикальней. И вдруг наступила полная тьма.
Оюан рванулся вперед с удвоенными усилиями, отказываясь думать, что будет, если свет погаснет. Он по опыту знал, что болезненное желание сделать вдох — не настоящий предел возможностей, а всего лишь жалоба тела. Только вот у неопытных пловцов боль слишком легко переходит в панику: им начинает казаться, что они умирают, намного раньше, чем это действительно произойдет. Он на миг с невольным восхищением позавидовал Чжу — как держится! Но непонятно, сколько у них осталось времени.
Теперь, когда Мандат Чжу начинал мерцать, промежутки тьмы становились все дольше. У Оюана мышцы сводило от напряжения. Сложно было различить, когда свет действительно мигает, а когда темнеет у него в глазах от нехватки воздуха.
Свет погас и уже не вспыхнул.
Легкие вышли из повиновения: Оюан глубоко вдохнул чернильную тьму. И, лишь услышав собственный вдох, осознал, что глотает не воду. Он вынырнул, и тело поняло это раньше его. Ослепленный, задыхающийся, он все же сообразил потянуть за канат.
Чжу вынырнул? Оюан слышал только собственные рваные вдохи и колотящееся сердце.
И вдруг — боль.
Свет.
Оюан яростно заморгал, пытаясь волевым усилием сфокусировать взгляд. Глаза слезились от соли и резкого перехода от тьмы к свету. Постепенно он различил чью-то темную голову рядом с собой.
Глаза Чжу были страдальчески зажмурены, он все не мог отдышаться. Оюан не представлял, как в такой момент можно ощущать хоть что-то, кроме облегчения. Но у Чжу был ликующий вид человека, который бесстрашно шагнул за свои пределы, уверенный, что ему достанет сил выдержать — и выжить.
Подхватив обессилевшую Чжу под мышки, как кота, Оюан выволок ее из воды и бесцеремонно швырнул на узкий берег с противоположной стороны пещеры. Белый песок призрачно сиял, освещенный ее Мандатом.
