Товарищ Сухов или хроники бесполезного попаданца (СИ) - Найтов Комбат (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗
После приземления он зло спросил:
— А какого чёрта тебя сюда прислали?
— Чтобы не напоминал людям о том, что немцы нас расстреливают. На земле. Видишь? — я показал ему шрам на голове. — Под Киевом меня расстреляли. Они мне должны, много.
— Ладно, сержант. Пойдёшь во вторую, на Яки. Там, хотя бы, УТИ есть.
— Разрешите идти?
— Иди! Э.. Постой! Тебя зовут как?
— Костя.
Я отучился до самого падения Ростова. А там, сформировали курсантский батальон и бросили нас останавливать Клейста. Свежесформированный курсантский батальон послали под Султан-салы против эсэсовской дивизии 'Лейбштандарт Адольфа Гитлера'. Хорошо, что по дороге нарвались на, расстрелянную с воздуха, пулемётную зенитную батарею. Из 12 строенных ДШК, четыре установки были исправны, с остальных мы сняли всё исправное. В одной из машин нашли четыре станка для пулемётов и много боеприпасов. Боеприпасы погрузили на единственную исправную машину. Курсанты матерились на меня, возник маленький скандал, который разрешил комиссар батальона старший политрук Пименов, который назначил меня командиром пулемётного взвода. Мы отстали от батальона в ожидании четырёх газиков, необходимых для перевозки установок ТКБ-149. Машин не дождались, так как я 'оживил' имеющиеся машины. Лишь к вечеру завершили 20 километровый марш к Султан-салы. Позицию батальон выбрал неудачную: небольшой пригорок закрывал большую часть танкоопасного направления, а где-то неподалёку урчали моторы немецких танков. Сказал об этом командиру батальона, и предложил отойти на 500 метров назад.
— Воевал? — послышался вопрос комиссара.
— Приходилось. — ответил я и подошёл к карте. Набросал позиции батальона, отдельно указал позиции своих отделений.
— Но нам приказали...
— На этой позиции нас сомнут через 15 минут. — хмыкнув, командир вызвал командиров рот. А я побежал во взвод. Всю ночь рыли окопы, ходы сообщения, маскировали позиции и набивали патронные ленты. Под утро собрал наводчиков.
— Утром нас атакуют танки. — у ребят вытянулись лица.
— А что мы можем, против танков?
— Можем перебить гусеницы, разбить прицелы, поразить танки в корму. Основное: гусеницы. А уж как развернётся, бить под ходовую. И, командирам расчётов, следить за воздухом. Задачи ПВО с нас никто не снимал. Второе: командные пункты, пулемёты и наблюдатели. Их необходимо выбить ещё до начала огня по танкам. Дистанция эффективного огня по бронетехнике — пятьсот метров. Это линия наших брошенных траншей. До этого вести одиночный или короткий огонь по обнаруженным позициям миномётов, пулемётов и наблюдателям. Наступать будут эсэсовцы. Вояки они серьёзные, но, и они смертны. — я показал свой кинжал.
В 8.30 немцы открыли ураганный огонь... По нашей старой позиции. И пошли в атаку. Мне пришлось сменить одного из наводчиков, который отчаянно мазал: не мог ввести коррекцию в малознакомый ему оптический прицел установки. Настроив наводку, снял наблюдателей на колокольне. Но, получилось несколько поздновато, танки перенесли огонь на наши позиции. Двигались они медленно, стараясь не потерять пехоту, которая вязла в грязи. Один из танков застрял, но, продолжал вести огонь. Я прошёлся из трех ДШК по башне. Танк замолчал, и перестал вращать башней. Выскочившего из него немца, я срезал короткой очередью. Остальные танки продолжали вести огонь из пушек и пулемётов. Батальон молчал, лишь изредка раздавались очереди ДШК. Танки и пехота перевалили через нашу бывшую позицию и, в этот момент, наводчики ДШК ударили по гусеницам. Три из оставшихся 23 машин крутнулись и через минуту загорелись. Остальные танки остановились, и начали пятиться назад. Видимо, на колокольне был командный пункт, и немцы потеряли управление боем. Немцы отходили, а мы начали менять место. Запасные позиции были вырыты ещё ночью, вместо сна. После новой артподготовки немцы пошли снова в атаку. Я показал расчёту, во что превращён наш старый окоп. И послал туда подносчиков быстренько его поправить. Пока немцы шли до старых позиций, мы молчали, немцы могли повторить артналёт. Лишь самый левофланговый пулемёт бил короткими куда-то по сараю, и поджёг его. На этот раз три немецких танка застряли в грязи, так как поле оказалось уже изрытым гусеницами. Пехота шла впереди танков, а танки остановились на непонравившемся мне пригорке, и поддерживали пехоту огнём. Все 16 машин встали, как подвижная батарея и вели огонь. Опять досталось основной позиции. Но мы огня не открывали, дождались переноса огня на линию траншей, и только после этого открыли огонь по пехоте. Одна установка обстреливала танки. Немцы залегли, и, огрызаясь огнем, начали отползать к старым окопам. Я бил под башни танков и по приборам наблюдения. Оптические прицелы на 4-х установках позволяли быстро выводить приборы из строя. Но, и нам досталось от огня противника. Появились раненные и убитые. В итоге, немцы опять отошли в село. Через некоторое время мы увидели три девятки 'Ю-87' под прикрытием всего 4 мессеров. Навстречу им шло две тройки МиГов и тройка 'Ишачков'. Курсанты, мать их!!!, повылазили из щелей посмотреть воздушный бой. Батальон понёс большие потери, мой взвод потерял две установки из четырёх, сбил 4 'юнкерса'. Слабое утешение, тем более, что начали заканчиваться патроны к пулемётам. После того, как отбили немцев в третий раз, они прекратили атаки, оставшиеся танки зарычали двигателями и ушли налево, видимо, там у немцев успех, а нас оставили на съедение авиации и артиллерии. Ночью пришёл приказ отходить к Большим Салам. Автомашин у нас не осталось, оставшиеся две отличные установки пришлось подорвать, сняв с них пулемёты и прицелы. Командир батальона пополнил взвод людьми: вооружение у нас тяжёлое, и боеприпасы тоже. Вот такой вот первый день в пехоте. В ней я провёл три месяца.
В середине февраля пришёл приказ: всех лётчиков направить обратно в ВВС. Опять собираю манатки, и в Баку. Эх, был бы офицером, гульнул бы, тем более, что деньги у нас водились. Не совсем законные, но настоящие и много. В степи нашли. Когда наши Ростов освобождали в разбитой немецкой машине. Оставили себе по чуть-чуть, а остальное — сдали. Там много было. Опять учебный полк Закавказского фронта. Нас начали переучивать на 'аэрокобру Р-39'. Первое, что я у неё обнаружил, был коллиматорный прицел с автосчислителем. Это потом 'кобру' упростили и удешевили. А первые партии шли в полном комплекте. Но, для большинства лётчиков, с незаконченным средним образованием, понять, как устроена 'эта херовина', как объясняли им такие же инструктора, оказалось не под силу. Зная это обстоятельство, первое, что я сделал, это снял с разбитой курсантом 'кобры' прицел и вычислитель. И положил его к каптёрку. Запас задницу не травмирует. В марте приехали 'купцы', и поехал я аж на Карельский фронт в посёлок Шонгуй. С наступлением весны, как только подсох аэродром, мы встали на боевое дежурство. В полку было 16 'кобр', и 11 'Киттихауков'. Там и состоялся мой первый бой.
Группу вёл командир полка майор Георгий Рейфшнейдер. Отличный мужик, как только я приехал в полк, он сказал, что в гвардейском полку лётчиков — сержантов нет, поэтому направил документы на звание младший лейтенант. Мне устроили четыре провозных, прежде, чем поставить меня в строй. И вот идём бомбить 'Хебухтен', сопровождая девятку СБ. Из-за плотной облачности, командир эскадрильи СБ отказался идти на 'Хебухтен', зашёл на Титовку и отбомбился там. На отходе подоспели 'мессершмитты' с 'Хебухтена'. Несмотря на то, что нас было больше, мы оказались в совершенно невыгодном положении. Пришлось отсекать огнём атаку 4 'мессеров' на наши бомбардировщики. Во втором бою меня ранили. Мне пришлось подставить свою машину под огонь, чтобы прикрыть моего ведущего: лейтенанта Миронова. Сел дома, но правый бок оказался пробит в двух местах. Я очутился в госпитале в Ярославле. После госпиталя оказалось, что в списках действующих, мой полк не значится, убыл на переформирование и 'исчез' из сводок. Меня направили в 129 учебный полк. Опять Баку. Встретили меня, как родного! Здесь и появился молодой крепко скроенный коренастый старший лейтенант Покрышкин из 16 ГИАП. Так как я был уже гвардейцем, меня отобрали в учебную эскадрилью, которой командовал Покрышкин. Нас было 16 человек, мы должны были пополнить 16 полк, который переучивался на 'кобры Н'. Меня спросили только на каких 'кобрах' летал. Всё остальное никого не интересовало. Ещё два месяца мы изучали строи, действия в паре, четвёрке и в восьмёрке. Ничего нового Покрышкин не показывал. Он больше бегал в соседний медсанбат, где познакомился с молоденькой медсестрой. А мы летали друг с другом. На самом деле, во всех полках было именно так. К молодёжи относились несколько равнодушно, так как выживаемость молодёжи была очень низкая. К этому привыкли, и 'старики' надеялись только на себя. Отбирали себе лучших ведомых, и действовали от пары. Остальные должны были их прикрывать. Я, как самый младший по званию в эскадрилье, моё лейтенантское звание где-то 'потерялось', тащил на себе почти все дежурства в эскадрилье, плюс полёты, на которые меня подменяли. Я не выпендривался, и вёл себя соответствующе. Лишь один раз командир поинтересовался, почему я воюю с 41 года, а у меня так мало боевых вылетов.
