Н 5 (СИ) - Ильин Владимир Алексеевич (книга жизни TXT) 📗
Мгновение, когда набранный в легкие воздух должен был разразиться призывом к братьям к общей битве был прерван самым печальным образом.
Князь Юсупов уже медленно встал на ноги, нависая над столом, привлекая взгляды и заставляя иных уважительно затихнуть, когда один из порученцев, чуть подрагивая руками, поднес ему трубку спутникового телефона.
– Вас Император, ваше сиятельство, – упали слова в установившейся тишине.
И князь Юсупов принял трубку под общими взглядами, аккуратно сев обратно и уронив тяжелое, не предчувствующее ничего доброго 'алло'.
Потом были слова 'Верно, это мой внук' – мрачные, словно признание вины. 'Я не стану с этим спорить' – как осознание степени преступления. 'Возможно', 'это нужно обсуждать меж ними' – элементами тяжелого торга. 'Я не желаю навязывать свое мнение, но…' – так тревожно зависшее на последнем слоге. 'Если вы сможете это обеспечить'. 'Пусть будет так, как они захотят' – уже тише и бесцветно. 'Мое согласие у вас есть. Но только с соблюдением этих условий' – словно компромисс между плохо и очень плохо… 'Мне уже скверно, не трави душу…' 'Буду' – уже в ответ на слова уважения перед князем, пусть и наверняка загнанным в угол, зато все еще говорившим с самим Императором на 'ты'.
Тяжелая трубка телефона легла на стол. В тишине, продолжавшей быть абсолютной, Князь Юсупов оперся на локти и, склонившись вперед, закрыл лицо ладонями.
– Все вон. – Произнес князь Шуйский своим людям.
Но убраться из главного зала посчитали правильным все слуги. Остались только князья и хозяин дома, спровадивший во двор упиравшихся людей Мстиславского, продолжающих робко и слегка недоуменно тыкать в его сторону бумагами. Эка он неосторожно… За неуважение могут принять… Впрочем, уже не важно.
– Господа, – не отрывая ладони от лица, глухо произнес Юсупов. – Ежели кто пожелает выйти из Персидского проекта прямо сейчас, я не буду иметь претензий.
Будто капитан тонущего корабля, призывающий благородных друзей покинуть борт, а не сражаться с необоримой волной.
Император – это слишком много для авантюристов, пожелавших обогатиться на чужбине. Их корабль уже шел ко дну, не успев выйти из порта – а значит мудрые и осторожные, несмотря на кучу сведений и информации, вложенных в проект, сделают так, как делали всегда. Зафиксируют убытки и забудут. Тем более, что нет урона чести, если отпускают просто так…
– Прощу прощения, я должен заняться семьей, – первым грузно поднялся из-за стола князь Долгорукий. – Мой внук наделал дел. – Вышагнул он из-за стола, одернув пиджак.
– Господа, вы всегда желанные гости в моем доме, – неловко встал князь Галицкий и не отрывая взгляда от пола шагнул на выход.
Но напоследок оба все же оглянулись на замершего на стуле Юсупова, Шуйского, а также – самую малость изумленно – на Панкратова. Он что, не понимает, что война с Черниговскими все равно будет – а также со всей остальной сворой, что почувствует слабость Юсуповых и негласную поддержку Императора? Да, не сейчас, но это как с тяжелой болезнью – человек может выглядеть бодро, но уже завтра уйти в могилу… И быть заразным этой болезнью. Сейчас будет только отсрочка – словно от крайне дорогостоящего, но – увы, одноразового препарата…
– Постойте. – Заставил их замереть на полшага от выхода голос Еремеева. – На правах хозяина дома… Так неправильно. Просто уйти – и все. – С силой протер себе лицо мужчина. – Давайте я выкуплю у вас ваши доли, чтобы соблюсти приличия. Пожалуйста.
Галицкий и Долгорукий переглянулись и пожали плечами. Действительно – эти отношения было бы логично завершить сделкой, а не молчаливым уходом за порог.
– Вот, – чуть неловко из-за торопливости выгреб Еремеев какую-то мелочь из кармана и высыпал на край столешницы.
Часть копеечных монет упала и прокатилась куда-то в угол зала.
Молча подошел Долгорукий, чуть нахмурился, глядя на россыпь, и забрал себе более-менее непотертый рубль, тут же отвернувшись от стола. Галицкий не глядя сгреб пятидесятикопеечную монету и направился на выход вслед за Долгоруким.
Дверь затворилась, оставив в тишине за большим столом пятерых человек.
– Вася, ты тоже иди, – обратился Шуйский к Давыдову, занятому очень странным делом – тот методично и без единой эмоции снимал с себя ордена и медали, а затем взвешивал в ладони, прислушиваясь к своим ощущениям.
– Я гусара не брошу. – Хмуро произнес тот, даже не думая сдвинуться с места.
– Вася, ты присягнул Императору. Ты должен уйти. – Настаивал его товарищ.
– Мне лучше знать, что я должен делать! – Гаркнул князь Давыдов. – Тут, в моей руке – килограмм орденов! Разве килограмм моих подвигов не стоит того, чтобы простить единожды ошибившегося гусара?!
– Василий, я уже договорился. – Прошептал из-за ладоней Юсупов, не открывая лица.
– А я не знаю, о чем вы там договаривались! Оттого вправе действовать сам, по своему умыслу! – Уже с тканью срывал с себя Давыдов ордена. – Два килограмма! Измаил, Берлин, Париж!
– Князь, успокойтесь, – посоветовал ему Панкратов, расставивший ноги и опершийся на стул с такой позой, чтобы было понятно – никуда он не уйдет. – Никто не сомневается в величии ваших подвигов и ценности их для страны. Уверен, князь Юсупов имеет ввиду совсем другое.
– Что тут еще можно иметь ввиду, а? – Сорвав уже все ордена, не найдя новых и чуть ссутулившись, произнес Давыдов. – Максима же повесят…
Его ладонь колола булавка ордена Святого Георгия, но он словно не замечал проступившей капли крови на коже.
– Я думаю, князь Юсупов сам нам сейчас скажет. – Мягким тоном ответил ему Панкратов.
– Господа, вы все еще можете абсолютно спокойно и невозбранно уйти. – Пробормотал Юсупов.
– Оставьте, князь, – махнул рукой Панкратов. – Все, кто хотел уйти, уже сбежали. Шуйский, вы же не желаете уходить?
– Мой внук оставил подранка. – Недоуменно поднял тот бровь. – Вы даже не представляете, как они сладко пахнут страхом.
– Еремеев, вы-то проявите благоразумие? Ваша дочь уже спасена.
Хозяин дома почесал озадаченно подбородок и, удерживая ладонь перед лицом, другой рукой повернул ободок одного из колец – явив присутствующим 'признающий' герб Мстиславских.
– Оказывается, у меня дочка кормилицу принца из-за грани вытащила, – доверительным тоном произнес он. – Мне пообещали любую поддержку в любом вопросе, – подчеркнул он последнюю фразу, хищно улыбнувшись.
Сдвинув пальцы, из-за ладоней на Еремеева неверяще глянул даже Юсупов. Но потом снова закрылся ладонями, продолжая молчаливо изображать скорбь.
– Я не уйду. – Буркнул Давыдов. – Непонятно, отчего вы сами не уходите. – Покосился тот на Панкратова.
– Я уже заработал кучу денег на падении Черниговских, – деловито ответил он. – Не такую, как закопана во дворе. Но я не откажусь заработать еще.
– В таком случае, ежели никто не уходит… И рядом только верные люди… – Вздохнул из под ладоней Юсупов.
А затем медленно убрал их от лица, открывая широкую и крайне довольную улыбку, которую так чертовски тяжело было скрывать все это время.
– Это его от горя так, да? – Ткнул Василий локтем Шуйского, опасливо глядя на могущественного князя.
– Я боюсь, что от радости, – скептически отозвался тот, в очередной раз с горечью поражаясь, как изменились времена – напротив скалился в искренней улыбке его старый враг, а ему почему-то тоже было хорошо, и даже отлегло от души…
– Вася, в какой там пачке была водка? – Потер ладони Юсупов. – Нам бы наших врагов помянуть. Ну, и за здоровье молодых, разумеется.
– А нет, он вполне здоров, – авторитетно высказался гусар, оборачиваясь в сторону стены и выуживая нужную упаковку.
Не то, чтобы та была подписана и стояла второй с конца – но чутье и многолетний опыт…
– Так, а война? – Недоуменно оглядел всех Еремеев, нервно крутя перстень на пальце.
– Некогда воевать, бизнес стоит. – Открывая бутылку, указал ему Юсупов на скинутые на пол бумаги.
– Я не совсем понимаю…
