Сборник Попаданец (СИ) - Мельник Сергей Витальевич (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
— Как мило с вашей стороны, — невесело усмехнулся я.
— Думаешь? — Она рассмеялась. — Ну-ну…
Взгляд у нее получился острым и многообещающим.
— Не прощаюсь, барон. — Она грациозно встала. — А говорю до свидания, надеюсь на ваше благоразумие и здравый смысл.
Она соскользнула черной молнией в придорожные заросли, скрываясь из виду столь же стремительно, сколь и появилась, оставляя нас с алхимиком в подвешенно-взволнованном состоянии на обратном пути в Касприв.
— Ульрих, — нарушил наше молчание Аль уже в номере нашей гостиницы. — Это слишком сложно все, боюсь, тебе лучше бежать.
— Не бойся. — Я смерил его долгим тяжелым взглядом. — Наше время бояться уже закончилось, пусть теперь этим займутся другие.
— Но что ты можешь противопоставить целой армии мятежников? — Аль недоуменно уставился на меня. — Ты представляешь себе этот поток, всю эту армаду, что сейчас движется на нас?
— Что противопоставить? — Я улыбнулся. — Есть у меня кое-что, что я могу еще скрутить под нос всей этой нечисти.
Аль заозирался по сторонам, предчувствуя неладное и явно правильно улавливая мой взгляд.
— Что же это? — несколько затравленно спросил он.
— Ты. — Я расплылся в плотоядной улыбке. — Ты, мой друг, остановишь это вторжение.
Помню, в бытность свою молодую студенческую, когда сердце пылало страстью юношеского максимализма, когда принципиально важно было отморозить уши назло маме, не надев шапку, я выучил презабавный тезис, выхваченный мной из какой-то литературы, и звучал он, если память мне не изменяет, так…
Анархия — мать творчества. Освободившись от социального давления, люди, естественно, начинают изобретать и творить, искать красоту и разум, плодотворно сотрудничать. На удобренной почве даже из самых маленьких семян вырастают большие деревья с великолепными плодами.
Конечно, со временем и малой толикой жизненных «трендюлей», человек даже в полном отторжении социума приходит к мысли, что закон, он не только ограничивает тебя в праве крикнуть посреди площади в толпе дерзкое «пиписька!». Но так же еще и защищает тебя от того парня с палкой в руках, который не прочь «шандарахнуть» тебя от души в душу за душу, по-братски по горбу, только лишь за то, что ему показалось, в его больном воображении, что «пиписькой» ты назвал именно его.
Мы законами ограждаем себя от себе подобных, ибо каждый в душе помнит и знает, Homo homini lupus est, человек человеку волк.
Вот она мать творчества и «вытворячества» в полной своей красе, вот они семена сотрудничества и изобретательства в действии, вот они чудесные деревья с плодами. Город захлестнул разбой, убийства и простое аморальное насилие сильнейшего кулаком к слабейшему по нисходящей далее.
Прогнозируемое беззаконие, наибогатейшие купцы с личной гвардией ушли, а на тех, кто попроще, накинулись, словно стая волков, «дербаня» их в клочья, и главное, кто? Правильно, бывшие защитники отечества, те, у кого было оружие под рукой, те, кто первыми узнал, что власть меняется, что предъявить им уже нечего, но зато есть возможность отличиться перед новыми хозяевами.
Бывшие регуляры короны, часть гвардейцев от северных баронств, неслабая такая волна мародеров и дезертиров как по команде в одночасье принялись грабить Касприв, переворачивая его вверх дном, учиняя дебоши и поджоги, впадая в непотребное пьянство.
— Они же давали клятву королю! — Герман, позвякивая доспехом, нарезал круги по главному штабному шатру, мешая мне с Алем корпеть над формулами и книгами, так как небезосновательно опасаясь разбойников, мы переехали в лагерь легиона, все еще остающийся оплотом порядка в море хаоса и всеобщей вакханалии упадка духа. — Эти солдаты еще вчера защищали нас своей грудью и своей кровью, еще вчера мы, благородные, держали их в своих замках, доверяя честь своей семьи! Мы верили им! И что теперь?! Как это вообще возможно?!
— Пора цветения трав, когда поет иволга и склоны гор одеваются в зеленый наряд, — это обманчивая видимость нашего мира. Когда деревья обронят в воду листву, и скалы будут стоять оголенными, тогда людскому взору воистину явится доподлинное естество Неба и Земли. — Важно и, возможно даже, по существу ответствовал ему господин Ло, сидя в медитативной позе и не открывая глаз.
— А? — Герман запнулся на шаге, пытаясь понять непонятное, объять разумом необъятное.
— Он говорит. — Граф Десмос, недавно вернувшийся со своими ребятами в лагерь, разливал по бокалам различные вина, подолгу останавливаясь у початых бутылок, чтобы втянуть своим усовершенствованным обонянием нераскрытые грани винных букетов. — Срывая с людей маски человечности, будь готов к тому, что у некоторых это были на самом деле намордники.
— Что? — Герман де Мирт в еще большей озадаченности зашарил взглядом по всем присутствующим.
— Страха «нема» у холуёв. — «Чвиркая» правильным камнем по лезвию меча, свою лепту в воспитание молодежи внес Семьдесят Третий, наш верховноглавнокомандующий всем легионом.
— Они же клялись… Они же служили с нами все вместе… — Герман устало опустил плечи.
— Мальчик мой, нам нечем платить по счетам их надежд на то, что в будущем им будет жалованье, теплая койка и положенный обед. — Рыжебородый барон Кемгербальд сидел за шахматной доской напротив барона Пиксквара, последнего, вокруг которого еще держался костяк гвардии, вернее все, что от нее осталось.
— Ульрих! — Затюканный нравоучениями герцог де Мирт повернулся в мою сторону, видимо ища хоть с моей стороны какой-то моральной поддержки в своем неверии в истинную суть вещей. — Ты-то чего молчишь?!
— А что я могу сказать? — Я устало потянулся, вновь возвращаясь к алхимику и тому труду, который мы с ним на пару сейчас выводили уже второй день кряду на бумагах, а вечерами в моей переносной лаборатории. — Это даже хорошо.
— Хорошо?! — У Германа отвалилась челюсть от моих слов.
Господин Ло слегка приоткрыл заинтересованно один глаз, а граф Десмос и господа бароны соизволили повернуться в мою сторону, в то время как со стороны Семьдесят Третьего послышался ехидный смешок.
— Определенно неплохо. — Пожимаю плечами, не отрываясь от дел. — Ведь на месте города могли быть мы с вами, господа, не кинься вся эта сволочь грабить город, она бы изрядно поистрепала нас, а как вы понимаете, мы сейчас не в том положении, где стоит еще и на эту проказу кидать головы своих людей.
— Ну, так-то да, — задумчиво за всех выдал барон Кемгербальд. — Мы успели вывезти семьи, успели собрать всех в единый кулак и даже времени у наших солдат еще в запасе перед смертью, неделя по прикидкам разведки. Вроде как отдохнем…
— Это конец, — безжизненным голосом, полным пессимизма, наконец, подвел черту де Мирт. — Мы все уже мертвы, господа.
Повисла тяжелая пауза, каждый из присутствующих потупил взгляд, уходя в свои мысли и внутренние переживания.
— Я жил неправедной жизнью, но видят боги, в вашей компании, мои друзья, я с легкостью приму смерть в бою! — Граф Десмос первым нарушил тишину, салютуя собравшимся бокалом с вином.
— Это будет славная битва, и нет большей чести для воина, чем встретить смерть в сражении. — Кивнул лысым черепом монах.
— Никто никогда не скажет, что фамилии баронов севера запятнали себя трусостью, — впервые подал голос Пиксквар. — Все, кто останутся с нами до конца.
— А легиону, собственно, и деваться некуда. — Шмыгнул носом Семьдесят Третий. — Однако же помирать, я думаю, нам еще рановато.
— Благодарю вас, капитан. — Герман, наконец, угомонился, тяжко опускаясь в кресло и обхватывая голову руками. — Но я уже понял, что надежды нет, а чудес не бывает.
— Значит, вашбродь, вы неправильно поняли. — Семьдесят Третий повел своими могучими плечами.
Народ в походном шатре заерзал на местах, поворачиваясь к легионеру и устремляя на него пристальные взгляды.
— О чем вы, сударь? — первым сформировал общий вопрос граф Десмос.
— О нем, естественно. — Семьдесят Третий без лукавства ткнул своим здоровенным пальцем в мою притихшую у стола тушку. — Я под его командованием раз десять попрощался с жизнью, и каждый раз он вытаскивал меня и моих парней.
