Голодные игры - Коллинз Сьюзен (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗
Ногой надо срочно заняться, а я все еще не решаюсь на нее посмотреть. Вдруг она такая же, как у того парня, и я увижу свою кость. Хотя… мама говорила, что если ожог очень сильный, то боли может и не быть вовсе, потому что разрушены нервные окончания. Ободренная этой мыслью, сажусь и поворачиваю ногу, чтобы было видно.
И едва не теряю сознание: кожа, рубиново-красная, сплошь покрыта волдырями. Я делаю несколько медленных, глубоких вдохов, зная, что камеры сейчас направлены на мое лицо. Нельзя выказать слабость. Иначе помощи не жди. Жалким видом никого не удивишь. А вот стойкость часто вызывает восхищение.
Отрезаю ножом обрывки штанины и осматриваю рану внимательнее. Ожог размером с ладонь. Кожа нигде не почернела. Пожалуй, от воды вреда не будет. Осторожно опускаю икру ноги в лужу, опираясь каблуком о камень, чтобы не замочить ботинок. От облегчения у меня вырывается вздох. Есть какие-то травы, они ускоряют заживление, вот только припомнить я их не могу. Вода и время — единственные мои лекари.
Не пора ли идти? Дым постепенно рассеивается, но в нем еще таится угроза. Если я пойду дальше от пожара, то не напорюсь ли на вооруженных до зубов профи? К тому же стоит только приподнять ногу, как она вспыхивает новой болью. С руками иначе: хоть ненадолго я могу вытащить их из воды. Это позволяет мне разобраться с вещами. Наполняю бутыль водой, капаю йод и, подождав полчаса, наконец утоляю жажду. Без всякого желания грызу галету, чтобы как-то утихомирить желудок. Сворачиваю спальный мешок. За исключением нескольких подпалин он не пострадал. Чего никак не скажешь о куртке. Вонючая, обгоревшая, задний край испорчен безвозвратно. Я отрезаю целый фут снизу, и теперь она мне едва достает до пупка. Все лучше, чем ничего. И капюшон цел.
Несмотря на боль, мной овладевает сонливость. Хорошо бы забраться на дерево и выспаться, но там я буду слишком заметна. К тому же уйти от воды выше моих сил. Я аккуратно складываю свое добро и даже надеваю рюкзак, однако уходить не решаюсь. В луже замечаю растения со съедобными корнями. Вот и завтрак. Ем их с остатками крольчатины. Запиваю водой. Солнце неторопливо описывает дугу на небе. А стоит ли куда-то идти? Где я найду более безопасное место? Я откидываюсь спиной на рюкзак и поддаюсь слабости. Если профи меня ищут, плевать, пусть находят, успеваю подумать, проваливаясь в забытье. Пусть находят.
И они находят. Хорошо, что я собралась заранее: когда слышу их шаги, у меня меньше минуты форы. Уже опускаются сумерки. Едва проснувшись, я вскакиваю и шлепаю прямо по луже к кустам. Из-за ноги я не могу бежать быстро, но и у преследователей прыти, похоже, поубавилось. Я слышу их кашель, хриплые перекликающиеся голоса.
Однако они все ближе и ближе. Загоняют меня, как стая диких собак, и я поступаю, как всегда в таких случаях — выбираю дерево повыше и карабкаюсь вверх. Если бежать было больно, то лезть невыносимо: при беге напрягаются только мышцы, а здесь мои бедные ладони постоянно трутся о корявую кору дерева. Медлить нельзя, и когда появляются профи, я уже на высоте двадцати футов. Мы смотрим друг на друга. Надеюсь, им не слышно, как грохочет мое сердце.
Вот и конец. Какие у меня шансы против них. Все в сборе: пять профи и Пит. Единственное мое решение — они тоже выглядят порядком потрепанными. Но они вооружены. Смотрят на меня, как на верную добычу, и скалятся. Что ж, они правы. Я в ловушке. И тут меня осеняет. Да, они крепкие и сильные, зато я легкая. Потому-то я, а не Гейл, срываю самые верхние плоды и ворую яйца из самых высоких гнезд. Я легче любого из них фунтов на пятьдесят-шестьдесят. Теперь улыбаюсь я.
— Ну, как дела? — бодро кричу я.
Они ошарашены, а зрителям понравится.
— Нормально, — отзывается парень из Дистрикта-2. — А у тебя?
— На мой вкус было жарковато. — Я почти слышу смех из Капитолия. — Здесь вверху воздух чище. Не хотите подняться?
— С удовольствием.
— Катон, возьми с собой, — говорит девушка из Первого, протягивая серебряный лук и колчан.
Мой лук! Мои стрелы!
— Не надо. — Катон отстраняет лук. — Кинжалом сподручнее.
Я вижу его — короткий массивный клинок за поясом.
Жду, пока Катон залезет на дерево, и поднимаюсь выше. Гейл говорит, что в этом я похожа на белку: моментально вскарабкиваюсь на самый тонкий сук. Дело не только в весе, но и в умении: надо знать, где браться руками, куда ставить ноги. У меня большая практика. Я взбираюсь еще футов на тридцать, когда слышу треск. Катон летит вниз, цепляясь за сучья и ветки. Он здорово стукается о землю, у меня даже мелькнула надежда: не свернул ли он себе шею, но нет — встает на ноги, ругаясь как сапожник.
Следом решает попытать счастья девушка с луком — я слышала кто-то называл ее Диадемой (ну и дурацкие же имена дают детям в Дистрикте-1!). У нее хватает ума не лезть дальше, как только сучья под ногами начинают трещать. Я теперь на высоте восьмидесяти футов. Тогда девушка стреляет в меня из лука. Сразу становится ясно, что она совсем не умеет с ним обращаться. Одна стрела все-таки застревает в ветках настолько близко, что до нее можно дотянуться. Я дразню девушку, размахивая над нею стрелою, словно бы только для этого и добытой. На самом деле при случае я думаю воспользоваться ею по назначению. Будь то серебряное оружие у меня в руках, перестреляла бы всех до единого, они бы и опомниться не успели.
Профи собираются на совет, до меня доносятся их раздраженные голоса. Злятся, что я выставила их болванами. Но день уходит, а вместе с мим и возможность новой попытки напасть на меня. Наконец Пит резко подводит итог:
— Ладно. Пусть сидит там наверху. Никуда она не денется. Займемся ею завтра.
Что ж, в одном он прав: никуда я отсюда не денусь. Боль в ноге, ослабевшая было от холодной воды, вернулась с новой силой. Я спускаюсь в развилину и неуклюже готовлюсь ко сну, стараясь при этом не стонать. Надеваю куртку, разворачиваю спальный мешок, пристегиваюсь. В тепле мешка ноге становится совсем худо. Я разрезаю его внизу и высовываю голень на свежий воздух. Сбрызгиваю рану водой, слегка мочу ладони.
Вся моя бравада улетучилась. Я очень ослабла от боли, но не могу съесть ни крошки. Даже если и продержусь ночь, то что будет утром? Тупо смотрю на листья в надежде постепенно заснуть, но ожоги не дают забыться. Птицы устраиваются на ночь, поют колыбельные своим малышам. Ночные хищники выбираются из своих логовищ. Кричит сова. Сквозь дым пробивается слабый запах скунса. С соседнего дерева на меня смотрит какой-то зверек — опоссум, наверное. Его глаза горят, отражая свет факелов моих преследователей. Я резко поднимаюсь на локте. Это глаза не опоссума, не их тусклый блеск. Это вообще не глаза животного. В последних блеклых лучах догорающего дня я различаю знакомые черты. Она молча наблюдает за мной из-за ветвей. Рута.
Сколько она уже здесь? Вероятно, с самого начала. Сидела себе тихонько и помалкивала, пока внизу разворачивалось действие. Возможно, она забралась на свое дерево незадолго до меня, когда услышала погоню.
Какое-то время мы неотрывно смотрим друг другу в глаза. Потом, не тронув ни листика, из ветвей высовывается ее рука и показывает на что-то у меня над головой.
Мой взгляд следует в том направлении. Сначала я не вижу ничего, кроме листвы, но потом различаю на высоте пятнадцати футов надо мной какое-то пятно. Что это? Зверь? По размерам напоминает енота, но не енот: свисает вниз с ветки и слегка покачивается. Среди обычных вечерних звуков мой слух улавливает тихое жужжание. И тогда я понимаю. Это осиное гнездо.
Меня пронизывает страх, хочется закричать или броситься вниз, но я удерживаюсь. В конце концов, я ведь не знаю, что это за осы. Может быть самые обыкновенные — «ты нас не трогаешь, мы тебя не трогаем». Хотя на Голодных играх обыкновенное не в порядке вещей. Скорее всего это одна из капитолийских геномодификаций — осы-убийцы. Подобно сойкам-говорунам они были созданы в лаборатории, и во время войны их гнезда рассовали в лесах вокруг дистриктов — вместо мин. Они крупнее обычных ос, у них золотистое тело, а жало такое, что при укусе сразу вскакивает волдырь размером со сливу. Большинство людей умирают от четырех-пяти укусов. Некоторые — от одного. Выжившие часто сходят с ума от галлюцинаций, вызываемых ядом. И еще: если кто-то потревожит их гнездо, осы не успокоятся, пока не закусают обидчика до смерти. На то они и убийцы.