Амулет (Потревоженное проклятие) - Волков Сергей Юрьевич (читать книги бесплатно полностью .TXT) 📗

— Здорово я вас разыграла? Ну, сказала, что не умею пить водку!

Я усмехнулся:

— Здорово… Проверяли меня, гожусь ли на роль спаивателя молоденьких симпатичных девушек?

— Ага!

— Ну и как, гожусь?

— Годитесь! А давайте выпьем на брудершафт! А то все «вы» да «вы»…

Я снова наполнил рюмки, взял свою в руку, продел в полукольцо Зоиной руки, мы опять чокнулись и выпили. Зоя бесшумно опустила рюмку на стол, мы потянулись на встречу друг другу, я ощутил губами упругие влажные губки девушки, и сразу — острый подвижный язычок между ними.

Честно говоря, я не ожидал такого! Мы целовались, пергнувшись друг к другу через стол. Так, не отрывая губ, Зоя выпорхнула из-за стола и как-то очень естественно оказалась у меня на коленях…

И была ночь… И было утро…

Я проснулся довольно рано — часы в гостиной пробили восемь. Зоя безмятежно спала, положив свою изящную головку мне на плечо. Я ощущал ее тело, остренькие груди, тепло ее кожи. Но в то же время вся наша бурная ночь казалась мне чем-то ненастоящим — как-будьто это была игра. Нет, Зоя оказалась очень грамотной девушкой в плане секса, но делала она все очень… ну, хорошо, что ли! Как будь-то экзамен сдавала — без лишних движений, без особых эмоций… Оценку «пять» она, безусловно, заработала, но… Вот, подобрал — это напоминало спорт!

Пока я размышлял, Зоя проснулась. Она открыла глаза, улыбнулась мне, чмокнула в щеку, вскочила с кровати, потянулась, с хрустом разминая свое молодое, точеное, соблазнительное тело, обернулась на меня, мол, оценил? Потом, напевая, подошла к большому ковру, висящему на противоположной стене ее комнаты, что-то повесила на него или сняла…

— Ты что делаешь? — удивился я, приподнимаясь на локте.

— А, так, ничего! — пропела Зоя, подхватила со стула халат и, выбегая из комнаты, крикнула: — Я в душ, а ты сделай кофе, пожалуйста!

Я встал, оделся, и, натягивая носок, посмотрел на ковер. Весь низ этого пушистого, благородного изделия бухарских ковроделов покрывали английские булавочки, к ушкам которых были привязаны пучки волос, разных волос: рыжих, черных, белобрысых, кудрявых, прямых, даже седые попались! Но, насколько я понимаю, все волосы были мужскими. И в самом низу ковра я вдруг увидел булавку со своими волосами! И когда она только успела!

«Это что же?! Эта паршивка коллекционирует мужиков! Сколько их у нее? Пятнадцать… двадцать девять… сорок один… шестьдесят восемь… Ого! Почти сотня! Вот тебе и будущий юрист! Небось, хвалиться перед подругами! Да и те, наверное, такие же… А я-то расчувствовался, дурак!». Я до конца оделся, почему-то вспомнив нашу с Борисом дурацкую записку, адресованную Зоя, и мне вдруг стало стыдно. Стыдно за себя, за Бориса, за наше скрытое жеребячье соперничество. Да уж, вот во истину — о времена, о нравы! Дочь известного археолога, студентка престижного факультета МГУ, красавица с внешностью ангела, занимается постельным спортом, к двадцати годам переспав с сотней мужчин! Не иначе, мамины гены…

Я вышел из комнаты, прошел через прихожую, увидел на кухне остатки наших вчерашних посиделок, вспомнил, какой робкой, тихой и милой была Зоя вначале, и какой жеманной и похотливой потом… Я почувствовал, что мне противно. Так противно, как не было даже вчера утром, когда я обнаружил у себя в постели ту жирную бабищу. И тут из ванной сквозь шум и плеск раздалось: «Сережа! Кофе готов? Я иду!».

Я шарахнулся от звука этого голоска, как черт от ладана! Прошмыгнув в прихожую, сунул ноги в ботинке, распахнул дверь и бросился вниз по лестнице, перемахивая по пять ступеней разом…

И снова перед глазами замаячил раскачивающийся серебрянный кружок, причем глаз в его середине издевательски подмигивал!

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Поднимаясь по лестнице в своем подъезде, я размышлял о том, чем мне сегодня, а равно и завтра, и послезавтра заняться. До четверга еще три дня, очень не хотелось провести их дома, тупо высиживая чего-то…

Однако все мои мысли оказались мимо — на не очень-то чистых ступеньках возле моей двери сидел Борис, и копался в своей черной кожаной сумке.

— Привет!

— О! Привет! Где это ты с утра пораньше гуляешь? — Борис оторвался от сумки, улыбнулся, вставая мне на встречу. Мы пожали друг другу руки, я отпер дверь, пропустил искателя в квартиру, спросил:

— Ты есть хочешь?

— Нет, я только из дома! Сеструха накормила — во! Я чего приехал пойдешь со мной к Профессору? Надо навестить старика. Его два дня назад выписали, он сейчас дома!

Я недоуменно пожал плечами:

— Да я его и не знаю совсем!.. Неудобно…

Борис махнул рукой, проходя в комнату:

— Что значит — «неудобно»? Ты же друг Николеньки! Ты знаешь… — Борис приблизил ко мне свое простое, открытое лицо: — …Я думаю, вдруг… В общем, я говорил по телефону с Надеждой Михайловной, и она поделилась со мной предположениями врачей — вывести Профессора из амнезийного состояния может шок, шоковая терапия, понимаешь? Вот я и хочу попробывать — может быть, мне удасться подтолкнуть Профессора к тому, чтобы он вспомнил, что же случилось с ним там, на раскопках! Давай, поехали!

— А ты уверен, что нас там ждут? — я все еще сомневался, однако Борис был непреклонен:

— Конечно, ждут! Надежда Михайловна сама предложила мне поговорить с Профессором!

Мы вышли из дома и отправились к метро. У палаток я задержался:

— Борь, ничего не надо купить? Ну, там, шампанского, или сухого вина?..

— Купи какой-нибудь не очень сладкий ликер! Надежда Михайловна любит добавлять капельку в кофе!

Профессор жил в изящном, красивом, современном кирпичном доме на Ленинском проспекте. Одноподъездная шестнадцатиэтажная хоромина напоминала свечу, вознесшуюся среди низеньких, строго прямоугольной формы, грязненьких зданий построенных в конце шестидесятых.

Борис нажал на пластине домофона нужную кнопку, коротко переговорил с Надеждой Михайловной, и спустя минуту мы уже топтались перед дверью, вытирая ноги о яркий, цветастый половик.

В прихожей мне сразу бросилась в глаза та уютная ухоженность, какая бывает только в домах, где живет семейное счастье. Здесь не было той роскоши, что я видел у Паганеля, нет, наоборот, все просто, со вкусом светлые обои, легкая, не громоздкая мебель, много живых цветов, круглый аквариум с яркими рыбками, по стенам развешаны акварели, деревянные доски с вырезанными пейзажами. В этом доме ценили красоту, и умели создать настроение…

Жена Профессора принадлежала к тому замечательному типу женщин, которые, отличаясь красотой в молодости, в старости умудряются сохранить не просто обаяние и молодой задор, но и не меркнут лицом, превращаясь в милых, уютных, домашних бабушек.

Борис представил меня, черезчур громко отвесил Надежде Михайловне какой-то цветистый комплимент, но она оборвала галантности, шикнув на Бориса:

— Тихо, Боренька! Денис Иванович спит! В четвертом часы утра уснул! Все думает, думает, ходит по комнате, записывает чего-то в тетрадку… Ох, и за что нам это наказание!

Я посмотрел на румяное лицо Надежды Михайловны и заметил горечь и тоску, промелькнувшие вдруг в ее глазах. Судьба, как правило, наносит удары исподтишка…

Разливая чай из пузатого фарфорового чайника, Надежда Михайловна рассказывала про болезнь мужа. Оказывается, когда Николенька привез тело Профессора в районную больницу, жизнь уже практически оставила его — врачи констатировали клиническую смерть. Плюс к этому — травма черепа, переломы ребер… Профессор выжил чудом, но всю его правую сторону парализовало, теперь он ходит с трудом, да и то при помощи палочки…

Но самое страшное — мозговая травма вызвала амнезию, и в памяти Профессора образовались обширные провалы. Он хорошо помнит все, что было до девяностых годов, из последних пяти лет — лишь смутные, не совсем ясные образы, а роковые для себя самого события не помнит вообще…