Затерянное небо, книга 1 (СИ) - Баренберг Александр (серия книг txt, fb2) 📗
Однако майор Фогель оказался крайне скупым на слова и эмоции человеком. Да и допрос оставлял впечатление вынужденной формальности. Имя, отчество, фамилия, место рождения, профессия... Стандартные вопросы, задаваемые сухим бюрократическим языком, с проскальзывавшей иногда с трудом скрываемой неприязнью. Не забыл, видать, неприятный холодок приставленного к горлу ножа! Но истинная немецкая выдержка не позволяла личным чувствам майора повлиять на ход допроса. Он продолжал сухо и корректно спрашивать, как будто не замечая моих встречных, частенько ехидных вопросов, которыми я пытался пробить брешь в его самообладании, в надежде получить хоть какую-то информацию. Тщетно! Даже когда я впрямую отказался отвечать на вопрос о местоположении и содержании перенесенного со мной здания (и об этом узнали, гады! Точно, где-то у них сидит агентура!), Фогель никак не отреагировал, не только не применив физическое давление, но даже не угрожая мне неприятностями в случае упорства. Сложилось впечатление, что он не успел получить указания от начальства о границах давления на пленника и, поэтому, предпочитает не усердствовать, удовлетворившись получением общей картины. Короче, где-то к середине допроса я окончательно понял, что настоящий разговор состоится не здесь и не сейчас. И не с майором.
На самом деле, я был близок к полному отчаянию. Если бы в иллюминатор в полу можно было бы выпрыгнуть — сделал бы это не задумываясь о последствиях! Попасть в плен к нацистам — это же просто сценарий из еще детских кошмаров, мучивших по ночам после просмотра наиболее впечатляющих фильмов о войне! Но тогда, проснувшись утром и собираясь в школу, с облегчением говорил себе, что это только сны, а на самом деле фашистов давно уже уничтожили. Кто же знал, что в далеком уголке Галактики чудом сохранилась эта зараза! И что меня может ожидать теперь?
Чтобы отвлечься от нехороших мыслей, я, перемещаясь по каморке, насколько позволяла длина цепи, стал рассматривать доступные для обзора через иллюминаторы элементы конструкции вражеского дирижабля, сопоставляя это с виденным с земли и в коридорчике, куда пару раз выглядывал, пока мне выносили горшок. В конце концов, удалось составить довольно полное представление об этом творении сумрачного тевтонского гения. Фанаты стим-панка наверняка согласились бы отдать свою правую руку за удовольствие его созерцать! Так как воздушный корабль был паровым! Неизвестные немецкие инженеры (интересно, все же, узнать, кто и как попал сюда в сорок четвертом году) отказались от наполнения построенного по так называемой жесткой схеме баллона легкими газами - водородом и гелием, как завещал папа германского дирижаблестроения граф фон Цепеллин, и вернулись к малоэффективному, зато простому и надежному способу создания подъемной силы — с помощью градиента температур. Проще говоря — за счет нагрева воздуха в баллоне и, соответственно, уменьшения его плотности, как в первых монгольфьерах. Но в более плотной атмосфере планетки это, видимо, давало больший эффект, да и низкая сила тяжести позволяла взять на борт громоздкую паровую машину.
Однако пускать дым прямо внутрь баллона, уменьшая агрессивной сажей его ресурс, немцы не стали, пустив закрученный спиралью медный змеевик, смахивавший на деталь огромного самогонного аппарата, от котла через весь внутренний объем аж до самого верха, где отдавший тепло воздуху внутри дирижабля дым выходил, наконец, в атмосферу. Подозреваю, что чистка этой трубы являлась самым страшным дисциплинарным наказанием для провинившихся членов экипажа корабля.
Одновременно паровая машина (а скорее всего — несколько, на что намекали размеры дирижабля) служила и двигателем, приводя в движение два огромных двухлопастных пропеллера, установленных на фермах из стальных труб по бокам аппарата. Вращались они медленно, но на моих глазах молодой и глупый еще, видимо, птеродактиль, подлетевший слишком близко к дирижаблю, получил лопастью винта по тупой башке, после чего камнем свалился вниз. Неустанно работая день и ночь, попыхивающая черным дымком двигательная установка сообщала дирижаблю поступательную скорость примерно в пятнадцать - двадцать километров в час. Скорость я определил, разумеется, на глаз, но не думаю, что слишком ошибся. Исходя из этого и учитывая ночные часы, в которые воздушный корабль иногда, освещая себе путь установленным на рубке мощным прожектором, тоже продолжал неспешное движение, можно предположить, что за прошедшие двое с половиной суток мы преодолели около тысячи километров. Путь лежал на местный запад, то есть в сторону захода светила, что соответствовало моим пока еще скудным знаниям о здешней географии — Имперская Метрополия находилась на самом западном из трех имевшихся континентов. Однако расстояние до нее оставалось мне неизвестно. Хотя, учитывая, что русские в свое время добирались до немецкой колонии на своих двоих через джунгли, оно было невелико, и значит — вскоре наступит конец нашему путешествию. Только вряд ли это меня обрадует...
Топливом для паровой машины служили, как выяснилось, не уголь и не жидкое топливо, а банальная древесина. То ли не было здесь нефти и угля, то ли, ввиду доступности растительного топлива, решили пойти по простому пути. Наверное, в экстренном случае экипаж дирижабля мог использовать и грубо нарубленные прямо в джунглях дрова, но штатно применялись заранее заготовленные брикеты из мелко наструганной и хорошо просушенной прессованной щепки. Заготавливались брикеты на специальных промежуточных базах обслуживания, расположенных, видимо, на маршрутах движения дирижаблей.
Утром третьего дня полета мы как раз на такой и остановились. Еще когда воздушный корабль стал замедлять движение, я насторожился и с удвоенным вниманием стал обозревать окрестности, подозревая прибытие в Метрополию. Однако вскоре под снижающимся по спирали дирижаблем показался небольшой поселок, окруженный геометрически правильным прямоугольником высокого забора. Лишь спустившись еще, понял, что это не поселок, а, скорее, концлагерь. Через каждую сотню метров забора высилась сторожевая башня, а пространство внутри было четко разделено на сектора заграждениями из колючей проволоки. В одних секторах размещались жилые бараки из крепких массивных бревен, соединенные крытыми переходами, в других, защищенных от атаки сверху все той же проволокой, поддерживаемой разбросанными по территории сектора столбами, располагалось, собственно, производство топлива. Сверху легко было проследить все этапы процесса.
В ближайшем к мощным воротам секторе притаскиваемые из близкого леса гигантские стволы срубленных деревьев распиливались огромной ленточной пилой на — кто бы сомневался! — паровом приводе. Полученные обрезки поступали в следующий сектор, где целая толпа одетых в грязные лохмотья людей ручными пилами и топорами делили их на еще более мелкие части. Судя по виду работников — они этим занимались явно не по своей воле. Далее, на следующем этапе, производилось окончательное измельчение сырья до состояния, видимо, мелкой щепки с помощью некоего механизма, похожего на мельницу. После чего полученный материал сушился на больших, подогреваемых снизу дымом от котлов паровых машин, металлических пластинах. И, наконец, смешанный с добывающейся тут же кипящей смолой, прессовался в брикеты посредством парового, опять же, пресса. В результате должен получаться компактный и эффективный энергоноситель. За неимением других...
Дирижабль, ловко сманеврировав, зашел против ветра, направление которого указывалось, как и полагается любому уважающему себя аэродрому, развевающимся на высоком шесте матерчатым конусом, на ровную квадратную площадку размером раза в полтора больше длины воздушного судна. "Аэродром" занимал чуть ли не половину площади всего лагеря. Но причальной мачты, положенной дирижаблям, тут, к моему удивлению, не оказалось. Вскоре догадался, почему — ведь здешние дирижабли, в связи с особенностями их использования, были приспособлены к автономной посадке в любом неподготовленном специально месте. И поэтому все посадочные приспособления таскали на себе.