Дети августа - Доронин Алексей Алексеевич (читать книги бесплатно полные версии TXT) 📗
— Упырь! – по приметной кепке Окурок опознал в бегущем мимо силуэте знакомого. — Петька, мать твою!
— Димон, ты? Как хотишь, а я сваливаю. Тут дело швах.
— Шлюха трусливая! — Окурок встряхнул его так, что клацнули зубы. — Наши там, как мухи, а ты!..
— И пусть мрут, — отмахнулся Петька, вырываясь так, что затрещал рукав. — В гробу я видал…
— Дебил! — Окурок с размаху отвесил ему леща здоровой рукой. — Тебя Уполномоченный на столбе повесит! Собакам скормит! Он из-под земли предателей находит.
Неожиданно это подействовало. Упырь замер и прекратил вырываться. В глазах его появилось осмысленное выражение.
— Ну и че предлагаешь? — выдавил он из себя, продолжая с ужасом глядеть на хлопающие на том берегу разрывы.
— Ты же теперь старший, раз Рыжий кончился? Давай людей остановим и порядок наведем.
— Хер с тобой. Давай. Кажись, ты прав. Виктор по головке не погладит… Везде найдет. Только я… это. Не шибко умею командовать-то, — развел руками Упырь.
— А тебе и не надо. Я буду. Короче, ты временный командир «Цербера», а я твой зам. Кто у вас за связь отвечает?
— Компот. Он в тачке с Рыжим ехал. Рыб кормит…
— Ну значит, будешь ты. Бери базовую трубу и оповещай — отходим вон к той фабрике! Там перестроимся, отдышимся. А я выведу это стадо с моста, пока там живые есть.
Не то чтобы Окурку было до идей, о которых говорил Мустафа Ильясович. О чудо-городе Бога на берегу южного моря, у которого будет свой флот, атомная бомба для врагов и атомная станция для своих. Просто не хотелось становиться бродягой опять, после того, как почувствовал себя человеком.
«Череп» не полег в полном составе, как боялся Окурок, но потерял этой ночью семьдесят человек — столько людей Марат не терял уже много месяцев.
«Церберов» погибло сто двадцать с лишним — точное число своих бойцов идиот Рыжий даже не удосужился записать. Пушка трижды за час переходила из рук в руки, но враги не вывели ее из строя, не подорвали — до последнего надеялись удержать.
Поэтому, когда ее удалось отбить, она продолжила свою работу, но уже стоя на безопасном расстоянии на господствующей высоте. Белорецк ведь весь окружен горами. Всему им приходилось учиться не по книгам, а по своей шкуре. Ведь никто из них, кроме старого Мустафы, настоящей армии в глаза не видел.
Когда первоначальный бардак рассосался, штурм пошел дальше по всем правилам. Обстреляли — навалились — отгрызли еще кусочек в пол-улицы — закрепились там.
И через три дня ёбуржцы выкинули белый флаг, который Окурок, возглавлявший штурмовую группу, первым увидел в свой бинокль.
А Окурок… его по итогам той ночи произвели в атаманы. И хоть он и не дотягивал до уровня Нигматуллина, который со своими «черепами» был главным героем первой битвы, устояв под ударами и даже загнав врагов обратно под защиту их кирпичных домов, зато его заслугой было сохранение почти в целости подразделения, которое уже собиралось разбегаться.
Нескольких паникеров догнали, поймали, и Генерал показательно повесил их на фонарях на стальных тросах. Теперь их трупы были пищей для ворон и хорошим уроком тем, кто хотел служить Орде только в радости, но не разделять с ней беды.
Утром четвертого дня на завод, где когда-то давно плавили металл, приехала делегация уральцев. Теперь у них поубавилось гонора.
— Все имущество бывших государственных органов, армии и полиции принадлежит Сахалинскому Чрезвычайному Правительству как законному правопреемнику. Все имущество, найденное на складах длительного хранения и в убежищах, подлежит передаче СЧП… — зачитывал Генерал требования. — А также все имущество, которое СЧП потребует в качестве компенсации своих расходов и потерь.
Бледный посланник Нового Ёбурга, пожилой мужик в кожаной куртке и кепке из меха зверя нерпы, только кивал и подписывал все, что скажут, гелиевой ручкой.
После того, как на его глазах казнили нескольких пленных, которых обещали ему отдать, а потом выдали их трупы без верхней части, он боялся сказать хоть слово.
Головы отдали отдельно в целлофановом мешке. Сами тела были истерзаны — припомнили «бешеные» уральцам их фугас под мостом. Под вторым, довоенным, оказалась вторая мина, которую благодаря чутью Окурка и опыту Мустафы нашли и обезвредили утром, с первыми лучами солнца, перерезав проводки.
Всё чин-чинарем, как раньше — Генерал даже договор потребовал оформить на бумаге. Чтоб отныне и навсегда этот городишко был вассалом могучей орды. Бланки с пропечатанным гербом он в своем портфеле не зря носил.
Старые бойцы, конечно, ворчали: «Эти суки столько народу наших угробили, а мы их простили. Мы и за меньшее города под нож пускали!» Но Генерал разъяснил им, что это временно. И обусловлено потребностью. А когда потребность пропадет, можно про закорючку на бумаге забыть.
Армия остановилась на постой в захваченном городе. Конечно, им были тут не так рады, как на Волге и в Татарии. Но и они платили тем же. Трофейные команды шерстили Новый Ёбург днем и ночью. Вначале реквизировали все, что нужно было для общака. Потом начали брать для себя. Город перетрясли и выбили, как старый ковер. Брали и женщин — от пятнадцати и примерно до сорока. Младше Генерал не разрешал. Говорил, солдат ребенка обижать не должен.
Брали не насовсем, а на раз. В дома не ломились, но тех бабенок, у кого хватало ума показываться на улицах, вечерами хватали. Сами напросились. Это было, говорил Генерал, священное право завоевателя, которое стояло твердо еще с тех времен, когда царства рассыпались в прах под копытами лошадей сородичей Марата Нигматуллина. И еще раньше — под ударами конницы других племен, чьи имена помнили только старые хроники — печенегов, половцев, гуннов. И что плохого, если женщина побежденных родит от сильного, от того, что с оружием в руках проложил путь к ее ложу? Много племен, говорил Генерал, именно от такого семени и выросли.
Мужиков, кто пробовал возмущаться, расстреляли как «диверсантов». Но таких была всего пара человек. Остальные молчали.
Зато неожиданно они получили пополнение из местных добровольцев. Особенно много рекрутов было из пролов, как тут звали обездоленных жителей деревянной половины, которых здешние хозяева не считали за людей. Они помогут следить за тем, чтоб городские авторитеты не шалили, когда основные силы Орды уйдут.
«Пока вы будете фуражирами и подсобными рабочими. Кто хорошо себя проявит — может стать воином», — объявил добровольцам Марат. А Мустафа придирчиво осмотрел их и выбраковал слабых и больных. Такого добра везде можно найти, да только оно не нужно.
«А кто будет нехорошие речи говорить, тому сразу секир-башка», — наставлял остающихся Генерал. Выделять для гарнизона своих людей он не стал, и Окурок понял, что сюда они могут больше не вернуться.
Всех новичков, которых все-таки взяли с собой, перепоручили ему. Командиром «Цербера» — вместо отправившегося на дно Рыжего — Дмитрия не поставили (но и Петьку-Упыря тоже — им стал звероподобный мужик по кличке Копатыч), но доблесть отметили. Теперь он был у Марата на очень хорошем счету, первый ротный командир, как тот сам сказал. Да и Генерал его заметил.
Вечером второго дня новой для Ёбурга эры командиры Орды сидели в бывшем особняке городского совета. Трещали дрова в камине, за окном стучал дождь. Где-то на улице горланили песню под гитару солдаты.
— Мустафа, дружище, тут нет не только бомбы. Нет почти ничего, что мы искали, — вздохнул Генерал, закончив читать опись вещей, изъятых в казну СЧП. — Уральцы на допросе сказали, что когда они… вернее, еще их отцы добрались до Горы, там уже кто-то побывал. И всё лучшее захапали до них. Я имею в виду аппараты, которые хотел получить наш повелитель и благодаритель… если уж бомбу мы ему не привезем. Ты ломал им пальцы?
— Я делал еще многое другое, — ответил Мустафа-хаджи. — Это не вранье. Они ничего не прячут. У них действительно этих станков нет.
