Клин - Буторин Андрей Русланович (книги хорошего качества .TXT) 📗
Я даже шмыгнул носом. Маму было очень жалко. Да и отца тоже. Я где-то читал или слышал, что материнский инстинкт — он даже сильнее чувства самосохранения. То есть родители скорее согласятся умереть сами, чем дадут погибнуть своему ребенку. Не знаю, во всем ли животном мире так, но у высших животных — точно. А уж у человека — и подавно. Хотя кто его, этого человека, знает… Слышал я и про такие случаи, когда матери отказывались от своих детей, оставляли их в роддомах… Тут я разозлился на себя и даже сплюнул — мои-то мама с отцом не из таких, они-то понятно, что ради меня пошли бы на все! А вот, кстати, наоборот — я бы ради них пошел?..
Ответить на этот непростой вопрос мне не дал Серега.
— Чего плюешься? — хмуро спросил он.
— Да так, — не стал вдаваться в подробности я, — мысли дурацкие лезут.
— Не грусти, — подобрел брат. — Выберемся.
От этой поддержки мне стало чуточку легче. Все-таки здорово, подумалось мне, что я здесь не один, что рядом есть родной человек. По-настоящему родной, хоть мы и увиделись с ним впервые всего лишь несколько дней назад. А если вдуматься — то вовсе даже не дней, а десятилетий!.. Но думать об этом совсем не хотелось. К тому же тогда, семьдесят лет назад, Серега был вообще не тем, кто он есть на самом деле.
Мне так вдруг захотелось поговорить с ним — не о чем-то конкретном, а просто — по-дружески, по-братски, но момент для этого был откровенно неудачным. Хотя бы из-за лязга и грохота, что производил неисправный вездеход, который то какое-то время двигался вперед, то начинал вдруг дергаться, словно припадочный, то сдавал назад, чтобы повернуть в нужную сторону вопреки сломанному фрикциону…
Так продолжалось достаточно долго, а потом наша лязгающая колымага вдруг резко дернулась и заглохла. Мы с братом переглянулись.
— Все? — спросил я. — Приехали?
— Смотря в каком смысле, — пожал плечами Сергей.
— Ты думаешь, вездеход окончательно сломался?
— Откуда я знаю! Сейчас дойду до Штейна, спрошу.
Но никуда идти не понадобилось. Дверь вдруг открылась и мы увидели Анну.
— Гусеница лопнула, — развела руками девушка. — Очень резко затормозили.
— А чего ж вы так резко тормозите? — буркнул Серега. — Знали ведь, что на ладан дышим.
— Во-первых, претензия не ко мне, — проворчала в ответ Анна, но сообразив, видимо, что сваливать вину на другого нехорошо, перешла от защиты к наступлению: — А во-вторых, легко возмущаться, сидя тут и ничего не делая! Мы едва в «жарку» не влетели, хорошо Штейн вовремя среагировал.
— Мы сидим тут потому… — начал было возмущаться Сергей, но я вовремя пресек зарождение новой ссоры, быстро спросив:
— Куда мы едва не влетели?..
— В «жарку», — сердито зыркнув на Серегу, сказала девушка. — Аномалия куда покруче «зыби», между нами, девочками. Из этой, коли вляпаешься, не выбраться — температура вокруг тебя повысится сразу до полутора тысяч Кельвинов.
— До скольки?!.. — переспросил, думая, что ослышался, я.
— До полутора тысяч, — повторила Анна столь торжественно, будто именно ей лично удавалось достичь столь высоких показателей. — Даже от костей вмиг одна зола останется.
— А посмотреть можно?.. — сглотнул я.
— Вообще-то я пришла за вами, чтобы вы помогли Штейну починить гусеницу. Ну да ладно, посмотреть — это недолго. Пойдем, покажу!
Мы выбрались наружу. Там было весьма неуютно — небо, и без того хмурое, затянуло черными тучами так, что, казалось, наступил поздний вечер. Изредка посверкивали далекие молнии. Шел дождь. Еще не такой, чтобы хотелось немедленно укрыться, но и не мелкая морось, на которую я привык не обращать здесь внимания.
Штейн уже крутился возле лопнувшей гусеницы. Фонарь на шлеме его комбинезона был включен, и его яркий свет ослепил меня, когда ученый обернулся к нам.
— Понимаете, — извиняющимся тоном заговорил он, — лязг, грохот, я не услышал писк детектора…
— Мы не услышали, — поправила его Анна.
— Да, мы, — кивнул Штейн. — Еще тучи эти сгустились… В темноте очень трудно заметить «жарку». Даже в свете фар…
— Ее и днем-то заметить не всегда получается, — опять вставила свое слово девчонка.
— Ты обещала показать, — напомнил я.
— Иди за мной, — сказала она. — Вперед не лезь, поджаришься.
Мы двинулись к носу вездехода. Сергей неодобрительно покачал головой, но ничего не сказал и принялся помогать ученому.
Отойдя от кабины всего метра на два, Анна подняла руку.
— Все. Стой и смотри.
Я замер, пристально вглядываясь вперед. Фары вездехода высвечивали прямо перед нами негустой кустарник. Вокруг, похоже, также были кусты, но на контрасте с ярким светом глаза различали их лишь как темные сгустки.
Анне тоже не понравилось такое освещение.
— Сейчас выключу фары, — мотнула она головой. — А ты пока стой, где стоишь, и не двигайся.
Девушка пошла назад. Я услышал, как она сказала о своем намерении Штейну, но в ответ услышал сердитый голос брата:
— Вы бы лучше помогли, а не мешали!
— Чем же я тебе помешала? — вновь раздался голос Анны.
— Тем, что и так темно, а ты еще темнее хочешь сделать.
— По-моему, фары светят совсем в другую сторону, и выключить я их собираюсь всего на пару минут.
— Да пусть выключает, — вступился за девушку Штейн. — Ненадолго же! Чего ты, Матрос, на нее взъелся? Да и локализовать аномалию все равно ведь нужно, если мы дальше собираемся ехать.
— Или идти, — пробурчал брат.
— Или идти, — будто увидел я, как закивал ученый. — Тогда тем более нужно. Выключай, Анна, выключай.
Вскоре фары погасли, и в первые несколько мгновений мне показалось, что наступила глухая ночь. Но глаза быстро привыкли к смене освещения, и вокруг стало даже лучше видно, чем при электрическом свете. Во всяком случае, теперь я вполне отчетливо различил, что нас действительно окружает негустой кустарник, а чуть дальше впереди, на фоне хоть и мрачного, но все-таки более светлого неба, чернели кроны деревьев.
— Это и есть тот самый лес? — показал я на них подошедшей ко мне Анне.
— Да. Мы совсем чуть-чуть не доехали. А теперь смотри внимательно… Нет, давай-ка отойдем к вездеходу.
Мы отступили к самой кабине. Девушка достала горсть болтов и швырнула их вперед. В полумраке сложно было определить точное расстояние, но мне показалось, что вспыхнуло как раз там, где мы только что стояли — раз, другой, третий… Болты словно превратились в маленькие солнца, шаровые молнии, а потом с шипением брызнули в стороны искрами электросварки. В лицо пыхнуло жаром. Я невольно зажмурился, продолжая видеть плавающие перед глазами разноцветные пятна.
— Извини, — сказала Анна. — Она оказалась еще ближе, чем я думала. Хорошо, что отошли.
Я разлепил веки. Впереди, совсем, как показалось мне, близко, сердито шипя, горели мокрые кусты.
— Я еще кину, — предупредила девушка, — надо определить границы.
Сначала слева, а потом и справа перед нами вновь вспыхнули огненные фейерверки. Затем Анна размахнулась еще пару раз, но вспышек больше не последовало.
— Все ясно, пошли назад, — мотнула головой Анна, но не успели мы повернуться, как перед нами вспыхнуло снова. Да так, что мне на миг показалось, словно вернулся день. Причем солнечный. Правда, с солнцем не в небе, а почти под нашими ногами.
Я отпрянул назад, потянув за собой Анну.
— Что это было?! — опередив меня, воскликнул Штейн.
И тут впереди раздался душераздирающий вой, а слева и справа от нас затрещали кусты.
— Все в вездеход, быстро! — скомандовала Анна.
Повторять ей не пришлось, мы один за другим влетели в кузов, а когда забравшаяся туда последней девушка захлопывала за собой дверцу, я успел заметить сверкнувшие снаружи два злобных глаза и ощеренные клыки.
Глава девятнадцатая
Естественные потребности
— Псевдособаки! — невольно вскрикнул я.
— Видимо, да, — сказала, запирая дверь, Анна. — Не успела рассмотреть. Но здесь они нам не опасны.
