Красный терминатор. Дорога как судьба - Логинов Михаил (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗
— С пробужденьицем, товарищ уголовник! Плохи твои дела, да? Так уж вышло, прости. Получилось — теперь все козыри у меня. А у тебя что, спрашивается?
Дуло больно вдавливалось в кожу.
— У тебя, — продолжал солдат, — есть всего два пути. Или ты честно, не дуркуя, отвечаешь на мои вопросы и выпрыгиваешь из поезда, или молчишь, темнишь, гонишь тюльку и тогда вываливаешься отсюда с пулей в башке. Вопрос первый: кто приказал меня убить?
Неудачливый убийца носил кличку Пастух, имел за спиной пять лет каторги, зарабатывал на пропитание деятельным участием в налетах, чтил воровские обычаи и сдавать дружков не собирался.
— Служивый, падлой буду, я тут с краю. Васька-Мозоль, кого ты скинул, взял меня на стреме постоять. Втравил, сука. Пойдем, говорит…
— Ты сделал выбор.
Стриженая голова, направленная солдатской рукой, опасно зависла над летящей бездной, дуло угрожающе переместилось с подбородка на затылок. В движениях солдата отсутствовали игра и сомнение. Пастуху сразу очень захотелось жить.
— Стой, командир! — завопил он. — Киря послал!
— Высокий, блондин, едет в спецвагоне, красится под чекиста?
— На понт берешь? Это Ленька-Баркас. Киря с тебя ростом, сутулый. Конечно, в спеце едет, где еще?
— В спецвагоне все ваши или натуральные чекисты имеются? — Назаров, демонстрируя временную благожелательность, вернул пистолетный ствол к подбородку, а бандитскую голову — в прежнее, менее жуткое положение.
— Наши одни. Деловые. Отпусти!
— Ты думаешь все? Мы только начали разговор. Учти, висельник, если что мне не понравится — моментом пуля. Уяснил?
Давно Пастух не попадал в такую скверную историю. Последний раз — когда взял за горло полковник Терехин из пензенского сыска. Тогда пришлось навести на хазу, где хранилось золотишко, тиснутое из сейфа купца Панкратова, и отдать всех провернувших это дельце воров, чтоб самому не загреметь за мелкую кражонку, на которую Терехин сам и вывел его, взял с поличным и сломал. Теперь Пастуху приходилось откровенничать в обмен на призрачную надежду остаться в живых.
— Ты в каком вагоне ехал? — продолжал допрашивать солдат.
— Я? Да с мужиками! Через вагон от тебя.
— Кто еще из ваших едет не в спецвагоне?
— Никого. Трое всего и было.
— Чем я Кире помешал, знаешь?
— Падлой буду, толком не знаю. Сказали — дело срываешь.
— Сколько тебе за меня пообещали?
— Как сколько! Я долю отрабатываю.
— Документы у тех, из вагона, чекистские, верные?
— Верняк. Мандаты кондовые.
Теперь можно было переходить и к главному.
— Чего везете-то?
— Не знаю, солдат, Богом клянусь! — Если бы Пастух не боялся, что за резкое движение рукой его пристрелят, то обязательно бы перекрестился.
«Врет, — понял Назаров, — и еще о Боге вспомнил, уголовная морда». Федор толкнул голову бандита вперед, под ветер, приставил маузер к затылку и нажал на курок.
Испуганно ойкнул боец Раков.
— Что ж ты, Марсель Прохорович, так тебя разэтак, пистолетик с предохранителя не снял! Выговор тебе, командирское порицание. А кабы в бою? Ну да ладно, дело поправимое, — Назаров сдвинул предохранитель.
Пастух за те доли секунды, пока палец жестокого солдата давил на спуск, успел не только проклясть свою нефартовую жизнь, дело, в которое ввязался по дурости, Ваську-Мозоля заодно, но также немного по— седеть и малость подсадить сердце.
Едва щелкнул выставляемый в правильное положение предохранитель, Пастух перепуганно заорал:
— Солдатик, я на полпальца только чего-то знаю! Мазанул ухом чучка! Только слушок непроверенный!
И затараторил, давясь словами, боясь делать паузы:
— Гвоздь трепал — спирт везут. Он слыхал, как москвич базарил с нашим паханом. Торговались, на сколько ведер тянет товар. Гвоздь, он, может, и трепался. Гвоздь — он…
— Что за товар предлагал москвич за спирт? — не давал опомниться или увести разговор в сторону Назаров.
— Гвоздь у двери подслушивал, базар по кускам хватал. Какие-то цацки из ихнего, московского, музея…
— Из музея?
— Ну. Москвич толковал Кире, вещички, мол, заметные. Потому, дескать, и цена божеская. А так бы, дескать…
— Киря — ваш пахан?
— Ну.
— Москвича как звать?
Пастух опять призадумался, быть ли откровенным до конца, но в памяти вовремя щелкнул предохранитель солдатского пистолета, и это воспоминание вернуло его на праведный путь чистосердечных признаний.
— Киря кликал его Рваным.
— Кто такой, что о нем известно?
— Гвоздь болтал, тот от какого-то Князя приехал дела вести. О Князе сам слышу впервые. Богом клянусь, солдат!
«А теперь не врет», — распознал Назаров. И, не сбавляя темп допроса, спросил:
— Сколько людей в спецвагоне?
— Девять их. А зачем тебе? — Федор Иванович почувствовал, что Пастуха опять слегка отпустило и тот готов вновь приняться гнусно врать и изворачиваться. Пришлось слегка двинуть уголовника маузером по скуле. А что делать? Еще оставались вопросы.
— Без болтовни мне. Быстро — кто в каком купе едет?
— Да ладно, чего ты… Короче, в первом от конца поезда Киря и Патрон, в двух за ними — остальные ребятки.
— В других купе спирт?
— Ну.
— В пути, не на стоянках, как охраняется вагон? Сколько, где стоят?
— Да как… Не знаю! Вдали я, с мужиками ехал! Падлой буду…
Пока в прокуренном тамбуре проходило несанкционированное дознание, дверь изредка подергивали, в нее барабанили и из-за нее доносилась ругань. Это несколько нервировало товарища Ракова, но Назаров и Пастух не обращали на помехи никакого внимания. Одному и другому было сейчас не до пустяков.
— Кто в Монастырском Чека работает на вас?
Пастух дернулся, повернул к Назарову испуганное лицо.
— Да, ты что, солдат? Мой номер шестой, кто ж мне скажет. О том, кроме Кири, кто может знать? Может, Патрон еще. Он по пьяни знакомством в Чеке хвастал… И то… Ха, ты думаешь, я профессор?
— Шлепнуть бы тебя, — мечтательно проговорил Федор, — по законам революционного времени. Да ведь пообещал отпустить, старый дурак. Так что прыгай-ка! Останешься в живых — завязывай. Освой какое-нибудь честное ремесло. Пошел!
Справедливый солдат чуть подтолкнул бандита в спину, но тот уцепился за поручни и заголосил:
— Давай до станции доедем! Скоро будет. Разобьюсь ведь к едрене фене! Солдатик!
— Придется столкнуть, — железным голосом провозгласил Назаров. — Уж не обессудь. И полетишь головой вниз. Ну, готовься…
— Нет, я сам! — Пастух нащупал ногами подножку вагона, согнул колени, оторвал правую руку от поручня, размашисто перекрестился, прошептал что-то про Бога и его безграничные милости и, оттолкнувшись, полетел навстречу удару оземь…
— Не должен сильно разбиться, — сказал Назаров, закрывая за уголовником дверь. — Поезд сбавил ход. В гору идем, — и о чем-то задумался.
— Часики ваши примите. В сохранности оне, — прервал его задумчивость товарищ Раков.
— Оставь пока у себя, Марсель Прохорович. Позже отдашь.
— В вертеп собрались?! В осиное гнездо?! — официант вскинул руки на манер провинциальных трагиков. Ему бы еще за сердце схватиться.
— Посуди сам, товарищ Марсель, — решил все разъяснить подчиненному товарищ Федор Иванович, — останемся в поезде — скоро, очень даже скоро меня шлепнут. Боюсь, и ты засветился. То есть нас шлепнут. Можем сойти на первом полустанке. В этом случае останемся в живых, поедем следующим поездом. Но — товарищи бандиты доделают свое черное дело. Обратись мы хоть где в местное Чека с тревожным сообщением, они возьмутся проверять и спецвагон, и нас. Телеграфируют на ближайшую станцию или в Москву, чтоб проверили поезд, и еще в Монастырск. И что выяснится? Товарищи из спецвагона — чистые, честные чекисты, везут спиртягу по революционной нужде в столицу по подлинным мандатам. А мы, сообщат из Монастырска — преступники, предатели революции. Сразу нас поставят к стенке или потомят немного, как думаешь, товарищ?
