Офелия (СИ) - Семироль Анна (чтение книг .TXT) 📗
- Может, я и ошибаюсь, Пит. Может, дело не в том, что Лу родился здесь. Когда я думаю о том, как они меряют наши поступки, мне всё чаще кажется, что оттудыши умеют не только мстить за своих, но и прощать. Их мир есть и прощение, и кара одновременно. И… он лучше, чем наш.
- Почему? Красивее?
- Нет. Он справедлив.
- Погоди, - Питер отпустил стебель цветка, и Лу кувырнулся в траву, победно пискнув. – Йон, этот мир с его справедливостью оставил тебя сиротой. И ты говоришь, что он лучше?
- Да. За тем столом четыре с лишним года назад я был единственным, кто… Я даже не знаю, как объяснить. Попробую. Взрослые знали, что они сделали. Они могли этого не делать. Среди них не было военного, который изрешетил русалку из автомата. Но были те, кто решил использовать её тело. Кто резал её, мёртвую. Готовил. Рассказывал другим, что за блюдо и зачем. А потом они это ели. Они сделали ещё хуже там, где могли этого не делать. И их поступок был взвешен, оценен и наказан. Так вот ужасно.
- А ты? Ты же тоже ел!
- Да. Но я не знал, что у меня в тарелке. Я не совершал того поступка, хотя тоже причастен. И наказан по-другому.
- И где справедливость-то в отношении к тебе?
Йонас молча показал на Лу. Питер вопросительно приподнял бровь, ожидая объяснения. И оно последовало:
- Лу появился, когда я думал, чем могу помочь Офелии. Когда я прекратил постоянно ощущать себя чужой смертью. Лу меня простил. За всех людей, которые издеваются над оттудышами. За всех, кто ловит их, вторгаясь в другой мир, и тащит сюда ради денег и развлечений.
- Погоди, - перебил его Питер. - Там же война! Люди сдерживают вторжение… нам же говорят… Нет-нет, не говори ничего! Не говори!
Йонас смотрел на него так, что Питеру стало страшно. Мелькнула мысль, которую он тут же принялся гнать от себя, не давая ей оформиться. Потому что мысль эта могла полностью разрушить всё, во что верил двенадцатилетний Питер Палмер. И Йонас это понял. Грустно улыбнулся и улёгся в траву, положив ладони под затылок.
- Небо сегодня охрененное, - сказал он. – Самая правильная ночь для падающих звёзд. Давай насбиваем себе штук десять под самые заветные желания? Ну их к чёрту, эти серьёзные разговоры. Не сегодня.
Офелия (эпизод двадцать пятый)
На выставку выехали рано утром. С первым автобусом, ещё до рассвета, в усадьбу Палмеров прикатил Кевин, которого Питеру разрешили взять с собой, рассудив, что сын скучает и ему необходима компания.
Кевину отец дал с собой фотоаппарат, за который мальчишка держался обеими руками и ужасно волновался. В отглаженных брюках и новом пиджаке, который сидел ужасно нелепо, Блюм-младший походил на фоторепортёра.
- Привет! – крикнул Питер, увидев его у ворот. – Ты чего там стоишь, как луговая собачка? Проходи, сейчас погрузимся и поедем.
Кевин с опаской обошёл огромный грузовик с хромированной цистерной-прицепом, покосился на высокую кабину, широкие мощные шины.
- Это чтобы перевезти Офелию? – спросил он.
- Ага. Крутая штука, правда? Папина разработка. Эта машина создана специально для того, чтобы перевозить тех, кто живёт в воде.
- Только сегодня Офелия поедет не на ней, - раздался с крыльца голос Леонарда Палмера. – Система ещё не до конца прошла испытания, не стоит рисковать поездкой. Если всё пройдёт хорошо, русалку мы покатаем на днях. А пока «Посейдон» постоит тут, его наполнят речной водой.
Мальчишки приуныли. Оба загорелись идеей проехаться на новейшей машине с большой кабиной и встроенными в цистерну окнами.
- Пап, это стекло? – спросил Питер, указывая на прозрачные вставки.
- Да, оно очень прочное. Практически небьющееся. Наша Офелия сможет любоваться видами в дороге. Питер, шёл бы ты переодеваться. Десять минут до общего сбора у ворот!
Мистер Палмер выкинул окурок в урну возле крыльца и быстрым шагом направился к пруду.
- Я уже переоделся, пап, - укоризненно сказал ему вслед Питер.
- Ты так и поедешь? – удивился Кевин, разглядывая замшевую коричневую куртку, старенькую, но чистую рубашку-поло и шорты на нём.
- Красивой должна быть Офелия. А я поеду в том, в чём она привыкла меня видеть, - гордо ответил Питер.
О том, какую битву по поводу одежды ему пришлось выдержать накануне, Питер скромно умолчал. Миссис Донован притащила какой-то жуткий костюм, который уместно смотрелся бы только в цирке. Питер взглянул на обилие блёсток и рюшек, и наотрез отказался это даже мерять.
- Дорогой, это же выступление, там надо быть ярким, чтобы привлекать внимание! – в отчаянии втолковывала ему мама.
- Питер, я буду в таком же костюме, - добавила Вайнона Донован. – Это очень здорово.
- Отлично. Там наверняка будут фотографы. Если кто-то из одноклассников увидит меня на фото в этих клоунских тряпках, надо мной будут смеяться всю жизнь, - пробурчал Питер. – Я поеду в том, в чём мне удобно и не стыдно.
За завтраком Агата заговорчески подмигнула младшему брату и что-то осторожно положила ему на колени под столом. Питер приподнял край скатерти: на тёмной ткани шортов лежала пластмассовая маленькая куколка.
- Это для Офелии, - прошептала сестра и сделала вид, что кроме овсянки с изюмом её больше ничего не интересует.
Теперь куколка лежала у Питера в кармане, ждала, когда её отдадут русалочке. «Это хоть немного развлечёт её в пути», - улыбаясь, думал мальчишка.
- А где Офелия? – спросил Кевин. – Как она поедет, если не в этой цистерне?
- Ох! – спохватился Питер. – Я же должен быть с ней! Она разволнуется, надо её успокоить!
Он со всех ног помчался к пруду, Кевин поспешил за ним.
Питер едва не опоздал. Опутанная сетями, перепуганная Офелия лежала на дорожке у пруда и угрожающе щерилась. Отец и двое помощников вёдрами наполняли водой стоящий рядом бак два на метр. Бак, поставленный на колёса, выглядел как нелепая повозка. К баку была прислонена крышка с прорезанным по центру отверстием около полуметра диаметром. Мальчишки подбежали, Питер опустился на колени напротив лица русалки.
- Не бойся, - заговорил он, стараясь, чтобы голос звучал ободряюще. – Ничего не бойся. Мы просто поедем в другой город. Я буду с тобой.
Офелия, облепленная своими лентами и кружевными оборками, недвижимая от страха и губительного давления воздуха, напомнила Питеру картинку с выброшенным на берег китом. Он осторожно убрал с бледной щеки русалки налипшие листья и сор, положил руку ей на макушку. Уши Офелии, в ужасе прижатые к голове, чуть шевельнулись.
- Мистер Палмер, а как же она без воды? – голос Кевина дрожал, на лице отражалась целая буря эмоций, главной из которых сейчас была жалость.
- Ничего страшного, Кевин, - откликнулся Леонард Палмер, передавая высокому мускулистому парню полное ведро воды. – Она потерпит немного. Сейчас мы наполним бак и переместим её туда.
Офелия глядела на Питера умоляюще, шевелила тонкими пальчиками и всё старалась подтянуть под «платье» ноги с маленькими изящными стопами.
- Какие красивые у неё лапки, - присев на корточки рядом с Питером и русалкой, произнёс Кевин.
- Лапки – это у собак, - напряжённо отозвался Питер. – У неё руки и ноги. И она вся красивая.
Он вытащил из кармана куколку, показал её Офелии и вложил ей в ладонь.
- Это тебе. Видишь, кукла не боится. Она будет с тобой. И я буду, - успокаивающе произнёс он и добавил: - Я никогда тебя не брошу. Питер и Офелия друзья.
- Кевин тоже друг, - обиженно буркнул обладатель завидных тёмных кудрей.
- А как же без тебя, - усмехнулся Питер, не оборачиваясь.
В бак выплеснули по последнему ведру воды. Мистер Палмер с помощниками бережно подняли Офелию с земли. Русалка слабо затрепыхалась, чёрные глаза от страха стали просто огромными. Пока её несли до бака, Питер шёл рядом и всё повторял:
- Я с тобой. Офелия, всё хорошо. Сейчас будет легче, потерпи.
Он понятия не имел, понимает ли она его слова, но точно знал, что интонации различает точно. Йонас советовал Питеру больше говорить с ней. Объяснял, что оттудыши впитывают эмоции – это для них важнее слов. А эмоции люди привычно выражают словами и мимикой. «Болтай с ней о чём, хочешь, Пит, - сказал Йонас в ночь накануне отъезда на выставку. – Спокойный тон и твой голос сам по себе для неё – лучшее лекарство. Уж поверь. Я знаю, как они воспринимают мир».
