Поход (СИ) - Валериев Игорь (версия книг .TXT) 📗
Около шестнадцати часов в штабную палатку привели задержанного китайца-христианина, утверждавшего, что у него очень важное послание к самому большому военному начальнику. Послание действительно оказалось очень важным — это было письмо от адмирала Сеймура, который оказался «заперт» китайскими войсками в арсенале Сику, который находился с запада от Тяньцзиня в трёх верстах от его предместий, то есть нас разделяло меньше десяти вёрст. Такая вот гримаса необъявленной войны при отсутствии связи.
Анатолий Михайлович, собрав командиров всех союзных подразделений, довёл до них сведения из письма Сеймура и быстро сформировал сводный спасательный отряд под общим командованием подполковника Ширинского. Михаил Иванович был командиром первого батальона Двенадцатого полка, но так как Анисимов был назначен командиром сводного отряда союзников, то ему пришлось временно исполнять дела командира полка.
Выручать первый международный десант на Пекин должны были: сводный батальон русских стрелков из Девятого и Двенадцатого Восточно-Сибирских стрелковых полков в восемьсот бойцов и больше тысячи иностранных воинов, восемьсот из которых составляли англичане. Всё-таки своего адмирала выручать шли. Для огневой поддержки им были выделены все четыре пулемёта Максима и четыре расчета с мадсенами. Командовал этой сводной группой капитан Муравский. Мне участвовать в этом походе генерал Стессель категорически запретил, несмотря на несколько просьб.
Отряд выступил ночью. Его проводником стал китаец, доставивший письмо адмирала. Не известно по какой причине, но ни боксеры, ни войска генерала Не ЧиШена не ввязались в бой и допустили беспрепятственное прохождение десанта до арсенала. В лучах восходящего солнца отряд Ширинского достиг арсенала и вошёл в его ворота под бурные и радостные крики: «Ура!».
Целый день до вечера двенадцатого числа из арсенала перевозили раненых на другой берег Пэйхо, так по левому берегу было проще и безопаснее добраться до лагеря союзников под Тяньцзинем. В это же время в арсенале уничтожали всё, что не смогли с собой взять: орудия, ружья, огнестрельные и другие запасы. Выход отряда в обратный путь ознаменовался гигантским пожаром на месте арсенала Сику.
Вернулись спасательный отряд и экспедиция Сеймура после полуночи. Не считая небольших стычек с какими-то отчаявшимися восставшими, противодействия китайских войск возвращению также не было. В свете костров союзники выстроились перед лагерем и криками «ура» приветствовали вернувшихся. Правда, они смолкли, когда потянулись носилки с ранеными. Я насчитал двести тридцать восемь носилок.
Утром, точнее около семи часов в штабную палатку вошёл вице-адмирал Эдвард Хобард Сеймур, заставив всех находящихся внутри вытянуться в струнку. Несмотря на свои шестьдесят лет внук и племянник английских адмиралов выглядел бодрым, подтянутым, будто бы и не было за плечами восемнадцати дней труднейшего военного похода, бессонной ночи, что вызывало, даже с учетом моего негативного отношения к англам, чувство уважения к этому человеку.
Первичные сведения об адмирале я узнал сегодня рано утром, посетив походный лазарет, в котором разместили и двадцать семь раненых русских моряков: двадцать три матроса и четыре офицера. В экспедиции Сеймура участвовало более трехсот представителей с судов «Наварин», «Адмирал Корнилов», «Петропавловск», «Дмитрий Донской» и «Россия». Из офицеров при отряде адмирала были лейтенант Заботкин, мичмана Зельгейм, Кехли, Кнорринг, Пелль и доктор Островский. Командиром русской части экспедиции был назначен старший офицер крейсера «Россия» капитан второго ранга Чагин.
Целыми назад вернулись Чагин, Кнорринг и доктор Островский. Кехли получил тяжелую рану в голову, Зельгейм в обе ноги, Заботкин в левую ногу, а Пелль в правую руку. У всех, кроме мичмана Кехли, раны неопасные. У Николая Платоновича пулею был пробит в двух местах череп и поврежден правый глаз. По словам офицеров, Кехли, обвязанный, измученный, покрытый слоем пыли, провёл в носилках без сознания несколько суток, бредил, и другие офицеры каждый день ждали его кончины. Однако мичман как-то дотянул, и доктор Куковеров, прибывший с отрядом Стесселя, про которого друзья говорили, что хотя он «мал ростом, но велик способностями» и называли «нашим маленьким Пироговым», в полевых условиях умудрился сделать раненому две трепанации черепа, вскрыл нарыв мозговых оболочек и удалил разрушенный глаз*.
* Вопреки всем ожиданиям мичман Кехли в реальной истории выздоровел и через полтора месяца уже стоял на вахте на своем родном крейсере «Дмитрий Донской». Дослужился до капитана первого ранга за отличие (06.12.1916). Пропал без вести в период с 29.09 по 08.10.1917 года во время боев за Моонзундские острова.
Раненные морские офицеры и поведали мне об адмирале Сеймуре, и, к моему удивлению, негатива от них я не услышал.
— Господин генерал, — обратился Сеймур к Стесселю, находившемуся в палатке, — я прошу Вас собрать через час командиров подразделений вашего отряда. Хочу довести до всех информацию о нашей экспедиции и решить, что делать дальше в сложившейся обстановке.
— Слушаюсь, господин вице-адмирал.
— Через час я подойду, — с этими словами Сеймур развернулся и покинул палатку.
— Господа офицеры, — обратился к нам Анатолий Михайлович, — у нас есть час, чтобы подготовиться к совещанию. Приступим, господа.
Через час палатка была заполнена офицерами, для старших из которых нашлись стулья. Большинству же предстояло совещание провести на ногах, но это никого не пугало, так как услышать из первых уст об экспедиции хотелось куда больше народу, чем могла вместить палатка. Мне повезло — как адъютант Стесселя я попал в круг избранных.
По моим часам ровно через час в палатку вошёл Сеймур в сопровождении нескольких английских офицеров и, поприветствовав собравшихся, опустился на приготовленный для него стул за столом, показав рукой, чтобы остальные также заняли свои места.
— Господа офицеры, я попросил вас собраться для того, чтобы довести информацию о том, как протекала наша экспедиция, — начал адмирал, сняв с головы и положив свою треуголку на стол.
— Сейчас я могу признать, что наша экспедиция вышла на Пекин несколько поспешно. В оправдание могу сказать, что сильно надеялся на войска генерала Не Ши Чена, которые на тот момент расправлялись с восставшими вокруг Тяньцзиня, защищая и железную дорогу в столицу империи Цин. Поэтому я предполагал, что наш отряд достигнет Пекина в течение дня, исправляя небольшие повреждения полотна. Однако всё сложилось не так.
Адмирал замолчал. Его взгляд несколько расфокусировался. Видимо, Сеймур вспоминал события последних дней. Собравшись с силами, тот продолжил.
— Без особых проблем нашим эшелонам удалось дойти только до станции Лофа, где я оставил английский гарнизон из тридцати матросов. Так как станция была сожжена боксерами, те укрепили станционный сарай и сделали на нем надпись «Форт Эндимион», по имени своего корабля. Исправляя путь и, понемногу продвигаясь дальше, мы дошли до станции Ланфан. Здесь уже германские матросы поставили свой «Форт Гефион», также по имени корабля. Первого июня мы смогли продвинуться от станции Ланфан всего на три с половиной мили из-за того, что дальше железнодорожный путь был полностью уничтожен. Отсутствовали рельсы, рядом с полотном чернели остатки сожженных шпал. Вокруг толпы ихэтуаней, которые не нападали, но были готовы сделать это в любой момент. А дальше мы столкнулись с проблемой, к которой не были готовы. — Адмирал вновь замолчал, тяжело вздохнул и продолжил. — У нас было четыре состава, которые ходили по обоим направлениям и поддерживали сообщение между различными пунктами железной дороги. Это было вызвано необходимостью отражать нападения на форты и одиночные эшелоны, остающиеся для их охраны. Так на «Форт Эндимион» китайцы нападали трижды. Потом они начали разрушать железнодорожные пути между станциями. Четвертого июня со стороны Пекина первый раз показались китайские регулярные подразделения, судя знаменами и значками это был авангард китайских войск, находящихся под командованием генерала Дун Фу Сяна, славящегося своею жестокостью и ненавистью к европейцам.
